РЕПРЕССИРОВАННЫЕ
18 октября 1991 года был принят Закон «О реабилитации жертв политических репрессий». Через 61 год государство признало свою политику ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации неправильной. Но историю не перепишешь заново. Нам необходимо восстановить справедливость и сохранить в памяти имена людей, незаслуженно подвергнутых репрессиям.
В Исовский район в 1929-30 годах было сослано 27,9 тысячи человек. На 01.05.1999 года признано реабилитированными 241 и пострадавшими от политических репрессий 31 человек.
В конце 1929 – начале 1930 года для российского крестьянства наступил роковой час «великого перелома» - стал осуществляться переход от политики ограничения и вытеснения кулака к политике «ликвидации кулачества как класса». 30 января 1930 года Политбюро приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». В тот же день это постановление спешно было передано по телеграфу для исполнения всем местным партийным организациям. Одновременно на полную мощь к ликвидации кулачества подключились органы ОГПУ, отдельные красноармейские части. Председатель ОГПУ Менжинский болел. Все руководство карательной операцией было возложено на его заместителя Н. Ягоду. А работа предстояла немалая. По расчетам молотовской комиссии намечалось 60 тысяч глав крестьянских хозяйств заключить в концентрационные лагеря или расстрелять, а их семьи выслать в отдаленные районы страны. Кроме того, 150 тысяч крестьянских семей предполагалось подвергнуть ссылке без уголовного наказания. Из них примерно 70 тысяч намечалось сослать в округа Северного края, 50 – в Сибирь, остальных – на Урал и в Казахстан. Заранее были определены места ссылки – «необжитые или малообжитые местности для использования высылаемых или на сельскохозяйственных работах, или на промыслах (лес, рыба и пр.).
Все административно-организационное управление спецпоселками было возложено на ГУЛаг ОГПУ. Предложения комиссии Андреева в июле 1931 года были закреплены постановлением Совнаркома СССР «Об устройстве спецпереселенцев».
О том, как проходила эта «работа» у нас, как жили и трудились спецпереселенцы рассказывает К.И. Мосин. Его исследования, сбор воспоминаний очевидцев – ценный исторический документ.
Л. ГАН,
председатель городской комиссии по реабилитации жертв политических репрессий.
РАСКУЛАЧЕННЫЕ КРЕСТЬЯНЕ
С началом выселений Уральская область стала центром «спецссылки». За 1930-1931 годы в эту область из других районов СССР было выселено 123547 семей, в ссылку отправлено 25855 семей уральцев.
В 1932-1933 годах выселение продолжалось. Спецссыльные использовались почти во всех отраслях народного хозяйства, особенно там, где требовался тяжелый физический труд.
Из 546 тысяч человек, по состоянию на 10 февраля 1932 года, по поселкам лесной промышленности области было сосредоточено 204155 человек, по «Цветметзолото» 11250 человек, в том числе по Исовскому участку около 7 тысяч. здесь для спецпереселенцев срочно были построены поселки: Нясьма на тысячу человек, Федино – 1800, Рудный – 800, Боровское – 900, Лабозска, Сахалин, Лялинка, Лубянка, Первомайский, Граневое, Каменушка, Вознесенский и ряд других мелких поселков. Выселяли всех, в том числе глубоких стариков, детей и инвалидов.
По инструкции, утвержденной заместителем полномочного представителя ОГПУ по Уралу Нодевым «О порядке переселения и подъема кулаков из районов Уральской области», были записаны такие пункты:
П.8. Весь скот выселяемых остается в распоряжении последних (лошади, коровы, птица и так далее) и при точной описи направляется особыми эшелонами к месту выселения. На каждую лошадь остается полный комплект сбруи и скат колес с осями. Скот обеспечивается фуражом на один месяц.
П. 9. Семенной материал огородный культур оставляется у выселяемого, последний везет его в места выселения.
П. 11. Выселяемая семья имеет право забрать вещи в количестве 30 пудов на семью.
П. 12. Инструмент, как-то: пила, топор, кирка и так далее – отбираются и сдаются под расписку по описи сельсовету, который направляет его на станцию погрузки и грузится в один вагон.
