ПУГАЧЕВСКИЙ ПОЛКОВНИК ИЗ БИЛИМБАЯ
Среди литературного наследия отца "Толкового словаря велико-русского живого языка" В.И. Даля особое место занимает запись воспоминаний 85-летнего бывшего пугачёвца, служителя Билимбаевского завода Дементия Верхоланцева, и передаётся она как рассказ очевидца.
Рассказ записан в 1831 году и напечатан в 4-й книжке "Русская беседа" (Москва, 1856, с.62-70). Он раскрывает нам подробным образом многие события, которые разыгрались во время крестьянской войны под водительством Емельяна Пугачёва в 1774 году.
На Билимбаевском чугунноплавильном заводе Строганова Дементий Верхоланцев служил горным писчиком, у которого "под рукой было рабочего народа до 500 человек мастеровых и рудничных". Он был правой рукой управляющего, пользовался особым доверием.
О том, что в России объявился царь, и стоит за народ, билимбаевские мастеровые узнали ещё в ноябре. И с каждым днём эта весть укрепляла в народе уверенность скорой расплаты со своими притеснителями.
"Молва о распорядках Пугачёва, ненависти его к помещикам и боярам всюду поднимала народ, - вспоминал Верхоланцев. - И в моей команде нашлись бойкие выскочки, за которыми потянулись другие: все отбились от рук и грозили мне смертью. Один из работников сверзил (столкнул - Ю.Д.) меня в рудную яму, а другие подняли на меня такой гарк (крик - Ю.Д.), что я рад был утекши от них. Я ушёл в деревню Крылосово к шурину своему. Около полуночи наскакали разъездные из шайки; между ними был и зять мой из деревни Черемши; он меня отыскал, ударил нагайкой сонного, а когда я вскочил, испугавшись, то меня связали, припутали к стремени и повели на Черемшу в Билимбаевский завод. Туда прибыл 18 января пугачёвский полковник Иван Наумович Белобородов, знавший, как сказывали, истинного царя Петра Фёдоровича, и, убеждавший всех пристать к самозванцу, называя его царём. Мне велели явиться к нему в жильё прикащика Антона Ширкалина; я упал перед ним на колени и просил пощады."
"Бог и великий государь тебя прощают", - сказал суеслов Белобородов. На нём был нагольный тулуп и сабля на поясе. Узнав, что подо мной было до 500 рабочих, он приказал мне, завтра, чем свет, выстроить их и сделать им перекличку по горным спискам.
Ночью я выстроил 500 человек в одну шеренгу против жилья полковника и ждал рассвета. Белобородов встал рано и меня тотчас позвали. "Что, любезный друг, исполнил ли ты приказ мой?" - спросил он меня. "Исполнил, ваше высокоблагородие". "Хорошо".
Он встал со стула, надел лисий малахай (шапку) наперёд ушами и вышел к моей команде. Все умолкли. Он осмотрел мою рать, выбрал из неё человек 300, а остальных не принял за старостью, калечеством и малолетством; потом скомандовал фрунт, выхватил саблю, оборотился к старшинам и сотникам, которые также вынули сабли из ножен.
"Поздравляю тебя, - сказал он мне, - походным сотником, а вас, ребята, с товарищем".
Я поклонился; рад не рад милости, а надо было кланяться; меня тотчас остригли по-казачьи, под "айдар", и дали саблю.
Таким образом Белобородов оказал высокую честь Верхоланцеву, назначив его командиром над билимбаевским отрядом в 300 человек.
На следующий день войско Белобородова перешло в Шайтанский завод, где его встретили хлебом с солью. "Белобородов занял дом заводчика Ширяева, а я тут учил его писать его имя: Иван Белобородов, водя руку его своей рукой по бумаге. Здесь же была у нас первая стычка..."
Командуя отрядом, Дементий принимал участие в двух стычках с правительственными войсками, посылаемыми горным начальством к Шайтанскому заводу Ширяева (ныне Первоуральск). Отряды капитана Ерапольского и поручика Костина были вынуждены уступить народному войску и покинуть поле боя с потерями в живой силе и вооружении.
Присягнув Пугачёву, Верхоланцев честно исполнял свой долг. От Белобородова не ускользнула его преданность, и он оказал сотнику большое доверие, направив Верхоланцева в Уткинский завод Ягужинского (ныне Новоуткинск) с поручением приклонить мастеровых предприятия на сторону государя Петра III. Дементий с честью выполнил поручение пугачёвского полковника, убедил унтершихтмейстера Павла Журбинского присягнуть народному царю, сформировать на заводе отряд добровольцев.
