Книги об Урале >

Светлана Лапшина
Встречи. К 100-летию Б.С. Рябинина

В начало книги

Несостоявшееся знакомство: Константин Яковлевич Мамонтов (1918-2000) и Борис Рябинин

Бывший кунгуряк Б.С. Рябинин в далёком 1987 году отвечал за разборку писем в свердловском журнале «Уральский следопыт».
В начале года на его имя пришла бандероль: книжечка стихов «Навстречу жизни» с письмом из города Белгорода от некоего К.Я. Мамонтова. Автор рассказывал о своей жизни, делился мыслями и сомнениями (он планировал переезд в Кунгур), надеялся взамен своих стихов получить книгу от Бориса Степановича.
Мы не знаем, ответил ли на письмо Рябинин, выслал ли одну из своих книг о собаках или остановился на публикации в журнале. Руслан Константинович – сын поэта – ничего не знает о знакомстве Бориса Степановича и Константина Яковлевича. Возможно, бывшие земляки так и не встретились. Но «рукописи не горят». Осталась статья Б. Рябинина о Мамонтове «Жизнь на выносливость нас испытала»1.
Начинает Борис Степанович диалог с читателями журнала  вопросом: «Говорят: самые интересные встречи – неожиданные. А если эта встреча – письмо?2  Конверт с обратным адресом «г. Белгород, К. Мамонтов» ничего не говорил мне, но вот читаю: «Уважаемый Борис Степанович! Мне было очень радостно узнать, что Вы – Кунгуряк и, стало быть, мой земляк... Не ошибусь, если скажу, что нас объединяет: одна любовь к родному краю, воспоминания о молодости, пролетевшей в одном городе. И если случится встреча, нам, конечно, будет о чём поговорить.
Никак не предполагал, что Вы – из города, где я пережил своё второе рождение, будучи усыновлённым из беспризорников.
Родился я в с. Ашап Ординского района, прожил там 11 лет, когда направили меня к матери в Свердловск, – она там в домработницах была, но в Кунгуре встретился с беспризорниками и вместо Свердловска «укатил» в сторону Москвы. Три года колесил по стране, «вцепившись в крыши дальних поездов». Но жизнь среди воров тяготила, и я приехал в Свердловск с надеждой найти мать. Из адреса я запомнил только «Площадь 1905 года» – ни улицы, ни дома. Прошло два месяца, и вдруг однажды – неожиданная встреча на рынке: она покупала овощи…
... Хозяева разрешили мне жить у них. Моя работа – помогать матери. Моешь в их комнатах полы и вдруг находишь под диваном пятёрку или под кроватью десятку. Велико было желание взять хотя бы одну бумажку, – они же валяются, о них забыли... Но бес меня всё-таки не попутал, – экзамен на честность я выдержал. Приближалась пора учёбы. Меня с ног до головы одели, устроили на учёбу в школу имени Тургенева, и, казалось бы, всё хорошо. Но жизнь распорядилась по-другому.
В конце 1932 года мать вышла замуж, и отчим перевёз нас в Красноуральск… Но жизнь у них не пошла, мать трагически погибает, а отчима садят в тюрьму. Я – опять один!
«Сочувствующие друзья», намного старше по возрасту, за неделю распродали всё моё «наследство», деньги пропили.
Я ушёл в лес, построил шалаш, стал жить в нём. Но ведь мальчишке хочется с кем-то поговорить – излить свою душу. И вот тогда все свои переживания начинаю делить сначала с берёзками, угольком, а потом, когда «купил» бумагу и карандаш, – с бумагой. Сами по себе рождались стихи. Это, видимо, потому, что с раннего детства любил стихи, которых дед мой знал великое множество.
Рассказываю Вам об этом потому, чтобы Вам была более понятна моя книжица «Навстречу жизни», которую решил Вам послать в обмен на Вашу.
...Наперёд знаю, что Вы не будете смеяться над моими «песенками вагонных попрошаек», как их окрестили в 1947 году в издательстве «Современник»...
Простите, что так много написал Вам. Просто захотелось «излить наболевшее», которым почти ни с кем не делюсь...»2
Видимо, Бориса Степановича тронуло письмо из Белгорода.
Он, возможно, вспомнил бывших беспризорников из Кунгурской трудовой коммуны, где бывал не раз сначала с М.Е. Зуевым-Ордынцем, позднее один. Мог среди тех «воришек и попрошаек» оказаться и Мамонтов.
Рябинин пишет: «Читал, а перед глазами оживали кадры из кинофильма «Путёвка в жизнь», оборванные мальчишки - голытьба, гоняющиеся за куском хлеба, без ласки, без ободряющего слова близкого человека, готовые на воровство и другие «художества», но ещё более того – с радостью прислониться к родному человеку.
Люди всё любуются
Из окна на улицу.
Нам же с улицы в окно
«Любоваться» суждено.
Потому что мы – шпана,
У шпаны же нет окна...3
Наверное, даже если не читать самого письма, а страницу за страницей сборник стихов Константина Мамонтова, увидишь картины пережитого. Видимо, таково свойство поэзии – запечатлевать бытие в его реальных, подлинных чертах, с точностью, которая доступна много повидавшему и пережившему человеку.
 Жизнь и вправду несладкая штука, если она вот такая:
Радость мою расплескали ухабы,
Горести смыли улыбку с лица.
Но вопреки всему живёт в сердце радость – это память о матери, она скрашивает горестное существование и помогает перетерпеть невзгоды. И – стихи. Они тоже придают силы...
Судьба, напрасно хочешь ты
Мой дух сломить в борьбе.
...Чем больше бьёшь, тем я сильней.
От стуж прочнеет лед...
Полынь горька, но и на ней
Пчела находит мёд.
Всякий раз, думая о Константине Мамонтове и пройденном им пути, я возвращаюсь к мысли о том, что, несмотря на все злоключения, тягости, выпавшие на его долю, он сумел собрать свой мёд.
Судьба его не сломила, но продолжала испытывать на прочность, на волю к жизни, на высокое звание русского, советского человека.
...Война. Вчерашний беспризорник стал воином, солдатом, патриотом, остро чувствующим боль за поругание родной земли:
Тракт не широк, но днём – не пересечь.
Лежим в кустах. А мимо – танки, пушки.
Солдаты ржут. Кругом – чужая речь.
А мы - в России – шёпотом по-русски.
Трагические строки. И в них – он весь, со своими думами, переживаниями, затаённой болью.  Винтовка и перо были его оружием:
Мой «кабинет» – передняя траншея.
Приклад винтовки – стол передвижной.
Мы (Борис Рябинин выступает от имени редакции – С.Л.) вовсе не хотим сказать, что все стихи К. Мамонтова верх совершенства. Придирчивые критики найдут в них, вероятно, немало недостатков. Но в них присутствует чувство, живое, явственно ощутимое, как пульс времени; есть зримая гражданственность, ощущение принадлежности к своему народу.
Да вот он и сам пишет в том же письме:
«Что мои стихи несовершенны, об этом я знаю сам (не хватает образования), но что они искренни и идут из глубины души, об этом говорят многочисленные письма читателей. И это меня радует. Поэзия – моя душевная потребность и ни в коем случае не профессия. Я в первую очередь – рабочий, проработавший на производстве (машинист электровоза) в общей сложности 27 лет и плюс семь лет в рядах Советской Армии».
Многое успел повидать, перечувствовать, пережить Константин Мамонтов. Позади ранения, контузия, операции. Стал терять зрение. Поскитался по белу свету, поездил по стране да и за рубежами Родины побывал, а теперь хочется одного, нестерпимо хочется – домой, на Урал.
«На семейном совете приняли решение о возвращении на Урал, – пишет он. – Надеюсь, что пермские власти помогут мне с жильём в Кунгуре; Пермь же мне не подходит: у меня одно лёгкое... Правда, это сделать нелегко. Но мы надежды не теряем».
Борис Степанович подытоживает:
«Судьба Константина Мамонтова полна и драматических, и удивительных событий. Беспризорным подростком, в ватаге, он встретился с девчушкой; вернул ей снятые с её руки часики. А потом, много лет спустя, он, солдат на войне, умиравший, израненный на поле боя, сжимал зубами концы телефонного провода; очнулся через какое-то время в госпитале и узнал в склонившемся над ним военфельдшере ту, давнюю свою знакомую из детства...
Его считали погибшим. Один бывший санитар обнаружил в своих вещах блокнот со стихами, и их «посмертно» напечатала центральная газета. А он, живой, водил поезда, встречался с читателями и читал свои стихи...