Если бы эти пункты выполнялись, то выселенцы по прибытии на новое место жительства не испытывали бы такие страдания и нужду, какие им пришлось испытать, а государство выигрывало бы от этого.
На самом деле ничего подобного не происходило, выселенцев с этой инструкцией не знакомили, и едва ли она была даже у председателей сельсоветов. Скот и имущество частично перешло в колхозы, а в большинстве случаев было разворовано, хозяйские постройки разобраны и испилены на дрова.
Кого же выселяли из деревень?
Один из бывших выселенцев рассказывает, что у него сохранилась справка от 1 сентября 1929 года, заверенная председателем сельсовета о том, что его отец, житель Пермской области, является середняком, имеет дом с надворными постройками, посева 7,1 десятин, сенокосов незаливных 0,55 десятин, пустошь косимая 0,35 десятин, лошадь 3-х лет, корова одна, нетель одна, овец две. Семья состояла из 8 человек.
В деревне, где жил отец, никто и никогда не имел батраков, каждая семья с утра до вечера трудилась на себя.
В отдельных районах и областях среди раскулаченных оказалось более 50 процентов середняков. Среди них немало оказалось семей бывших красноармейцев, рабочих, учителей, красных партизан и тому подобное.
Раскулачивание в разных местах происходило по-разному.
Один из выселенцев рассказывал:
- Нам сказали: «Берите все, что можете увезти».
А другая, бывшая выселенка, вспоминает:
- При выселении у нас забрали все, даже ложки пересчитали. Нас оставили в том, что было на нас. Хорошо, что соседи принесли вещи, которые мы заранее припрятали у них, так как знали о выселении. Еще осенью, после уборки урожая у нас отобрали все: зерно, скотину, инвентарь. Кое-что из одежды успели спрятать у родных и у соседей.
По-разному сложилась жизнь спецпереселенцев на новом месте жительства.
В каждом крупном поселке был назначен комендант. В его обязанность входило:
1. Осуществлять контроль за порядком в поселке, следить, чтобы кто-нибудь из выселенцев не убежал. Был период, когда выселенец, если желал, например, с Федино сходить в поселок Ис, должен был сообщить об этом уличному, а тот ежедневно вечером докладывал коменданту о том, что все дома.
2. Чтобы все взрослое население было обеспечено работой на производстве и работали. При необходимости помогать выселенцу устроиться на работу.
3. Чтобы все дети учились.
4. Следить за обеспечением жильем, продовольствием, медицинским обслуживанием и так далее.
В лучшем положении оказались те, кто попал на работу на Исовский прииск, в частности, в поселки Федино и Лабозска. Руководство прииска к выселенцам как к рабочей силе отнеслось доброжелательно.
В Федино выселенцев первоначально поместили в бараки с двухъярусными нарами, где людей было набито битком, потолок протекал. Но вскоре построили поселок барачного типа: один дом на четыре семьи. Позднее разрешили строить частные дома с надворными постройками и огородами.
В поселке была построена школа-семилетка, хороший клуб, медпункт, магазин.
Трудоспособное население пошло работать в цехи прииска, дети – в школу, молодежь свободное время проводила в клубе.
Но первые годы, 1932-1933, жили очень плохо, голодали, в муку подмешивали отруби, траву, измолотую кору деревьев и прочие малосъедобные или вообще несъедобные добавки. Нормы на продукты для людей, особенно для иждивенцев, были очень низки.
Выселенцам не повезло в том отношении, что высланы они были в годы царившего в стране голода, который разразился из-за неурожаев в Поволжье и средней части России. Выселенцы не успели обжиться, разработать огороды, завести хоть какую-то живность (коз, куриц и так далее), жили на крайне скудный государственный паек.
Поселок Федино расположен в центре таких приисковых поселков, как Ис, Троицкий, Артельный. Поэтому выселенцы смогли воспользоваться помощью местных жителей, прирабатывая у них на покосах, в огородах, на заготовке дров и так далее. Местные жители делились с ними продуктами питания и поношенной одеждой.
Хуже было в отдаленных лесных поселках, особенно зимой и весной.
