ТАЙНЫ МОНЕТНОГО ДВОРА
Клад в огороде и другие денежные истории
Когда-то в Екатеринбурге выражение «делать деньги» имело наипрямейший медеплавильный и чеканный смысл. Едва ли не три четверти медной монеты, что звенела по карманам подданных Российской империи, выпускались на Екатеринбургском монетном дворе. Двор просуществовал с 1726 года по 1876-й, за это время на нем было отчеканено 482 образца монет. Медная монета была самой известной продукцией Екатеринбурга, в сделанных на Урале деньгах больше чем наполовину измерялась экономика державы. Этим страницам истории нашего города посвящена выставка «Екатеринбургский монетный двор: тайны закрытого производства», недавно начавшая работать в Свердловском областном краеведческом музее на Ленина, 69/10.
Открытие выставки приурочено к столетию передачи в дар музею нумизматической коллекции Петра Ивановича Тарасова. Купец-золотопромышленник Тарасов был активным членом Уральского общества любителей естествознания, с которого и начался краеведческий музей. Собиранием монет он занимался около двух десятков лет, подвел под свое увлечение солидную научную платформу — составил систематические таблицы и справочники по монетам, выпущенным в царствования разных правителей. Его труды уважали такие видные персоны, как ученый-нумизмат Христиан Гиль и великий князь Георгий Михайлович. От августейшего собрата по хобби Тарасов получил в подарок книгу «Описание и изображение некоторых редких монет моего собрания».
Ознакомившись с нумизматическим собранием УОЛЕ и увидев его неполноту, золотопромышленник решился на благородный поступок и пожертвовал свою коллекцию музею. Сохранившаяся с того времени металлическая табличка свидетельствует, что переданы были 2363 монеты, отчеканенные с 1700-го по 1900-й годы. Кроме екатеринбургских денежек, там была также продукция Московского, Аннинского, Сузунского и Колыван-ского монетных дворов. Имелись в коллекции Петра Ивановича — и представлены на выставке в краеведческом музее — и такие редкие вещи, как бородовые бляхи. В эпоху Петра I эти бляхи выдавались боярам, упорно не желавшим изводить буйную растительность на лицах и ходить с «немецкими скоблеными харями». За верность дедовским обычаям самодержец приказывал ежегодно платить. Бляха свидетельствовала, что пошлина взята и боярин имеет право щеголять окладистой бородой. Наверняка Тарасов особенно гордился этими экспонатами своей коллекции — ему как выходцу из старообрядческого рода идея преданности бороде должна была быть близка.
Щедрость Тарасова подала пример другим дарителям. Через несколько лет Главное правление Верх-Исетского округа обогатило нумизматическую коллекцию УОЛЕ почти четырьмя с половиной тысячами «угольных печаток» — специальных латунных и жестяных знаков, с помощью которых учитывалось сырье, поставляемое на металлургические заводы. Благодаря этому пожертвованию, сегодня собрание «угольных печаток» Свердловского областного краеведческого музея считается одним из трех крупнейших в стране — другие два находятся в Эрмитаже и Государственном историческом музее.
А вот откуда в хранилищах музея взялись стальные чеканы, не знают и сами сотрудники СОКМ. Происхождение этих предметов — самая настоящая тайна. Чеканы — это такие здоровенные тяжелые болванки, с помощью которых штамповали монеты. Обзавестись чеканами мечтали все фальшивомонетчики. Естественно, чеканы строжайше охранялись, и за вынос их с монетного двора незадачливый вор рисковал угодить на вечную каторгу. Чеканы датированы 1843 годом. Тогдашний неведомый герой подделки денег и представить себе не мог, как признательны ему будут работники музея за раритет в их коллекции.
Изрядное количество единиц хранения попало в музейные витрины из-под земли. В 1976 году в деревне Юшково Тугулымского района был найден клад. На него наткнулись тамошние школьники, вскапывавшие огород на пришкольном участке. В кладе оказалось 12 с половиной тысяч монет 1758—1796 годов чеканки, выпущенных разными монетными дворами. Деньги были обернуты в бересту — чтоб не ржавели. В поисках ключа к разгадке тайны, кто же мог зарыть клад в огороде, музейные работники подняли архивы и установили, что на том месте в XVIII веке располагался постоялый двор. И выстроилась сама собой криминальная версия — как прирезал бесчестный трактирщик государева посланца или сборщика налогов, а добычу припрятал до поры, да воспользоваться не успел…
Еще одна тайна монетного двора связана с конфликтом между Татищевым и де Геннином. Известно, что у отцов-основателей Екатеринбурга однажды случилась размолвка, да такая серьезная, что они до конца жизни не желали друг с другом разговаривать, а расскажи им кто о том, как благодарные потомки изваяют Вилима Ивановича и Василия Никитича на одном постаменте рука об руку — и на дуэль, поди, могли вызвать за такие пророчества. Знатоки истории нумизматики считают, что причиной конфликта был монетный вопрос, точней, производство медных плат. Платы представляют собой квадраты из меди, на которых отчеканен государственный герб и номинальная стоимость платы. При этом рубль величиной с кафельную плитку и своей тяжестью способен прорвать любой кошелек. Подделывать такие деньги смысла не имело: сколько квадрат весит, столько и стоит. Этот опыт де Геннин перенял у шведов и завел в Екатеринбурге производство плат, чтобы развитие горнозаводского дела не тормозилось перебоями в финансировании: выплавляемая на Урале медь обходилась дешево, плат для любых расчетов можно было наштамповать сколько угодно. А Татищев тоже изучил шведскую систему плат и решил, что для России это будет сплошным подрывом экономики: ушлые голландские купцы повадились копить шведские платы и вывозить их к себе для разных металлургических нужд. И если вывоз обычных медных слитков облагался пошлинами, то платы — деньги же, не просто металл! — можно было переть в Голландию беспрепятственно в любых количествах. Это и стоимость меди снижало, и затраты на чеканку плат делало бессмысленными. Татищеву удалось донести свои резоны до «полудержавного властелина» Меншикова, и тот запретил чеканку плат. Они были изъяты из обращения в обмен на серебро, и через полгода после запрета плат в казну вернулось свыше 1300 пудов меди.
На тайну можно набрести при простом осмотре экспозиции. Например, почему на монетке написано не «копейка», а «денежка»? А потому, что копейка в XIX веке была весьма крупной денежной единицей и подлежала размену. Имелась монета в полкопейки, тоже считавшаяся вполне солидной, четверть копейки звалась грошом, а для половины гроша уже специального названия не придумали — так незамысловато денежкой и нарекли…
Эти и другие тайны монетного двора поможет раскрыть книга «Екатеринбургская медная монета», написанная сотрудниками СОКМ и Института истории и археологии УрО РАН, презентация которой прошла в день открытия выставки. В продажу она не поступит, но любой заинтересовавшийся может найти ее в библиотеках.
Мария КОНОВАЛОВА
"На смену!", 26.04.2007 г.
