НИЖНЕ-СЕРГИНСКИЕ ЗАРИСОВКИ
Плоский Камень
Среди моих сверстников это почти легенда. По-местному он почему-то называется не Плоский, а Плотский Камень. Место это находится в верховьях Нижне-Сергинского пруда, по правому берегу. Плоский Камень замыкает гряду мелких скал, тянущихся от Каменного мыса в сторону Первой Петюшкиной городьбы.
Это две большие плоские скалы в виде громадного стула. Спинка «стула» - вертикальная скала, уходящая в воду пруда на большую глубину, и около нее скала-«сиденье», горизонтально расположенная, как бы лежащая в воде. Глубина воды около скал достигает 3-4 метра.
Особым удовольствием среди ребят считалось, купаясь у Плоского, нырнуть с вертикальной скалы (2-3 метра) в воду и достать дно. Были случаи травм, когда ныряльщик обдирал кожу на голове или животе.
Весной на Плоском Камне всегда было людно: собирались «мелкие» рыбаки удить плотву. Приходили пешком вдоль пруда с Ахманаевок, Изволоков (Большого и Малого), с Песков и Дровянушки. Иногда подплывали на лодках ребята из Загорных улиц (Верхней и Нижней). Местные всегда старались их оттеснить с хороших мест, где рыба отменно брала. Добычу считали на «штуки». Хорошим уловом считалось, если поймал больше ста штук. Бывали везучие, которые ловили на удочку до трехсот штук за световой день.
За Плоским Камнем в пруд впадала мелкая речушка, по которой были непролазные заросли ольхи и крапивы. В этих зарослях по обыкновению вырубались колышки и поперечина для костра. Огонь разводился на поляне под скалой и был виден отовсюду.
На костре варили уху из свежей рыбы или варили раков, пойманных на удочки или сетки тут же у скал. Не обходилось и без грабежа – взрослые ребята отбирали у «мелюзги» улов. Обычно этим промышляли изволоцкие.
Частенько на Плоский ходили ватажкой (вдвоем - втроем) с ночевкой. Перед закатом солнца в верховьях пруда (на Пчельне, в Курьях, в Холодном ложке) светилось множество костров и сизый дым полосами тянулся в закатных лучах солнца над водой.
За ночь «поночевщики» обычно «остывали» до дрожи. Утром с восходом солнца слышались от всех костров охрипшие голоса просыпающихся ловцов рыбы или раков. Стук укладываемых в лодки весел и разной рыболовной оснастки, хриповатые голоса переговаривающихся в тумане рыбаков, проносящиеся мимо подсвеченные восходящим солнцем клочья тумана, пенье ранних птиц, шорох трав под сырым утренним ветром. Первые звуки топоров, предшествующие разведению утреннего костра для обогрева. Всплески воды на островах – там рыба «ходит». Все это создает неповторимую звуковую гамму просыпающегося дня.
Сырой от выпавшей росы ватник потерял последние запасы тепла. Пора вставать – все уже зашевелилось. Вскоре весело заиграл подживленный костер, угли которого доселе дремали в скопившемся с вечера пепле и ленивой струйкой дыма извещали, что очень небольшой запас тепла прячется в обгоревших лесинах. Стоит только разыскать горячие угольки и, бросив на них сухую бересту, раздуть веселый костер.
Обогревшись и приведя в порядок рыболовные снасти, по росе отправляемся домой. Вдоль берега пруда протоптана тропка. Земля на ней сухая. Босым ногам тепло, если не задевать свесившуюся на тропу траву, покрытую крупными каплями росы, которая немедленно обдает ноги холодным душем.
За черемухой на Бардым
Черемуха – сладкая, слабовяжущая ягода, богатство наших лесов, ближайшая родственница вишни, кладезь разных лекарственных свойств и достоинств.
Цветет, осыпанная пахучими гроздьями. Каждая гроздь – как свеча. Пока не отцвела черемуха – жди заморозки. Самый буйный цвет – конец мая, начало июня. Поспевает в конце августа – начале сентября. Самое время собирать пахучую, сладкую, сизо-черную ягоду с косточками, висящую гроздьями на кустах и черемуховых деревьях, которых много по темным ложкам и мелким речкам, питающим Бардым, на сыроватых еланях, у старых осторожьев, на вырубках со множеством коряг и выворотней, по старому заболоченному пихтово-еловому лесу.
Идем за черемухой. С собой берется: алюминиевая или берестяная пайва, кусок веревки (метра три или четыре), топор, спички, несколько ломтей хлеба, вареные яйца, лук, соль. Одежда: легкая куртка и брюки из плащевки, глубокие резиновые калоши – чуни.