Бывший выселенец А.И. Губенко рассказывает:
- Нас привезли осенью с Украины в местечко под названием Братский, в 13-14 км от Маломальского. Имущество выбросили прямо в лесу, на полянке, и уехали. Отец из хвои и веток соорудил шалаш, а для приготовления пищи жаровню из камней.
Вскоре рядом, в Лялинке, самими выселенцами был построен поселок, открыта начальная школа, небольшой клуб, санузел и дом для комендатуры. С первым комендантом не повезло. Был он очень груб и нахален. В порывах гнева кричал:
- Вас убить мало!
Приставал к молодым женщинам. Однажды парня, заступившегося за свою невесту, застрелил, после чего был убран из поселка.
В 1932-33 годах наступил голод. Наиболее слабые от недоедания и заразных болезней стали умирать.
Заразных мертвецов из бараков вытаскивали баграми, скидывали в общую яму и зарывали. Хоронить не успевали, поэтому была создана специальная бригада. Кроме отдельных могил выкопали пять общих размером 6х4 метра, куда гробы ставили в два ряда, вплотную друг к другу. Пока могила не заполнится, ее не закапывали.
Выселенцы в Лялинку были привезены в основном с Украины и Кубани.
В поселке был создан колхоз, появилась привычная для крестьян работа, и жизнь после голодных лет постепенно наладилась.
Один из жителей Лялинки, А.В. Шаньгин, в 1937 году был отпущен навестить родственников на родине. Когда его спросили, не хочет ли он уехать отсюда совсем, Андрей Васильевич ответил: «Нет. У меня здесь хорошая работа, и живу я неплохо». Вскоре он переехал в Федино и стал работать в широко известной в то время старательской артели Мельцова, где были высокие заработки, но на работу приходилось ходить пешком за 7 км.
Особенно тяжело было тем, кто попал в леспромхозы. Между реками Ляля и Актай находился поселок номер 53, окруженный сплошными лесами. В 7 км от него, на берегу Ляли, стояли пять длинных низких барака. Внутри были сооружены большие камины с плитами, по краям нары, в проходе столы и скамейки. Бараки освещались редкими керосиновыми лампами: электричества не было. В эти бараки весной 1931 года с Украины и других районов страны были привезены семьи раскулаченных крестьян, всего около тысячи человек. Каждой семье на нарах был отведен небольшой участок, отгороженный от других жиденькой перегородкой или просто пологом. Спали вповалку. Зимой рубили и возили лес на берег Ляли, а весной сплавляли его.
Вечером взрослое население и подростки, измученные тяжелым трудом, приходили в барак. Мокрую одежду снимали и развешивали для сушки тут же в проходах. Здесь же десятки семей готовили скудную пищу и стирали одежду. В результате воздух был насыщен смрадом, зловонием. Под потолком – клубы пара и испарений. Дети плачут, больные стонут.
Так жили пять лет. Без больницы, школы, радио, книг и газет. На всех был один полуграмотный, полупьяный фельдшер.
Дневное задание большое, зарплата низкая. При невыполнении норм выработки снижалась и норма выдачи продуктов (паек).
Комендант поселка – полновластный хозяин.
Разразившийся голод особенно коснулся этих несчастных людей. Ели все. Не хватало крапивы, резали молодую траву и молодой лист с деревьев, свежие побеги хвои, а тут еще кто-то занес холеру. Начался мор. Сначала стали умирать старики и дети, затем очередь дошла и до молодых. Могилы загодя копали на десять гробов.
У Проскуриных, живших в одном из бараков, умирала шестилетняя дочка Надя. Лежа на нарах, все время спрашивала: «Скоро ли поедем домой?». Она помнила еще те времена, когда, всеми любимая, в деревне жила весело и сытно. Неокрепший организм не вынес голода и примесей к хлебу коры и других грубых добавок. В последние дни уже не могла говорить и лежала молча. Сперва от голода опухли ножки, затем опухоль подошла к груди – и сердце перестало биться.
В 1937 году Ивана Степановича Проскурина вместе с группой других мужиков арестовали и увели. След их пропал без вести.
Прошли самые страшные три года. Многих из выселенцев не досчитались родные и близкие. Оставшиеся стали привыкать к новой жизни и к новой для крестьян работе.