Верхоланцев принимал участие в штурме Уткинского завода Демидова (ныне Староуткинск). И что интересно: потерпев 26 февраля поражение под Уткой от майора Гагрина, он не изменил Белобородову, не отстранился, а продолжал верно служить. И это не случайно: он неплохо знал простую жизнь заводских людей, их непомерно каторжный труд, и, видать, желал избавить мастеровых и рудничных от крепостной зависимости.
Дементий оборонял Каслинский завод и, несмотря на то, что здесь пугачёвцы вновь потерпели поражение от того же майора Гагрина, он не изменил присяге, а пошёл за Белобородовым в Саткинский завод, где помогал полковнику (теперь уже атаману) скапливать и формировать крестьянское войско...
"Вскоре мы услышали, что Пугачёв разбит князем Голицыным, - рассказывал Верхоланцев.
— Поспешив из Сатки к нему, мы встретили его под Магниткою.
Мы увидали издали, как Пугачёв разъезжал с наездниками около крепости; он счёл нас за неприятелей, потому что мы шли стройно, чего сам он никогда не делывал, но когда узнал, что это его полковники то подъехал к палаткам своим, поднял знамя и ждал дружины; мы преклонили перед ним свои самоделковые знамёна. При первом взгляде на мнимого царя я усомнился. Сравнивая его с портретами, я не находил никакого сходства; вскоре я, как и многие другие, узнали в нём несомненного обманщика, но страх преграждал уста наши. Пугачёв был среднего роста, плотный, в плечах широк, борода окладистая, глаза чёрные, большие; на нём была парчёвая бекеша, под казачьего троеклина, сапоги красные, шапка из покровов церковных, ограбленных раскольниками; самозванец был речист, голос его сиповатый, сам он распорядителен, но, впрочем, мужик мужиком".
И далее Верхоланцев отмечает, что "сам Пугачёв старался получить доверие народа лестью, притворной трезвостью и кротостью."
С того дня судьба Верхоланцева переплелась с царём-самозванцем. Из-под Магнитной крепости по горной дороге Пугачёв привёл своё войско к Троицкой. Но тут его настиг генерал Деколонг. Произошло крупное сражение, в котором, как рассказывал Верхоланцев, "меня окружили солдаты, сбили с коня, но я не оробел, бросившись на одного из неприятелей, проколол его пикой и на коне его ускакал".
Сражения крестьянской армии с правительственными отрядами не увенчались успехами. Разбитый Пугачёв тут же "обрастал" новыми партиями крестьян и снова вступал в бой или уходил от преследования, резко меняя свои маршруты.
"У Красноуфимска был я ранен и, находясь близ своей родины, думал бежать, но сробел и остался, тем более, что за мной, по приказанию Пугачёва, присматривали и раненого возили в телеге. С одной стороны, и не знаешь, куда бежать, и на кого бог приведёт наткнуться; у Красноуфимска стоял капитан Попов с солдатами и вооружёнными крестьянами и, как слышно было, не давал никому из шайки Пугачёва никакой пощады. Таким образом я оставался прикованным к судьбе самозванца до самого конца ея, хотя и знал уже положительно, что он обманщик и разбойник..."
От Красноуфимска Пугачёв повернул свою армию к городу Оса, гарнизон которого принудили сдаться. От Осы крестьянская рать направила удар на Воткинский завод, где "не встретили сопротивления; начальники уехали, управляющий Клепиков скрылся, а полковник Грязной, поставленный охранять завод от нашествия Пугачёва, засел в пруд, выставив одну голову. Нашлись люди, которые тотчас указали, и Грязного Пугачёв повесил".
О жестокости самозванца Верхоланцев приводит немало фактов.
Из Воткинского восставшие прошли через Ижевский завод к Казани, где завязалось жаркое сражение. Жаркое не только по накалу, а в полном смысле слова - город горел.
"Пугачёв хотел задушить головнями засевших в крепости защитников; жгли, резали и грабили... В числе добычи на пиршество победы вывезли на Арское поле 15 бочек вина, самозванец угощал дружину свою после каждой удачи".