Погода теплая, солнечная. Лес весело шумит под небольшим ветерком. Дорога до места не скучная. Скоро выходим на долину Бардыма в заросли черемух.
Подготавливается дополнительная оснастка: бидон на тесемке на шею, чтобы обе руки были свободными, из ивняка вырубается легкий шестик длиной два-три метра с крючком (сучком) на конце – для захвата и пригибания веток – и пара ивовых колышков длиной около метра с крюками на конце для крепления пригнутых веток с помощью веревки к забитым в землю колышкам. Обеспечена свобода действий при сборе ягоды.
Рубка черемуховых кустов и деревьев, как это сейчас практикуется, не производилась – берегли кусты и деревья для будущего урожая.
За ягодой собираются компаниями из двух-трех человек (обычно две женщины, один мужчина). Подыскан подходящий куст, шестиком захвачены самые плодоносные ветки, концом веревки привязаны к вбитым кольям с крючками. Можно собирать.
Совместными усилиями пригнуты довольно толстые черемуховые стволы, привязаны к кольям. Женщины топчутся вокруг ветвей, собирая пахучую ягоду. Вдруг слабый вскрик и непочтительная ругань в адрес мужчин. Одна из женщин увлеклась сбором, и ее захлестнул конец веревки, удерживавшей наклоненный куст черемухи. Она топталась около вбитых кольев. Один из них выскочил из земли, ствол черемухи расправился и поднял молодую женщину в воздух. Почти полный бидон с ягодой тянул ее за шею, мешая громко крикнуть. Товарки ее, занятые сбором, сначала не обратили внимания на происшествие, и только через несколько минут поняли, что соседка находится в подвешенном состоянии. Позвали мужчину и соединенными усилиями сняли воздухоплавательницу с черемухи, притянув ствол в прежнее положение.
День клонился к закату. Разожгли костерок, пообедали и отправились в обратный путь, отягощенные добычей. Потемну вышли к домам. Потом рассказ об этом происшествии дополнился тем, что пока подружка висела на дереве, из леса вышел лось, огляделся и, услышав шум, фыркнул и ушел по елани.
Пролуби
Мне кажется, это название – чисто нижнесергинское.
Пролуби – это, собственно, проруби для водозабора (поить скотину), для ополаскивания белья и для зимней рыбалки.
Прорубь для водозабора обычно обозначалась бугорком выброшенного после чистки проруби льда, в который (в этот бугорок) вмораживалась либо маленькая пихта, либо большая пихтовая ветка. Обычно к такой проруби вела протоптанная в снегу тропка с обледенелыми краями (когда воду носят в ведрах, то «сплескивают» на края тропки). Водозаборную прорубь чистят «в очередь» хозяева близлежащих усадеб, кто по воду ходит.
Вторая разновидность – проруби для полоскания белья. Это квадратная прорубь (обычно 1 x 1 или 1,5 x 1,5 метра) с бортиком, чтобы не соскользнуть в воду. Она огораживается заборчиком из молодых пихт, чтобы не заносило снегом. Чистить такую прорубь – занятие не из легких. иногда для этой цели нанимают за определенную плату человека на всю зиму. Женщины полощут белье в резиновых перчатках, под которые надевают вязаные. Даже при таком утеплении руки сильно мерзнут. Были случаи, когда, поскользнувшись в такой проруби, женщины тонули.
Одной из разновидностей прорубей является полынья, которую вырубают во льду при подледном лове рыбы сетью или неводом. такая прорубь размером 2 x 3 или 3 x 4 метра. Иногда полынья долго не затягивается льдом, лед ломает ветер или тяжелый толстый слой свежевыпавшего снега.
В один из ледоставов рыбаки доставали сеть, поставленную поперек пруда – от Горбунова моста до Нудовской. Они доставали сеть с лодки и проломили молодой лед на самом ветреном месте. Полынья простояла без льда всю зиму. В ней тогда утонул один рабочий, шедший со второй смены с завода в Ахманаевку. И ночью же молодая женщина с ребенком утонула, когда вышла на тонкий лед, покрытый свежим снегом.
Волки
В 1945-1946 годах в лесах около Нижних Серег появилось великое множество волков. В Загорной они шастали по огородам и рвали собак прямо под окнами домов в конце улицы около леса.
Мы с Геной Мартьяновым сидели у них и делали уроки, дом у них третий от леса в конце Верхней Загорной. Дело было в конце декабря, на улице темно. В квадрате света из окна дома на снегу играла дворняжка, собачка Мартьяновых. Вдруг от леса, из конца улицы подошли четыре крупных собаки, похожие на овчарок. Немного поиграли с собачкой, потом самая крупная схватила собачку за горло и перекинула ее на спину; и все собаки убежали. Когда мы рассказали это отцу Гены, он сказал, что это волки утащили дворнягу.