Около домов начали пристраивать хлевушки и сарайчики, в них появились сперва козы, одна-две овечки, куры, позднее коровы. После войны на 1800 жителей поселка Федино было 350 голов крупного рогатого скота. Под огороды раскопали целину, в размерах участков не ограничивали.
На производстве быстро освоили рабочие специальности, и выселенцев вскоре можно было увидеть машинистами драг, землесосов, насосов, гидромониторщиками, молодежь села за руль автомобилей и рычаги тракторов. Многие из жителей Федино в механических мастерских освоили специальности станочников, слесарей, электросварщиков, клепальщиков, формовщиков и сталеплавильщиков.
Выселенцы – от природы люди смышленые, любознательные и трудолюбивые. Физический труд рабочего был не тяжелее крестьянского и его полюбили. Рабочий день 8 часов с обязательными выходными и ежегодным отпуском. Два раза в месяц, пусть не высокая, но твердая заработная плата. Бывшие крестьяне вскоре все это поняли. К одному из жителей на Федино приехал погостить из деревни родной брат и посмотреть, как живут выселенцы. Когда он в будни увидел на столе нарезанный белых хлеб, колбасу, а к чаю конфеты и печенье, то страшно удивился.
- Откуда это у тебя? – спросил он.
Ему объяснили, что это, конечно, не повседневная пища, но в праздники и выходные дни не редкость.
Вскоре о многих спецпереселенцах с уважением стали говорить на рабочих собраниях и в управлении прииска, их стали поощрять.
В числе передовиков называли Черепанова Г.М., Грядуна П.П., Левченко И.П., Синцова Л., Соловьева В.А., Михеева М.В., Шаньгина А.В., Черемухина, Дегтярева, Зуева и многих других.
Коренные жители поселков тоже скоро поняли, что это не «враги народа», а простые доброжелательные люди, и охотно пошли с ними на знакомство, стали помогать им, чем могли.
Все дети пошли в школу. Среди них оказалось немало одаренных. Родители понимали, что образование сыну или дочери дает возможность вырваться из того положения, в котором оказались они. Пройдут годы, и многие из «подкулачников», как их сперва называли сверстники, окончив высшие и средние учебные заведения, станут врачами, учителями, инженерами и даже учеными.
Молодежь охотно шла в клубы и занималась там не только танцами и играми, но и посещала кружки художественной самодеятельности. Даже в таких небольших поселках, как Боровское и Лабозска, на всю округу гремели песни хоровых кружков.
В 1936-37 годах выселенцам выдали паспорта, некоторым разрешили выезд, и они уехали, но ни один из них не вернулся в родную деревню, так как в колхозе жизнь была труднее, чем на производстве, трудодень оплачивался низко, паспорта колхозники не имели и, по существу, были такие же бесправные, как и спецпереселенцы.
В 1938 году многие спецпереселенцы были арестованы. Взяли Губенко А.И., Легалова В.И., Слюсарева Я., Франчука и других.
Арестованных пешим строем под вооруженной охраной, с собаками повели в Нижнюю Туру, оттуда увезли в Свердловск. Им были предъявлены обвинения во вредительстве, которого они не совершали. Так у Губенко следователь добивался признания в том, что он подпилил сваю на драге, в результате чего произошла авария. Губенко пытался доказать, что свая металлическая, клепанная из очень толстых стальных листов и ее кроме электросварки ничем не возьмешь, но его раздевали до нижнего белья, целыми днями держали без пищи в холодном карцере. Наконец, он не выдержал и признался, что действительно «перепилил» сваю. Примерно такие же обвинения пытались предъявить и другим.
В Соликамске просидели полтора года, но им повезло, какая-то комиссия разобралась и многих, но не всех, отпустили домой. Некоторые из оставшихся там, как, например, Бабич и Зуев, отсидели «от звонка до звонка» по 10 лет, а многие вообще пропали бесследно.
Начавшаяся в 1941 году война в одинаковой мере коснулась и свободных граждан, и спецпереселенцев. Сотни молодых людей ушли на фронт, честно и храбро сражались, не думая о своем социальном положении. Многие из переселенцев погибли на фронтах Великой Отечественной войны. Оставшиеся дома работали за двоих.