Звёздным небом накрываясь,
Руки-реки разметав,
Спит страна моя родная
Средь медовых росных трав
1952 г.
Меня не целовали, провожая,
И вслед невеста не заголосила.
По-матерински женщина чужая,
Помедлив чуть, мой лоб перекрестила.
Не верю я ни в чёрта и ни в Бога.
Но мне милей от ласки этой стало,
 Сама Россия в дальнюю дорогу
Своей рукой меня благословляла.
1941 г. «На фронт».

Мой стих наполнен горечью утраты,
Пропах едучей гарью городов,
Пропитан кровью русского солдата,
Облит слезами матерей и вдов.
1942 г. «Подо Ржевом».
Война не вечна! И когда-то
Чехлы закроют пушкам рты,
А кровь и смерть – в скупые даты
На пожелтевшие листы.
С сапог сотрётся пыль походов,
Забудем цвеньканье свинца,
Но никогда не смогут годы
В нас разминировать сердца.

1944 г. Украинский фронт.
Именно этими строками из сборника стихов Константина Яковлевича Мамонтова заканчивает свою статью Борис Степанович Рябинин в далёком 1987 году.
Переезд четы Мамонтовых в Кунгур состоялся.
В 1994 году К.Я. Мамонтов стал признанным членом кунгурского литературного объединения «ИВА» (Интересные Встречи Авторов).  Его стихи вошли в первый сборник. Посылая их, Константин Яковлевич  сопроводил запиской: «Дорогие друзья, откликаясь на вашу просьбу о добровольной поддержке газеты «Искра», шлю для публикации свои нигде не печатавшиеся стихотворения, гонорар за которые прошу перечислить в фонд «Искры». Буду рад, если мой скромный труд (за неимением наличных) поможет моей любимой газете. С ув. К. Мамонтов, пенсионер, член СП.»3

Когда умру, хвалебных слов не надо.
(Умершим дифирамбы ни к чему).
Они всегда стояли за оградой,
Войти не смея к сердцу моему.

Вы лучше мне над свежею могилой,
Встав под берёзку или тень ольхи,
Прочтите снова о России милой
Когда-то мной рождённые стихи…4

1. Булычева К. Лапшина С.Т. Борис Рябинин и Константин Мамонтов. Диалог во времени. // Грибушинские чтения – 2011. Любительское и школьное краеведение - Кунгур, с. 163
2. Рябинин Б.С. «Жизнь на выносливость нас испытала» // Уральский следопыт (Свердловск). – 1987. – № 4. – С. 67.
3. Мамонтов К.Я. Стихи // Искра, 11.04.1992.
4. Делидов М.Е., Трухина Н. К.Я. Мамонтов – поэт и гражданин.- Кунгур, 2009.- С.65.

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