ПОЛЕВСКОЙ КРАЙ

РЕПРЕССИРОВАННЫЙ БАЖОВ (неизвестные страницы биографии)

Павлу Петровичу Бажову на репрессии "повезло": он дважды сидел в тюрьме у белых, и его дважды исключали из партии красные. Он крепко пострадал от безжалостной партийной цензуры - и сам около двух лет был цензором. Раздирающие противоречия эпохи ...

Эти драматические страницы его жизни десятилетиями скрывались от широкого круга читателей. И до сих пор, к сожалению, известно о них немногое и немногим. Но кое-что постепенно становится явным ...

Массовый читатель давно привык к официальной "благостной" биографии писателя, к тому, что автор "Малахитовой шкатулки", "мудрый уральский сказочник", увенчанный Сталинской премией и возглавлявший крупную писательскую организацию, был в полном и пожизненном ладу с властью. Кого и за что тут репрессировать?

Однако мне известны шесть репрессивных "дел" против Бажова, добытых в постепенно открывающихся архивах. Эти дела выпали на целое семилетие его жизни. Первое началось 17 ноября 1933 г. и закончилось 25 декабря 1940 г. А внутри этого срока в 1937 - 1938 гг. прошлось безжалостным катком по судьбе и душе Бажова другое дело, не менее жестокое и бесчеловечное.

Дела эти возникали одно за другим и провоцировались одним и тем же человеком. Такова уж была судьба Бажова - ему достался постоянный, его личный доносчик.

Однако, прежде чем раскрыть суть этих дел, хотелось бы обрисовать биографический фон, на котором они возникали. Шла откровенная травля. Так кого и за что травили?

Надо сказать, что впервые Бажов попал в тюрьму еще 26-летним, в 1905 г., "за участие в учительском союзе". В ту пору, как признавался Павел Петрович позже в анкете для партконтроля, он участвовал в "анархонароднических группировках". Царская власть продержала его в тюрьме две недели. Другие подробности этого ареста пока неизвестны.

Зато известны некоторые подробности первого ареста у белых, и настолько ужасные, что сам Бажов рассказывал о них очень редко и только в кругу семьи.

Произошло это в последние дни 1918 г., во время так называемой "пермской катастрофы". Отступавшие через Нижний Тагил на Пермь эшелоны с частями Красной Армии попали под Пермью II в ловушку. Уже 25 декабря 1918 г. в Пермь ворвались колчаковцы, а отступать назад красным было некуда - позади тоже были белые. В этих эшелонах и находилась 29-я дивизия, где политработник Павел Бажов выпускал газету "Окопная правда". Разгром произошел абсолютно безжалостный. Плененных красноармейцев колчаковцы забивали насмерть, расстреливали на месте или подвергали особо изощренной казни - раздевали донага, заставляли принимать самые неприличные позы и обливали ледяной водой на морозе. А потом обледеневшие эти фигуры расставляли вдоль железной дороги на Екатеринбург.

Между ними и бежал Бажов по ночам домой, в Камышлов, выбравшись обманом из колчаковской тюрьмы в Перми, где он пробыл пять дней. И с ужасом понимал, что его, большевистского активиста, ждала казнь ничуть не более легкая.

А в Камышлове с не меньшим ужасом рожала жена, не знавшая, жив ли муж. И прибежал Бажов к мертвому сыну. И жену не выпускали из дому, держали как приманку - чувствовали, что Бажов к ней придет.

Он рванулся в Омск, колчаковскую столицу, на явку, оставленную ему Леонидом Вайнером. Но и эта явка уже была провалена.

И тогда Бажов ушел в сибирские леса, в самую глушь, где учительствовал и участвовал в создании партизанского отряда, о чем и поведал впоследствии в одной из своих повестей. Оттуда он пробрался в город Усть-Каменогорск Семипалатинской губернии под именем "страхового агента Бахеева", участвовал в установлении советской власти, редактировал газету, которая так и называлась - "Советская власть", и вновь попал в тюрьму.

На две недели город захватила анархистская банда Козыря, арестовала всю местную советскую власть, и в том числе Бажова. Однако расстрелять арестованных бандиты не успели - их вышибли из города.