Но «в семье не без урода». В поселке Рудный, в 7 км от Старой Ляли, проживало около 200 семей спецпереселенцев. Работали в колхозе. С началом войны молодые ушли на фронт. С ними должен был пойти и Леонид Сапугольцев, здоровый, рослый парень, 1921 года рождения. Но, получив повестку, вместо призывного пункта, ушел в лес, стал дезертиром. Чуть позже один за другим к нему присоединились еще два таких же.
Бандитскую группу возглавил самый молодой, но самый смелый и наглый из них – Леонид Сапугольцев. В 5-6 км от Рудного в лесу, на берегу огромного болота Актай, вырыли землянку, из нее в оба конца устроили подземные ходы длиной 30 и 40 м. Землянку оборудовали со всеми удобствами. Чтобы жить, надо питаться, и вскоре в окрестных колхозах и у местных жителей стал пропадать скот, который зимой уводили или забивали прямо в коровнике или частной конюшне.
В Рудном, Лубянке, Старой Ляле и в других близлежащих поселках и деревнях у них появились свои осведомители и наводчики, а у Сапугольцева – любовница.
За четыре года, что прожили в лесу, 20 раз обворовывали в Рудном столовую, где заведующей работала родная сестра Леонида. Воровство в столовой проходило не без ее ведома.
Они пользовались тем, что малочисленная милиция находилась далеко, на Ису, и была занята постоянными срочными делами. Мужики из деревень и поселков ушли воевать, а те, кто остался дома, боялись связываться, так как банда к тому времени была хорошо вооружена.
Однажды в лесу, недалеко от деревни, они поймали семнадцатилетнюю девушку Галю, изнасиловали и бросили. Она, опозоренная и убитая горем, пыталась покончить с собой, но мать с трудом удержала ее, тогда она уехала из деревни.
В 1942 году убили возвращавшегося с фронта раненого молодого солдата, жителя Старой Ляли. На суде бандиты скажут, что им нужны были документы для выдачи себя освобожденными от армии «по чистой».
Так продолжалось до мая 1945 года. Когда окончилась война, третий напарник Рагозин, выполнявший в основном роль повара и домохозяйки, стал уговаривать своих напарников сдаться властям.
- Отсидим срок и вернемся домой, - говорил он.
Сапугольцев и Евтушенко побоялись, что Рагозин уйдет один и «предаст» их. Выбрав удобный момент, Сапугольцев ударом топора по голове убил его. Труп закопали в лесу.
Паренек-пастушенок случайно выследил место проживания бандитов. Для ареста и ликвидации преступников выехал с группой милиционеров начальник Исовского отделения милиции майор Питиримов Василий Никитич.
Утром 4 октября 1945 года они окружили землянку. Питиримов выстрелил в единственное окошечко и крикнул:
- Выходи без оружия! Вы окружены и сопротивляться бесполезно!
Стоя на землянке, он повторил эти слова несколько раз. Вдруг из кустов, с двух сторон, раздались выстрелы. Пуля попала Питиримову в грудь около сердца. Его помощник, капитан Мелкозеров, повел группу на штурм землянки, но она была уже пуста. При осмотре в ней было найдено несколько ружей, боеприпасы, 11 мешков муки, 40 пудов мяса и прочие продукты.
Питиримова в больницу поселка Ис привезли уже мертвым.
Вскоре Мелкозеров выследил бандитов, устроил засаду и схватил их. Сапугольцева и Евтушенко судили в Исовском клубе открытым судом. Жители потребовали высшей меры наказания, и она была приведена в исполнение.
На здании исовского отделения милиции укреплена мемориальная доска в память о погибшем на боевом посту Питиримове В.Н.
Прошли десятилетия. Раскулаченные выселенцы умерли. Все меньше остается в живых тех, кто помнит еще события бурных тридцатых годов.
В те первые годы раскулаченных считали «врагами народа», сейчас, наоборот, многие пытаются показать их мучениками и несчастными. Делают это чаще всего люди, практически не знающие жизнь этих людей. Фактически то и другое суждение неверно. Сталин высылал крестьян не из-за страха, что они будут вредить колхозном строю, Советская власть тогда уже крепко стояла на ногах, и группа полуграмотных крестьян никак не могла поколебать ее.
