Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
Первый караван
Бешенную злобу и бессилие чувствовал Акинфий Демидов в ту первую уральскую весну 1703 года, когда стоял он на берегу бурливой Чусовой и смотрел, как по высокой вешней воде один за другим уплывали струги и дощаники с воинскими припасами и железом.
На его глазах весело убегали вовсе не демидовские струги с демидовскими пушками и ядрами, а суда Каменского казенного завода. Изделия же Невьянского завода почти все остались лежать на берегу Чусовой, около пристани. Правда, в конце паводка по уже почти обмелевшей Чусовой едва-едва демидовские люди успели отправить всего один-единственный дощаник, который в том году так и не дошел до Москвы, и Демидовские воинские припасы зазимовали где-то на Волге... Царь Петр не получил в том году демидовские пушки и ядра, а потому страшен мог быть царский гнев. Нужда в воинских припасах была превеликая.
Северная война со шведами началась поздней осенью 1700 года, в ноябре. Русские двинули под Нарву армию в 35 тысяч солдат. И жестоко проиграли первую битву. Шведы захватили в плен всех военачальников и всю русскую артиллерию до последней пушки. Остатки разгромленной армии бежали. Конфузия была полная. Позор на всю Европу, где в насмешку над Петром даже отчеканили медаль. На одной ее стороне изображен царь Петр, греющийся при огне своих пушек, из которых летели бомбы в Нарвскую крепость, и надпись: «Бе же Петр стоя и греяся». На другой стороне вместе с русскими солдатами бежит плачущий Петр и имеется евангельская подпись: «И исшед вон, плакася горько».
Европа открыто смеялась над русским царем.
Говорят, Петр в самом деле рыдал, когда узнал о поражении под Нарвой. Но, отрыдав, взялся за дело с неистовой энергией. Нужно было создать новую артиллерию. Петр велел «со всего государства, с знатных городов, от церквей и монастырей, собрать часть колоколов на пушки и мортиры». Организовать отливку новых пушек Петр поручил надзирателю артиллерии Андрею Андреевичу Виниусу, семидесятилетнему, но еще бодрому, энергичному и знающему.
Виниус споро взялся и в короткий срок дал нужные пушки. Петр писал ему: «Письма ваши я принял, в которых пишете о готовности артиллерии и что трудитеся в том: и то зело доброе дело и надобно, ибо время яко смерть...» Виниус пожаловался на пушечных мастеров, Петр ответил: «Скажи... головами платить будут».
Когда русские войска взяли в октябре 1702 года Нотебург (древнерусский город Орешек, захваченный шведами в начале Х V II века), Петр сразу же известил об этом своего надзирателя артиллерии Виниуса: «Правда, что зело жесток сей орех был, однакож, слава богу, счастливо разгрызен. Артиллерия наша зело чудесно дело свое исправила». Андрей Виниус смотрел далеко вперед и в будущем главные надежды в железном деле и литье воинских припасов прозорливо связывал с уральскими заводами. Кстати, депешу Петра о взятия Орешка Виниус получил уже на Невьянском заводе и оттуда же послал царю ответ. Еще летом 1702 года Андрей Андреевич выехал из Москвы «в Сибирь, в Тобольск, на Верхотурье и с тех городов в уезды для досмотру новостроенных железных заводов и установления в литье пушечных и мортирных и иных полковых запасов».
Побывав на Каменском заводе и в Тобольске, глава Сибирского приказа (Виниус с 1697 по 1703 год занимал и эту должность) в конце ноября 1702 года приехал на Невьянский завод к Никите и Акинфию Демидовы. Многие детали этого посещения остались неизвестными, но сохранился интереснейший документ под названием «Память Никите Демидову», определивший во многом и судьбу Демидовых, и уральского железного дела.
Надежды на Каменный Пояс Виниус возлагал великие. Еще из Тобольска он писал Петру: «С Москвы я в путь сей дался июля 28 и, приехав чрез казанские пределы зело дальними я трудными местами, достиг в Сибирь на железные заводы, ... едеже и в иных местах толикое обрел множество руд железных, что мню до скончания мира не выкопаются, а чаю, что прежде леса выведут, нежели руда».
С Никитой и Акинфием он говорил по-государственному, а не только: давай, давай! Хотя от Демидовых ждали металла, пушек, ядер. Доверительность этих разговоров отразилась и в «Памяти».
Виниус сообщил Никите Демидову (а при том присутствовал и Акинфий Никитич), что послан он царем Петром в Сибирские края и «велено ему, кроме иных дел, осмотреть... железные заводы и, уставя те заводы в добрый и благополучный порядок, приложить, по его великого государя изволению, все тщательное свое радение, чтобы еще иные заводы сверх прежних... построить, потому что из той Сибирской руды пушки, прутовое и в фузеях, и пробочное ружье, и всякое литое и кованое железо и уклад ему, великому государю, зело угодны явились...