Об активном участии Бажова-Бахеева в становлении советской власти в Усть-Каменогорске не раз писали казахстанские историки. И вот такого человека спустя почти полтора десятилетия вдруг начинает преследовать сама советская власть. Сейчас уже непросто понять и передать весь кошмар в душе совершенно невинного человека, на которого потоком обрушились непонятные и несправедливые обвинения.

В конце 20-х и самом начале 30-х гг. Бажову пришлось исполнять обязанности уполномоченного обллита и даже стать заведующим этой цензурной организации. Свидетельство тому - его собственные записи в анкетах. Но нигде нет даже глухих упоминаний о причинах, побудивших его принять такое назначение.

Каким он был цензором при его высоких требованиях к собственной писательской работе? В разных архивах имеются, например, его предписания нижестоящим цензурным подразделениям - райлитам, краткие отчеты по проверке издательств. Все это вполне рутинные служебные записки. Но в одной из своих еще неопубликованных автобиографий П. П. Бажов пишет о случае, когда он прямо и резко высказал свое мнение о представленной к изданию рукописи и ее авторе:"... будучи завобллитом, я не согласился на выпуск его густочерносотенной "Истории Шадринска" и вообще протестовал против издания там политически безграмотных краеведческих сборников".

Этот служебный акт цензорской работы обошелся П. П. Бажову очень дорого. Автор "густочерносотенной" рукописи стал заклятым врагом Бажова, доносчиком на него, клеветнически злобным и мстительным. Впрочем, в разных архивах мне приходилось встречать доносы этого человека и на других людей и даже на целые организации. Звали его Михаил Кашеваров.

Именно по его доносам с 1933 по 1938 г. П. П. Бажов был дважды исключен из партии, что по законам того времени сопровождалось оскорбительными обсуждениями в разных инстанциях, обязательным увольнением с работы и полным запретом на выступления в печати.

Первое исключение из партии в 1933 г. было через несколько месяцев заменено строгим выговором, который сняли с уже знаменитого П. П. Бажова лишь в 1940 г. Причиной тут была, по сути, несвоевременная выдача ему партийного билета в период революции. Практически Бажов стал работать с камышловскими большевиками и представлять их интересы в местной власти и печати с начала Февральской революции. А партбилет ему был выдан лишь летом 1918 г., но с указанием фактического срока начала партийной работы. Доносчик докопался до этих тонкостей и обвинил Бажова в приписывании себе очень почетного тогда дореволюционного партстажа.

Когда во всем разобрались и восстановили Бажова в партии, ему был официально "присвоен" срок вступления в партию с 1 сентября 1918 г., т. е. дореволюционный партстаж доносчик все-таки у Бажова отобрал.

Второе исключение Бажова из партии пришлось на 1937 г. - и тоже по доносу М. Кашеварова. На это раз причиной стала документальная книга П. П. Бажова "Формирование на ходу. К истории Камышловского 254-го 29-й дивизии полка". Она только что вышла из печати и была организована Истпартом. Так сокращенно называли Институт истории партии Свердловского обкома ВКП(б) - впоследствии Партархив. Павел Петрович был в этой книге, по сути, литзаписчиком, литобработчиком чужих воспоминаний. А кандидатуры ему рекомендовал Истпарт из своего актива. И привлекли Бажова к этому делу прежде всего потому, что, как бывший житель Камышлова, он неплохо знал место и обстоятельства действия и многих действующих лиц. Да и сам он был бойцом 29-й дивизии, редактором ее газеты.

Разумеется, Истпарт при этом рецензировал и обсуждал бажовские тексты, т. е. вся работа была на виду и под контролем.

К несчастью для автора и организаторов этой книги, создавалась она до волны репрессий, а подоспела к самому ее размаху. Донос на автора и других создателей книги поступил в Свердловский горком ВКП(б) утром - сразу после ночного ареста некоторых героев книги - участников гражданской войны. Сказалась отличная информированность доносчика о работе НКВД.