В СССР была объявлена индустриализация. Если заглянуть в прошлое, то увидим, что в начале 30-х годов по всей стране, а на Урале особенно, одновременно строились тысячи заводов и более мелких предприятий. Только в поселке строилось одновременно пять мощных электрических драг, а это требовало привлечения очень большого количества рабочих рук, и проблема была решена при помощи спецпереселенцев. С появлением их в районе прииск получил дополнительно полторы тысячи рабочих. Да, первые годы были тяжелыми не только с материальной, но и с моральной точки зрения, людей оторвали от привычной работы, а главное, от родных мест, но затем многие поняли, что их волей или неволей освободили от колхозов, где положение было еще хуже, чем здесь. Многие впоследствии прямо заявляли:
- Хорошо, что нас выслали.
По-разному сложилась жизнь второго поколения выселенцев, то есть детей, высланных в тридцатые годы вместе с родителями.
Это поколение оказалось в лучшем положении, чем их сверстники, оставшиеся в свое время в деревне, хотя и их судьба была далеко не завидной. В связи с этим интересно проследить жизнь выселенца на примере Михеева Михаила Васильевича, 1922 года рождения, уроженца Вятской губернии, ныне проживающего в поселке Косья.
Он рассказывает: «Мы принадлежали к «белым» крестьянам, которые никогда не были крепостными. Один из мужчин нашей семьи постоянно должен был служить в царской армии. Мой прадед участвовал в Крымской войне, там потерял правую руку. Дед воевал за освобождение Болгарии от турецкого ига, участвовал в боях под Шипкой, был тяжело ранен.
После смерти родителей отцу достался двухэтажный дом, водяная мельница, 8 десятин пахотной земли, 40 десятин покосов. Для крестьянина – состояние большое.
В 1930 году многие зажиточные крестьяне, узнав о предстоящем раскулачивании, из деревни уехали, а мы остались, и нас в 1931 году выслали на Урал.
В августе человек 100 выселенцев увезли на Кипсею (18 км от Косьи), временно поместили жить в двух казармах, а затем перевели в Боровское близ Косьи. Из Кипсеи в Боровское шли пешком через Косью. По этому поселку выселенцев провели под охраной местных комсомольцев, вооруженных ружьями. При этом многие жители кричали:
- Враги народа!
В 1932-33 годах в стране была введена карточная система на продукты питания. На рабочего у нас давали один килограмм муки на месяц, на иждивенца 700 граммов, кроме того, немного давали сахару, рыбы и других продуктов.
Летом жителей поселка спасали грибы, ягоды; начали разрабатывать огороды. Но зимой и весной разразился страшный голод, люди начали болеть и умирать. У нас в семье один за другим умерли брат, сестра, второй брат. Ежедневно от голода, цинги, дифтерии, дизентерии и других болезней в поселке умирало 5-6 человек. но когда открылась больница и питание немного улучшилось, смертность постепенно прекратилась и жить стало легче.
Вскоре открылась начальная школа, мы пошли учиться. Это было под контролем коменданта.
Постепенно люди стали забывать невзгоды, особенно подрастающее поколение. Когда человек сытый, он забывает все плохое, а мы, крестьяне, не привыкли к роскоши, переночевать есть где и ладно».
На фронт Михаил Васильевич попал сразу после начала войны. Несколько раз был ранен, служил честно, воевал храбро, получил звание младшего лейтенанта, командовал взводом. Будучи тяжело ранен, попал в плен. В лагере выжил чудом, помог пленный военфельдшер. Как только окреп, бежал, поймали и избили, второй раз бежал, опять поймали и избили пуще прежнего. Ушел только с третьего раза – и снова на фронт, снова был тяжело ранен, выбит левый глаз, но комиссия признала годным – и опять на фронт. Далеко не каждом, даже фронтовику выпала такая судьба. Но выжил, вернулся домой, окончил Исовский техникум, женился, работал трактористом, начальником Косьинского гаража, начальником гидравлики. Везде работал добросовестно, спокойно, без крика, отдавая все силы производству и семье. О таких говорят: «Редкой души человек». Жизнь Михаил Васильевич принимает такой, какая она есть, за прошлое обиды ни на кого не держит.