А тут еще и особые обстоятельства.
«А ныне, в случае сей настоящей со шведами войны, оттоль (то есть из Швеции.— И.Ш.) железа не возят, и на Москве, которое сыскалось,... в цене зело поднялось, и сыскать его на Москве и в Новгороде и во Пскове, кроме малого числа, было трудно, а Московских, Тульских и Истринских и прочих заводов железа хрупки и в пушечных и колесных оковах ломались, и тем в промыслах воинских и намерениях удобных артиллерии многая чинилась помеха и остановка».
И поскольку надежды теперь на эти заводы иметь не приходится, то Демидову нужно «всякими промыслами радеть и неусыпное иметь бы тебе радение, чтобы… большие пушки, и мортир и голубицы... и кованого железа изготовить к будущей весне сколько возможно..., чтобы за остановкою того оружия его, великого государя, воинские промыслы какую препинальную не восприняли остановку, и которое время уже даром ушло, того не возвратить. И для того вящее приложить к тому делу тщание... что те пушки и прочии статии и железо рекою Чусовою и в Каму и Волгою и потом к Москве спровадить...».
Тщание Никита и Акинфий приложили самое усердное. И было к чему. Завод они приняли в состоянии безотрадном. Собственно, и указ о передаче не скрывал этого. «Те заводы ему, Никите, отданы по именному великого государя указу для того, что учали меж приставниками и мастеровыми людьми проходить крамолы, свары и ссоры многие и почали друг на друга поносить, клеве тать и доводить и на Верхотурье к воеводе Козьме Козлову и к Москве писать». А заводы меж тем «разорялись и пришли было в остановку и в совершенную пагубу», а потому ни пушек, ни мортир «ничего не вылито».
Акинфий Никитич приехал на Невьянский завод 8 сентября 1702 года, а уже 11 сентября вновь заработала домна и ожили молотовые. Вскоре начал строить вторую домну. Кончился уголь, а верхотурский воевода не высылал крестьян для рубки леса и заводских работ...
Приезд Виниуса дал новый стимул. И к весне 1703 года по именному указу Петра готовы были всякие воинские припасы и железо. Но, закрутившись в суетных заводских делах, Акинфий Никитич (отец сразу же, одновременно с Виниусом, уехал в Москву) или просто не успел хорошенько подготовиться к сплаву своего первого железного каравана, или не смог всего предугадать. Наверное, и то и другое.
И вот, несмотря на «всеусердное радение» Акинфия Демидова и невьянских мастеров, несмотря на то, что воинских припасов приготовили гораздо больше, чем на Каменском заводе, получилась полная «конфузия». Сплавить удалось лишь малую часть приготовленной продукции...
А между тем каменские струги споро скользили по водам, увозя 350 пушек, мортир и гаубиц, прутовое железо, уклад, сталь...
17 июля 1703 года суда с каменским грузом уже стояли на Москве-реке, у Тайницких ворот Кремля. С редким везением удачливо прошел этот первый уральский «железный караван» даже по опасной для сплава Чусовой, по которой плыли только днем, а на ночь останавливались. «Чусовая река каменистая, быстрая, крутолуковая, береги, утесы каменные, и в тех утесах есть многи бойцы каменные»,— писал начальник первого каравана Семен Резанов, объясняя задержки на ночь.
Хорошо плылось и по Каме, и по Волге, и по Оке... Весь путь от Чусовой слободы до Москвы занял 11 недель и 6 дней. Из них на ходу были 8 недель и 4 дня, а стояли 3 недели и два дня. Повезло каменскому железному каравану.
Первая российская газета «Ведомости» уже на следующий день, 18 июля 1703 года, сообщала москвичам:
«В прежних ведомостях объявлено о сыскании железа в Сибире, и ныне иуля в 1 день привезли к Москве из Сибири в 42 стругах 323 пушки великих, 12 мартиров, 14 гоубиц из того железа зделанных; да с теми же пушками привезено железо, стали, уклады немалое число, и еще ожидаем другого каравана вскоре. А в Сибири вельми умножается железный завод и такова добраго железа в Свейской земле нет».
«...И еще ожидаем другого каравана вскоре...»
Славой на всю Россию кончился первый железный караван и позором великим для Никиты и Акинфия Демидовых.
Не дождался в тот год царь Петр демидовских пушек и ядер. А шведские корабли нахально подплывали к устью Невы, где только-только начали закладывать Санкт-Петербург, и нечем было те корабли даже попугать...
Кажется, и две следующие навигации оказались для Демидовых не особенно удачными, так как немало железного груза очутилось на дне Чусовой. Но зато уже с каравана 1706 года только на Пушечном дворе в Москве приняли от демидовских работников 19 пушек и 21 817 пудов железа.