В январе месяце отец с рабочими из их бригады втроем поехали на грузовике за сеном на Кондрашкину речку в сторону Михайловска. Приехали, вышли из машины, пошли смотреть, как подъехать к стогам. Только отошли от машины, как из леса вышла стая волков и, отрезав их от машины, загнала на сосну, где они и просидели до рассвета, сильно промерзнув. На рассвете стая ушла. Они слезли с дерева, погрузили сено на машину и уехали.
В том же январе из Нижних Серег на лесоучасток Полуденный (15 км) шли женщина и притемнилась. Волки напали на нее и съели, оставив от нее только ноги в валенках.
В феврале 1946 года отец выписал четырех лошадей с коновозчиками съездить за сеном на Стариковку, наш покос там (9 км). Сено быстро привезли, отгрузили четыре воза на сарай, коновозчиков угостили и договорились наутро поехать туда же за дровами из сухостоя. Нам с мамой предстояло пойти на покос и напилить до утра сухостой на дрова (отец работал в ночную смену).
Мы вышли из дома вечером, взяв с собой санки, пилу и топоры. Уже светила луна, когда мы вышли против Большого Затона (так называется залив пруда), с мыса Большой просеки на пруд спустилась, как мне показалось, стая собак, несколько штук. Мама сразу прижала меня к себе и прошептала: «Смотри – вон волки». Стая переходила пруд в направлении на Каменный Мыс. Под луной их шкуры казались серебристыми. Мы пережидали, пока они перейдут пруд (это около километра). Они, не спеша, переходили пруд, поглядывая, поворачивая головы на огни домов.
А мы продолжали свой путь. Пришли на покос, в «рукав» на «еланушку» и к утру, спилив несколько сухих елей, обрубили сучья и напилили «долготья» (по 2 метра длиной) на четыре воза. Прилично вымокли, разожгли костре, обсушились и отправились домой, встретив возчиков с лошадьми по дороге.
Углежоги
Нарядчик зашел после обеда, сказал Терентию: «Твой черед на делянку-то! Утре и езжай!». Дед Терентий сказал: «С утра в лес!». Сын Петро задал лошадям – Гнедку и Лысухе – овса, дед допоздна проверил всю упряжь и припас, наказал снохе Саньке, какое варево к утру готовить, и угомонил всю семью: «Спать!».
Бабка рано подняла сноху, нащепали лучину, затопили печь, поставили в чугунке немудреное варево.
Петро зажег фонарь, вышел на двор, утро стояло морозное, в небе мерцали редкие звезды и висел припозднившийся месяц, освещая сонные соседние домишки.
Он открыл ворота, отгреб снег, сходил в конюшню, обтер и вывел лошадей, накрыв их попонами из старых лопотин (семья жила небогато, достатки были невелики).
Работников-то: дед да Петро, да еще его жена Александра, внучата не в счет – Федька, Ванька, Костька, Васька.
Петро послушал соседей, там тоже, слышно, зашевелились. После праздников договорились ехать на делянки вместе. Надо лес вывозить из-под Полуденного по Бардыму на Томилки, Терентий – парой лошадей и сосед, тоже парой.
Наскоро позавтракали, Петро стал запрягать. Поставил на сани угольные короба, уложил в них припас, завел в оглобли Гнедка и Лысуху, поправил упряжь.
Дед к тому времени обрядил работников в тулупы и лапти с суконными портянками, проверил, у всех ли взяты «шубенки», захватил себе и Петру по яге и вывел всю гвардию во двор.
Терентий отрядил в лес сына, сноху и двух внучат, Федьку и Ваньку. Пока собирались и грузились, подъехали и соседи на двух конях. Бабка всех перекрестила; и обоз тронулся.
Мороз был довольно крепкий, снег громко скрипел под полозьями саней, переехали Сергу и неторопливо двинулись по дороге вверх по Бардыму. В лесу темно, редкими полосами дорогу пересекает свет месяца. Дед заставляет продрогших ребятишек «для сугреву» бежать за санями. Закуржавевшие от мороза лесины, подсвеченные месяцем, кажутся покрытыми дорогими одеждами, куржак переливается блеском дорогих каменьев.
Через пару часов стало светать, занялась заря. Слева, через редколесье, у Чащиновых гор, сквозь нависший на деревьях и кустах куржак, стало пробиваться солнце. По вершинам берез на покосных еланях стали видны ночевавшие там черные косачи, которые, заслыша скрип и визг полозьев саней, лениво снимались с берез, осыпая с ветвей накопившийся за ночь куржак, подсвеченный восходящим солнцем, который светящимися столбами оседал около потревоженных берез. Около дороги, потревоженные лошадьми, с шумом взлетали косачи, ночевавшие в снегу, поднимая облака снега и пугая лошадей.