Не могу не сказать и об Алексее Алексеевиче Перепелица, который прошел все фронты, в 80-летнем возрасте сохранил светлый ум, ясную память и желание помогать людям.
Паспорта и полную свободу раскулаченные выселенцы получили в 1947 году. Старые люди в основном остались доживать свой век в обжитых местах, часть молодых тоже осталась на прежнем месте, а часть, поддавшись общему порыву, разъехались по разным уголкам страны.
Многие выселенческие поселки, такие как Нясьма, Боровское, Лялинка – самоликвидировались и зарастают лесом.
Но историю не ликвидируешь, факт раскулачивания крестьян останется навечно, если не в памяти людей, то, по крайней мере, в папках архивов соответствующих учреждений.
30 октября официально признан днем памяти жертв политических репрессий. В этот день мы вспоминаем о тех, кого уже нет с нами и рассказываем о судьбах людей, выживших, выстоявших, не утративших желания жить. И чтобы у молодого поколения это осталось в памяти. Такое не должно повториться.
НЕМЦЫ
Кроме раскулаченных переселенцев на территории района одно время проживало значительное количество репатриированных немцев.
Судьба этих людей сложилась значительно хуже, чем у раскулаченных крестьян.
С Поволжья, Украины и Кавказа осенью 1941 года было выселено на Урал, в Сибирь и Казахстан 855674 человека. 208388 человек немцев попали под фашистскую оккупацию, были вывезены в Германию, а потом возвратились в Советский Союз. Обратно в Союз выехали добровольно, выразив таким образом лояльность Советской власти, но и они после войны пострадали.
Первоначально выселенные немцы жили свободно, работали в колхозах и на промышленных предприятиях, но уже осенью сорок перового года взрослое население стали забирать в лагеря. Мужчин брали в возрасте от 14 до 50 лет, женщин, у которых нет детей моложе трех лет, в возрасте от 16 до 50 лет. В лагерях немцев использовали, в основном, на лесозаготовках и на крупных стройках.
«Здесь Сталин повторил Николая II , который в ходе Первой мировой войны в 1915 году, без объявления причин, выселил немцев из Волынской губернии, а в феврале 1917 года наметил выселение немцев в Сибирь из Приволжских районов» (Г.А. Вольтер «Зона полного покоя», Москва, Инсан, 1991).
Немцев, как в первую, так и во вторую мировую войну, считали потенциальными пособниками врага. Но факты доказывают обратное. Очень многие из них из лагерей писали о добровольном вступлении в Красную Армию на любых условиях, некоторым удавалось это, и они воевали против фашистов. 10 немцев стали героями Советского Союза, не считая выдающихся советских разведчиков Рихарда Зорге и Рудольфа Абеля.
Были и такие, которые убегали из лагерей, присваивали русские фамилии и шли на фронт.
Интересно то, что в немецких лагерях оставались партийные и комсомольские организации. Вечером они проводили собрания, беседы, выпускали боевые листки и стенгазеты, а утром с партийным и комсомольскими билетами в кармане, под усиленным вооруженным конвоем с собаками шли на работу. Они не были лишены права голоса, и их под конвоем водили на выборы.
Вот что рассказывает о своей жизни житель поселка Ис Шулер Николай Яковлевич, австриец по национальности, но волей судьбы оказавшийся «в немцах»:
«Нас выслали на Алтай из Саратовской области в августе 1941 года. Сперва забрали отца, вскоре он умер в лагерях, затем мать. Она всю войну проработала на «Уралвагонзаводе» в Нижнем Тагиле.
Меня взяли весной 1942 года в возрасте 16 лет. Побывал во многих местах и на разных работах, был молод, физически силен, развит, никакой работы не боялся. Меня обычно назначали бригадиром.
В 1948 году вышло постановление о том, что немцы, чеченцы, крымские татары, ингуши и репрессированные других национальностей возводятся в ранг спецпереселенцев и могут выезжать на жительство в ряд строго ограниченных областей.