Об этом караване сохранился интересный документ — «Роспись невьянским ружейным припасам, что послано из Сибири с Невьянских заводов в Москву…» Караван состоял из семи, очевидно, крупных коломенок и вез 26 пушек, 4 мортиры, 3350 ядер весом 1675 пудов, 7400 бомб весом 30 313 пудов, 27 400 ручных гранат весом 1370 пудов и полосового железа 18 925 пудов (12576 полос).
Правда, на двух коломенках везли ранее потопленные припасы, которые достали со дна Чусовой. В этом сплаве тоже не обошлось без аварий: одна из коломенок, ударясь о камень, разбилась. В «Росписи...» об этом эпизоде сказано кратко: «...хваталися снастьми многажды и удержать не могли, рвало и спасти, и вскинуло ея (коломенку.— И. III) на остров и переломило, и потопило против деревни Мартьяновы».
И все-таки искусство вождения караванов именно демидовские сплавщики освоили лучше других. Наверное, эту работу можно назвать искусством.
Сплав караванов по Чусовой и в конце прошлого века продолжал оставаться чрезмерно опасным. И это образно показал, например, Д. Н. Мамин-Сибиряк в своем очерке «Бойцы». Но ведь в его пору за плечами сплавщиков имелся двухвековой опыт, более совершенные суда. А тогда?
Здесь стоит вспомнить такой факт. После Ермака — и в конце Х VI , и весь Х VII век из Сибири везли почти одну пушнину, а на Урал и в Сибирь разные товары. И не только, скажем, ткани и обувь, но, как это ни странно кажется, железо и изделия из него. Например, еще в конце Х VII века отправили из Европы в Сибирские края тысячи топоров, ножей и других металлических изделий». (Приведены слова историка А. А. Преображенского.)
А первый караван с уральским железом поплыл в 1703 году. За четверть века было создано, по выражению историка Б. Б. Кафенгауза, «грандиозное дело»: целые флотилии стругов, коломенок, дощаников и иных судов, сотни пристаней, складов, сложная система шлюзов, каналов, водохранилищ и других гидротехнических сооружений, тысячи лоцманов, сплавщиков, бурлаков и иной обслуги этого «грандиозного дела».
Размах работ удивительный! При Петре для улучшения судоходства исследовали и обмеряли многие реки. Создавались карты рек с указанием отмелей, порогов, глубин, рельефа берегов, направления течений. Создавались проекты каналов и шлюзов и многие из них осуществлялись...
В сем «грандиозном деле» кровно заинтересованы были и верные Демидовы. Даже сильнее, чем казенные уральские заводы. И этот демидовский металл развозили во все стороны света, в том числе в Москву, Петербург, Архангельск, Дербент, Астрахань. И главным образом водным путем.
Очевидно, Демидовы принимали какое-то участие в создании вышневолоцкой водной системы, которая должна была соединить Волгу с устьем Невы и по которой первые суда пришли в Петербург в 1709 году.
Здесь интересно отметить и такую деталь: дочь Акинфия Демидова стала женой Ивана Сердюкова — сына крупнейшего тогдашнего гидротехника Михаила Сердюкова, построившего сложный комплекс водной системы.
И еще один эпизод, подтверждающий, что первые Демидовы великолепно знали водные пути России. И не только знали, но и торили, как первопроходцы.
В 1720 году Петр упрекнул великого адмирала Федора Апраксина, что доставка леса в Адмиралтейство обходится слишком дорого, и потребовал сократить расходы. Встревоженный царским гневом, Апраксин обратился за советом к Никите Демидову, который, по мнению адмирала, мог, «яко старательный хозяин, расчеты сии лучше ведать, нежели другой кто». Демидов прикинул и не только рассчитал гораздо более дешевый вариант и способ доставки леса в Петербург, но и сам взялся поставить в Петербург дубовый лес для трех кораблей.
И не только обещал, но и блестяще справился. А ведь лес надо было гнать вверх по Волге. Обещал в декабре 1721 года, а уже на следующий год доставил лес на Адмиралтейские верфи для шести кораблей и пяти галер. Доставил быстро и дешево. Адмирал и царь пришли в восторг
Впрочем, Григорий Спасский заслуги столь блестящего освоения водного пути приписывает не самому Никите, а его сыну. «При самом вступлении в управление заводами,— пишет он,— через особенное старание Акинфия Никитича восстановлен был судоходный путь по реке Чусовой, открытый почти за 120 лет перед тем самим Ермаком. Всякому известно, какие выгоды отечество наше получает от судоходства по Чусовой и Каме, доставляя посредством их металлические и другие произведения Урала и Сибири в отдаленнейшие места...»
Много порогов и опасных камней — в прямом и переносном смысле — встретили на своем пути к железному делу. И преодолели их. Как? Об этом речь впереди.