А утром, как снег на голову, на хмельных сонных мужиков напал подполковник Михельсон, много месяцев гонявшийся за Пугачёвым. Армия самозванца была разбита. Верхоланцеву удалось спастись бегством, и опять он не отстал, а продолжил путь с Пугачёвым дальше...
"В Саратове, - рассказывал Верхоланцев, - Пугачёв пожаловал меня
в полковники 3-го Яицкого полка. Это происходило следующим образом: 7 августа 1774 года в день моего ангела, я решился поднести Пугачёву 15 яблоков. У палатки его стражники меня остановили, чтобы доложить. Я стал на колени и поставил на голову блюдо с яблоками. Когда вышел самозванец, я вскричал: "Здравия желаю, ваше императорское величество". Самозванец спросил: "Как тебя зовут?" - "Дементий, ваше императорское величество".
Он потребовал святцы и велел справиться, не обманываю ли я (сам Пугачёв читать не умел). Справщик подтвердил мои слова. Пугачёв вернулся в палатку и вскоре вынес на том же блюде 15 золотых и 15 аршин кармазинного сукна для мундира. Поставил мне на голову и сказал: "Поздравляю тебя полковником 3-го Яицкого полка". Я поклонился.
На другой же день мундир мой был готов, начались поздравления товарищей и попойка.
В Билимбаевском заводе Белобородов произвёл меня в походные сотники; в этом чине служил я до 7 августа и был почти во всех сражениях, сперва с Белобородовым, а потом с самим Пугачёвым".
Большой и трудный ратный путь выпал на долю нашего земляка. Посчитай, вдоль и поперёк по всему южному Уралу прошёл, затем по камским заводам и волжским городам, следовал было на Москву. Но Пугачёв, боясь Суворова, изменил маршрут и повёл свою армию вниз по Волге. В Дубовке к нему явились донцы до 500 человек в полном вооружении, в самом исправном виде. Пугачёв очень рад был этому подкреплению и принял их с великой честью.
"Из опасения погони Пугачёв пошёл на Царицын, дал там один только выстрел в Московские ворота и пошли далее, на Астрахань. Сколько ни бежать, говориться, а где-нибудь да постоять: остановились мы на ночёвку, не доходя Черноярска.
Михельсон шёл за нами по пятам, и ночью подошед, также остановился версты за 2 или 3; у нас об эту пору было до 60 тысяч так называемого войска, то есть разного сброду в нестройных толпах, и до 60-ти орудий, вновь забранных в разных местах, после поражения нашего под Казанью. Но все крепко упали духом, и один только страх удерживал огромную шайку около Пугачёва; помню, что и я думал было уйти несколько раз, но боялся, не ожидая доброй участи, если даже и попадусь в руки войск царицы. Утром, на солнцевосходе, Михельсон напал на нас. Нельзя было более избежать встречи, и началось жаркое сражение; при этом случае оказалось, что вновь приставшие к нам донцы загвоздили пушки наши или подрубили оси и колёса у лафетов. Пугачёв был разбит наголову и бежал в Чёрный Яр..."
Что же было дальше с нашим земляком?
"При последнем поражении Пугачёва всякий из нас искал спасение, как кто мог. У меня была кибитка и пара лошадей, а правил ими денщик. Я пустился по первой попавшей дороге, сам не знаю куда, и ускакал вёрст с десять. Меня догнали казаки.
Кучера моего закололи пикой, а меня связали и отправили вместе с полковником Твороговым и другими, имена не упомню, к графу Панину в Симбирск. Отсюда повезли в Москву, там нас допрашивали и суд чинили. Менее виновным особых приговоров не читали, а самое наказание шло по билетам, кому какой достанется, кого простить, кого повесить. Для этого поставили нас в ряд под самыми виселицами и стали раздавать билеты. На моё счастье попал билет с надписью: простить. Я едва опомнился от радости, тотчас сняли с меня оковы и проводили несколькими нагаешными ударами".
Одиссея нашего земляка интересна тем, что, попав в самое пекло пожара крестьянской войны, он удачно вышел из неё. Пожалуй, таких счастливцев было немного. Видать, Дементий Верхоланцев был мужик ловкий, умел изворачиваться из сложных ситуаций.
Ю. А. ДУНАЕВ,
краевед
Газета "Уральский трубник" № 14; № 15; 1991 г.
http://prvregion.narod.ru