Павла Петровича - в ту пору редактора Свердловского книжного издательства - вызвали на бюро горкома. Вел его первый секретарь горкома Михаил Васильевич Кузнецов. И присутствовал при этом первый секретарь Уралобкома Иван Дмитриевич Кабаков. К сожалению, именно он и выхватил партбилет из рук Бажова. Как говорится, что было, то было... И вряд ли тут могут служить оправданием грозовые тучи, которые уже собирались над головой самого И. Д. Кабакова.

Никаких полутонов или тонкостей в постановлении Свердловского горкома "о книге Бажова "Формирование на ходу" от 25 января 1937 г. не отыщешь. Все сформулировано предельно коротко и беспощадно: "По своему существу книга "Формирование на ходу" является антипартийной, контрреволюционной, так как популяризирует и выводит как тип борца-революционера М. В. Васильева, разоблаченного троцкиста, контрреволюционера. Ряд эпизодов в книге написан со слов М. Панова, осужденного за контрреволюцию, и Г. В. Никонова, исключенного из партии за троцкизм.

Бюро ГК ВКП(б) постановляет:

Книгу П. Бажова "Формирование на ходу", как популяризирующую врагов партии и народа, троцкистов Васильева, Панова, Никонова, - изъять как антисоветскую.

Автора книги Бажова, написавшего эту контрреволюционную троцкисткую книгу, из рядов ВКП(б) исключить ..."

И подпись: "Секретарь ГК ВКП(б) Кузнецов".

Павел Петрович потом смиренно не раз просился на прием к И. Кабакову - с намерением объяснить ему свою чисто служебную роль при создании этой книги. Однако Кабаков упорно не принимал журналиста, уже выгнанного не только из партии, но и с работы.

Тогда П. П. Бажов столь же смиренно и подробно изложил все обстоятельства создания "провинившейся" книги в своей записке для областной комиссии партконтроля. Записка эта на шести крупных листах в клеточку датирована 20 февраля 1937 г. и хранится в бывшем партархиве. Бажов не отрицает в ней "своей грубой политической ошибки", но обращает внимание на то, что Панова и Никонова он лично не знал и пользовался лишь предоставленными ему документами. А воспоминания бывшего комдива Васильева, коего Бажов знал лично и под началом которого служил в гражданскую, были все взяты из номеров "Уральского рабочего". Да и Васильев в ту пору считался на Урале почти легендарным героем гражданской войны.

Вскоре И. Д. Кабаков и М. Кузнецов были сами объявлены контрреволюционерами и арестованы как "враги народа". И подоспело очередное постановление ЦК ВКП(б) об исправлении очередных "перегибов". Это заставило партконтроль по-новому взглянуть на записку П. П. Бажова. Через год - 27 января 1938 г. -областная партколлегия решила восстановить его в партии.

Судьба репрессированной книги "Формирование на ходу" оказалась не столь благополучной - она пролежала в спецхранах разных библиотек до 1956 г. Соответственно замалчивались и почти все события, связанные с историей 29-й дивизии.

В жизни и творческой работе П. П. Бажова после второго исключения из партии произошла существенная перемена - он не писал больше документальных книг, почти не писал очерков. Еще до всей этой истории он прекратил сбор материала для книги о строительстве Краснокамского бумажного комбината, ибо увидел, как стремительно ширятся аресты на стройке. Сначала там "забирали" иностранных инженеров, потом своих, потом - лучших рабочих. В страхе уехал он из Краснокамска. Но волна репрессий догнала его в Свердловске. Лишенный всякого заработка и живший целый год с большой семьей, по сути, в нищете - на скромную учительскую зарплату свояченицы Натальи Александровны Иваницкой - Павел Петрович упорно писал сказы будущей своей "Малахитовой шкатулки". Первые из них опубликовал еще в конце 1936 г. знаменитый в то время журнал "Красная новь". Это был "Новый мир" той эпохи ... А к началу 1938 г. Бажов закончил уже 14 сказов. Они и составили первое издание "Малахитовой шкатулки", быстро взлетевшее на вершину всесоюзной известности.

Униженный, ограбленный, репрессированный Бажов работал теперь на века.

Н. В. КУЗНЕЦОВА