Я к тому времени был уже женат, тоже на немке, и у меня были дети. Выбрали Свердловскую область, Нижнюю Туру, Исовский прииск. На станции Ис вышли из вагона и опять увидели вооруженную охрану, в том числе стоял снайпер с винтовкой. Нас это страшно возмутило. Я всякое повидал в жизни, был не из трусливых, поэтому выступил вперед и сказал:
- Мы свободные, честные люди, сюда приехали добровольно, могли бы поехать в другой район или даже в другую область. Ну, берите автоматы и стреляйте в нас!
И охрану как ветром сдуло, а вскоре подошел заместитель директора прииска Попков Василий Иванович, извинился за тех, кто организовал такую встречу, и сказал:
- Идите в столовую, там для вас приготовлен обед.
Тогда мы поняли, что нас встречают по-человечески. Жить меня определили в поселок Артельный, работать начал в старательской артели Мишанского Ивана Михайловича.
Был такой случай: послали меня крепить выработки в шахте – ставить «огниво». Работа сложная, ответственная, требует определенного навыка. Здесь работал известный крепельщик Манин. Он ставил по 14 огнив за смену, я поставил 16, он утром разозлился, так как больше его никто и никогда не ставил, и в тот же день поставил 18. Я мог бы поставить больше, но решил не обижать заслуженного, трудолюбивого человека, тем более, что он даже здороваться перестал со мной, увеличивать нормы выработки и дальше я не стал.
В те годы соревнования было развито сильно, люди стремились сделать больше не только из-за денег, но и для того, чтобы быть в передовиках, - так мы были воспитаны с детства.
Полной свободы здесь у нас вначале не было. Опять над нами «стояла комендатура», не было паспортов, мы не имели права без разрешения отлучаться из поселка. Однажды, не спросив разрешения, я с Артельного пошел на Ис, чтобы отправить матери посылку в Алтай. Кто-то об этом донес. Меня верхом на лошади догнал помощник коменданта. С матом и руганью отхлестал меня плеткой. Я был силен и ловок, запросто мог сбросить его с лошади и избить, но не сделал этого, так как за это мог сильно поплатиться. Поэтому молча перенес обиду. Через много лет, когда была ликвидирована комендатура и Кирпичев остался без работы, он попал в мою бригаду на лесозаготовках, но я ни разу о том случае ни словом, ни делом не напомнил ему.
В 1952 году всех немцев собрали в Ису, в так называемую зону под наблюдение коменданта, и, наконец, в 1955 годы мы получили паспорта и полную свободу.
В поселке Ис к тому времени жило около 30 семей немцев и в Косье семей 20. Люди все были трудолюбивые, добросовестные, многие стали известными в поселках как высококвалифицированные специалисты. Это такие, как Фишер В.Э., Майер В.Е., Литке Э.А., три брата Ган, Бауэр Р., Шмидт И., Фридрих П., Коздорф Ф., Гебель К. и многие другие.
Моя бригада в лесу всегда была передовой, мы строго следили, чтобы нас никто не перегнал. Работали, бывало, без перерыва на обед, перекусили быстро и опять за работу. В лесу тоже надо иметь сноровку, знать, как лучше валить деревья, как подготовить дорогу для трелевщика, кого поставить на обрубку сучьев, а кого колоть дрова. У меня потом стали работать русские: Шаньгин, Макурин и другие. И опять наша бригада была передовой. Когда у меня спросили: «Как это получается?» Я ответил: «Я первым берусь за бревно и последним отпускаюсь от него. Люди видят это и стараются делать также».
Удивительный и редкий этот человек – Шулер Николай Яковлевич. Работал и жил честно, такими же воспитал и своих детей. Дожив до старости, он заявляет:
- Мне нравятся те порядки, при которых я жил. Тогда хорошего труженика уважали и ценили. Где бы я ни был, лучше, чем на Ису, порядка и дисциплины не видел. Здесь живут хорошие люди, здесь было серьезное грамотное руководство прииска.
Сейчас в поселках Им и Косья немцев осталось очень мало. Старые умерли, а молодые в поисках работы и лучшей жизни разъехались.
Кроме репрессированных на территории Исовского района в военные и послевоенные годы было размещено несколько лагерей заключенных и военнопленных.
К. МОСИН
Глава из книги «Нижняя Тура. Люди. События. Факты» Нижняя Тура, 1999.