Ребятишки с визгом радовались каждой взлетевшей птице, а Петро ворчал: «Разлетались, пропасти на вас нету!». На подъезде к устью Ревделя дорогу залило наледью. Лошади то скользили, то проваливались в воду. Так промучились до обеда.
К обеду выехали на устье Ревделя, на делянки возле участка Полуденный. Стан основали за Полуденным, на высоком месте, чтобы весной в половодье не залило. На Полуденном для рубщиков построен барак и загоны для лошадей. В бараке две печки и для «пригляду» живет дед, ему запасают дрова, и он всю зиму топит барак. В бараке дует из-под пола, завалинки совсем провалились. Петро с соседями быстро забросали завалины снегом, расшуровали печки, в бараке потеплело. На стану сготовили костровище и заварили обед. Задали коням корму и пошли с обходом на делянки. Предстояло до весенней распутицы делянки вырубить, а лес – долготье и «шестики» (шестивершковые чураки) – вывезти к месту выжигания угля. Там долготье и «шестики» раскалывали, укладывали в кучи с «продухами», весной закрывали дерном и томили уголь, а по первопутку его в коробах вывозили на завод в угольные сараи.
На другой день приступили к рубке. Прежде чем рубить, надо было «отаптывать» каждое дерево и обрубать нижние ветки, чтобы можно было дерево спилить.
Солнце светит вовсю, снег слепит. По всему лесу разбежались тропки, по которым, проваливаясь, пробирались «отаптывать» деревья. Пока «отопчешь», не раз вспотеешь и не один раз попадешь под «кухту» - слежавшийся снег, который сползает с веток со звуком «у…х!...х!». Этой работой занимаются женщины и ребятишки. к вечеру, все мокрые, они собираются в бараке. Разматывают заледеневшие онучи и портянки и вешают к печкам сушить. Все взрослые мужики валят лесины, обрубают сучья, распиливают их на «долготье» и «шестики» и вывозят на конях к временному складу. Вывозить без дороги по лесу и вырубке тоже не сахар: то сани на пеньках зависнут, то оглобля сломается, то завертка порвется – перебой вывозке. Мужики матерятся втихую. Терентий не терпел матерщину.
Часам к трем подъедут к стану, наскоро пообедают, чаю попьют и, пока светло, работают. И так каждый день до конца февраля. Раз в две недели съездят на паре в Серги за провизией. День туда, день обратно. Дни-то длиннее становятся. Делянки не узнать. По всему снежному покрову наторено множество дорог. на временном складе уже несколько десятков кубов долготья и «шеститок». Мужики торопятся начать вывоз на «томилки». Если начнет таять снег, будет такая распутица, что все останется на делянках. Бардым затопит всю дорогу.
«Томилки» - лесоучасток, где с весны до осени выжигают в кучах древесный уголь. Как только земля немного оттает и можно будет брать дерн, начинают выкладывать «кучи». Сначала «шеститки», потом «долготье» в виде шатра, обкладывают дерном, поджигают и, регулируя подачу воздуха, «томят» уголь. По готовности угля кучу разбирают и вывозят на заводской склад плетеными коробами. Сдают по сортам.
Заготовку вывозят обозом с нескольких участков, по 8-10 возов за один прогон. Дорога разъезжена, по наледям кони засекают ноги, погрузка и разгрузка идут тяжело: ребятишкам и женщинам работа не по силам, да и покалечиться можно. Лес- в основном береза и сосна, долготье и «шеститки» тяжелые. Возы укладываются с расчетом, чтобы на раскатах воз не «растрепало». Перекладка в дороге занимает много времени, а обернуться надо с перевозкой за один день. Это около 40 верст туда-обратно. Последние возы идут со всем хозяйством, ребятишками и женщинами. Снег уже сильно протаял, дорога залита водой. В некоторых местах сани идут по грязи, коням тяжело. Да и погода – то снежные заряды и ветер, то заморозки и разливанное солнце. Лица у всех обгорели вплоть до коросты. Мужики говорят: «Окаянная погодка!».
Теперь до первоспуска, до вывозки угля с «томилок». Там остаются работать на все лето «жигари» - в основе старики, семейные, у кого дети подросли, да люди не семейные. В половодье до «томилок» добираются только через Аптечную и Чащиновы горы верхом на конях. Высками завозят купцы Дементьевы да Пузаковы муку, крупу, масло, солонину. Работа грязная. Хоть на «томилках» общественная баня есть, ездят раз в неделю помыться в своей бане в поселок.
Радий ТИХОНОВ
мастер спорта по туризму,
заслуженный путешественник России.
«Уральский следопыт», № 9, 12, 2006 г.
