ВРЕМЯ ТОГДА ОСТАНОВИЛОСЬ
«Очень уж необычную тему вы затронули в четверговом номере «Уральского рабочего» в печально памятный день начала Великой Отечественной войны, 22 июня с.г. Имею в виду публикацию о мистических сторонах этой страшной борьбы народов за то, чтобы мир и справедливость воцарились на земле, - «Победное оружие незримых сил». Скорее всего, именно правота нашего дела и привела в действие скрытые до того силы природы, граничащие с чудесами, с необъяснимыми.
Вспомню хотя бы такой факт. В нашем поселке пришла похоронка на рядового Галухина – геройски погиб в боях за свободу Родины… Оплакали родные, отпели даже тайком в церкви, а мать его ну никак не верит в его гибель. Сердце-вещун шепчет ей, что жив ее сын. С кем посоветоваться, куда пойти со своими сомнениями?
От соседок узнала, что в соседнем поселке Билимбай есть хорошая ворожея. Все, что она скажет, сбывается в точности. Собралась мать, поехала туда на «дачном» (так тогда назывался пригородный) поезде.
Перед ворожбой постились несколько дней женщины, карты в святом месте держали. Зато как раскинула их потом старуха-ведунья, враз посветлела лицом. «Жив, - говорит матери, - и скоро у вас будет с ним встреча неожиданная», - рассказывал позвонивший в редакцию Иван Степанович Крашенинников.
Да, бывают все же чудеса в нашей жизни, потому что дальше я мог бы и сам продолжить повествование о счастье семьи Галухиных. О том, как вскоре она на узловой станции Кузино повстречает своего сына, которого после госпиталя отпустили на излечение домой. А в геройски погибшие он попал обычным в те годы путем – страшный бой, разрыв не то бомбы, не то снаряда, засыпанный в окопчике прошитый осколками солдат. Его полк не то ушел в атаку, не то просто передислоцировался по приказу в другое место. И лишь на которые-то сутки боец был обнаружен похоронной командой совсем другой части, причем почему-то без документов, почти не подававший признаков жизни.
Больше того, вернувшись на фронт, Галухин еще дважды оказался похороненным заживо. Но дожил до Победы, вернулся. Женился и дорабатывал свой отпущенный ему судьбой век слесарем-мотористом в Билимбаевских центральных ремонтных мастерских (позднее экспериментальный завод дорожных машин), где мы с ним и повстречались однажды.
Такая вот удивительная история, каких, отмечу, было в те годы множество. Именно они не давали людям опустить руки в бессилии перед неизбежным, казалось бы, финалом, вселяли надежду в торжество жизни перед смертью.
Как всегда, одна такая история тянет за собой и другие, аналогичные, подобные. Честно скажу, сейчас уже не помню, кто из фронтовиков – он ли, Галухин, или другой прославленный билимбаевец, Василий Демидович, прошедший войну с первых приграничных боев до самого конца, или еще кто, рассказывал не менее странную историю, в которую поверить было еще труднее, чем в это воскрешение солдата. Тут все реально, доказуемо. А там вообще сплошная мистика. Но вот уже третий раз рассказывают ее мне, утверждая, что случилась она в действительности.
Было это в самые тяжелые месяцы войны, в конце лета 1941 года. Танковые армады-клинья гитлеровцев рвали нашу неподготовленную линию обороны, устраивали котлы-окружения большим и малым соединениям советских войск. Те в свою очередь отчаянно прорывались к своим, на восток. Без боеприпасов и сухарей, ножами и штыками рвали по ночам вражеское кольцо.
Одно из таких подразделений, голодное и почти безоружное, но сохранившее порядок, было прижато фашистами в густом лесу к непроходимому болоту.
…Командир полка, поседевший в свои 35 лет, майор и политрук мучительно всматривался в карту-десятиверстку, отыскивая хоть какую-то щель, через которую можно было бы ускользнуть от врага. А главное – вывезти, спасти раненных. Вызвали разведчиков. Один из них и поведал много лет спустя о невероятном.
В тот день он тоже валился с ног от голода и усталости. К вечеру забылся ненадолго под огромной сосной, вроде бы заснул.
Помнит, что в полутьме растолкал его политрук, напомнил о приказе. И он, полусонный, направился к тому краю болота (оно было непроходимым), где были погуще деревья и какой-то взгорок. В темноте бугор вдруг словно раскрылся перед ним («самое странное – меня охватила полная тишина, густая, плотная, ни ветра, ни шороха, ни треска, ни голоса – ничего»), в расщелине оказалась лесная дорога. Быстро пошел по ней, мимо кустов, через ручей, мимо какой-то лесной сторожки. Сколько шел, не помнит. Когда выбрался из леса в поле, то услышал шумы немецкой обороны – у себя за спиной…
Вернулся тем же путем, доложил командиру, - вспоминает. – И тотчас, в полной тишине, ведя под уздцы лошадей, стараясь не стукнуть, не брякнуть, отряд из несколких сот измученных, израненных солдат пошел по лесной дороге-тропе, где само время словно остановилось. «Я вел людей по своим приметам – кусты, скособоченная сосна-флаг, овраг, ручей с каменистым дном, лесная сторожка, просека, поле.
С рассветом мы были далеко за спинами немцев. Причем между нами и ими оказалось именно то непроходимое болото. Местные жители, у которых мы узнавали дальнейший путь, не верили нам. Оказывается, от того места, где фашисты окружили нас, было около 60 км (!) по прямой, никаких проходов через болото, а тем более расщелин с торной, пусть и лесной, дорогой не было и в помине. И еще. Получается, что за одну ночь я прошагал около 180 км – туда и обратно и снова туда. Это нереально, это необъяснимо… Но что было, то было», - утверждает Андрей Ильич.
После войны старый разведчик съездил в те края. Исходил, исползал каждый бугорок, кустик. И никакой расщелины-дороги не нашел.
Юрий КОНЬШИН
«Уральский рабочий», 13.07.2000 г.
