ПОЛЕТ В БЕЗДНУ
Теплоход, на котором я какое-то время ходил коком, двигался по «Ермаковой дороге» - по Иртышу. Был полный стиль. Светило горячее полуденное солнце. И вряд ли кто на судне предполагал, что нас подстерегает опасность.
Поначалу до моего слуха донесся ровный натруженный гул. Неподалеку рыжей стеной двигал высоченный яр, и я подумал, что это от него откатывается рокот нашего старенького дизеля. Но вдруг теплоход стал влезать во что-то сдерживающее, вязкое. Так случается, когда днище судна наползает на дикую мель. Но откуда ей было взяться в том месте, куда приходится наибольший свал воды? Об этом, кажется, не успел подумать, потому что теплоход грубо накренился и его начало разворачивать. Качнулся яр. На камбузе загрохотал мой нехитрый алюминиевый «сервиз». И оттуда же выдохнуло плотный клубок пара.
Не помню, как я очутился в нашей «скворечне» - рубке. И в тот же миг капитан Синюков буквально вышиб молоденького вахтенного рулевого из тесного, похожего на корзину сидения. Я видел, как Анатолий Григорьевич вцепился в штурвал, крутанул его, точно вертушку. Загрохотало в подшипниках, жалобно загнусавили натруженные тяги. Теплоход, все так же накренившись и оставляя на воде вопросительный знак пенного следа, полез к спасительному фарватеру.
- Салаги! – окрестил Синюков прежде всего себя. – Проморгали Чертово колено!
Держась одной рукой за штурвал, капитан еще умудрялся водить пальцем другой по крупному листу лоцманской карты, выискивая то место, где нас «трепануло».
- И точно, колено! – проворчал он, а правая рука его уже искала спасительную пачку «Волны». – Так и к Нептуну сходить недолго.
Все это произошло в районе села Горнослинкино, на 525-м километре от устья Иртыша. Точный отсчет лоцманской карты. Речники этот участок называют по-разному – Чертовым коленом, Чертовой Ямой, Черной дырой и, наконец, Осетровой ямой. А вот их ветхий путеводитель – лоцманская карта – гласит, что здесь находятся Слинкинские суводи. Что это такое? Огромные воронки. Их здесь две. Карта предупреждает: расхождение судов, как и их обгон, в районе воронок строго-настрого запрещены. И далее: «При отклонении от линии створов судов с составами их может забросить на правый или левый берег». Вот тебе и речка-реченька! Позднее, собирая материалы для книги о водниках, я еще больше удивился, представив себе, сколько трагедий произошло на Оби-матушке и Иртыше-батюшке.
В 19-м веке за один год компания «Дружба» потеряла две баржи с грузом. Близ села Юровского затонул теплоход «Взор», и его владелец пустил себе пулю в лоб. Разорился основатель местного пароходства Тюфин: реки сглотили одну за другой несколько его барж с дорогостоящим грузом. Взорвался теплоход «Ермак». Глыба земли, обрушавшаяся с крутоярья, завалила шхуну «Надежда». Взорвался комфортабельный пароход «Евгений» - погибло сорок три человека, в том числе сам владелец судна Эльденштейн.
И уж совсем уникальный случай произошел в сентябре 1922 года. Тогда пронесшийся в районе Ныды циклон как щепку выбросил на берег… пароход «Ермак». Прибывшие на место происшествия эксперты – англичане пришли к твердому выводу, что судно обречено. Но его спасли, стащив на воду, речники, за что и получили премию… ботинки и брюки каждому.
Все это было мне известно, но вот воронки… Да не какие-то, а такие, что в них утаскивало не только неосторожных купальщиков, но и лодки с людьми. Впрочем, что там лодки! Воронки, ломающие плоты, выкидывающие на берег баржи. Нет, о таком слышать не приходилось.
А Синюков, все дальше и дальше уводя теплоход от опасного места, рассказывал:
- Самая страшная – Осетровая яма. Ну, та, что ближе к правобережью. Говорили мне: глубина – все сорок. Пропасть! Да что я живописую! Ты найди в Тюмени водолаза Олега Тихоновича Овчинникова. Он в ней гостил…
- В воронке?!
- Представь себе, в самой…
И вот теперь мне хочется рассказать об этом интересном человеке.
Первый раз, как выражается Овчинников, его «окунули в воду» под Владивостоком. «Я не из морской интеллигенции – глубоководников, - рассказывал он мне, - среднеглубинник я». Хотя, надо сказать, ходил человек на глубину до 80 метров.
Есть у моряков выражение такое: счищать ракушки. Произносится оно обычно с иронией: как быть, если «намораживает» этих ракушек на днище кораблей таким слоем, что те получают нежелательную осадку. Вот и приходилось Овчинникову защищать корпуса судов. Почти шесть лет человек освобождал суда от этого груза. Конечно, выполнял и другие работы, но на первом месте были все же ракушки.
А потом судьба носила Овчинникова как водолаза по всей стране – Порт-Артур, Евпатория, Игарка. Бывал он и на Братской ГЭС. Везде нуждались в нем как в опытном специалисте. Даже случилось так, что его помощь потребовалась работникам Свердловской киностудии. Шли тогда съемки фильма «Открытие». Овчинников дублировал артиста, которому по сценарию надо было спасти упавшего с баржи бойца. Съемки шли на Туре. Шли неделю. А на экране все промелькнуло за несколько секунд.
Вот таков он, вкратце, человек, этот Овчинников.
- Говорит вам о чем-нибудь название – Осетровая яма? – как бы между прочим спросил я Олега Тихоновича.
- Мало сказать – говорит. - До сих пор дает о себе знать, - не задумываясь, произнес он и побил себя пальцем по мочке уха. – Да-а-ет! А с тех пор прошли годы и годы.
Но здесь я снова хочу сделать небольшое отступление. Оно уже – о ямах-донниках. Оказывается, ям таких на наших реках – не счесть. И многие их них находятся на учете у водолазов. У Олега Тихоновича имелась рукописная карта этих ловушек с их точными обмерами. Одна из ям в свое время была обнаружена у бывшего деревянного моста через Туру. Овчинников как-то пытался в нее спуститься в поисках утонувшего человека. Но спуск продолжался только до 18 метров. Уйти на большую глубину помешал набившийся в яму плавник, которого, как выразился водолаз, был целый «костер». Позднее при замере электрологом удалось установить, что глубина воронки – 28 метров!
Примерно такие же «чудо-воронки» - Чертова дыра и Чертов угол – находятся перед селениями Каскара и Дубровное. В свое время в Чертовой дыре (ее глубина 21 метр) оказалось около 80 контейнеров с дорогостоящим грузом. Они скатились в ловушку с палубы затонувшей баржи. На спасение контейнеров были брошены не только тюменские, но и омские водолазы. Ко всему прочему к месту катастрофы подогнали плавкран.
Если из Чертовой дыры были подняты все контейнеры, то из сорока контейнеров, утонувших в устье Иртыша, удалось спасти только один. Остальные «застрогало».
До какого-то времени считалось, что рекорд глубины принадлежит воронке, находящейся неподалеку от Салехарда. Электролот показал: 55 мертов! «Застрогает» и многоэтажный дом. Но вот у самого Олега Тихоновича состоялось знакомство с Осетровой ямой…
Произошло это среди зимы. Овчинникова и еще двух работников водолазной службы срочно командировали в село Горнослинкино. Самолетом, машиной, наконец, в розвальнях везли они свое нелегкое снаряжение. А произошло вот что.
Как раз неподалеку от Осетровой ямы (о ней никто из водолазов тогда не знал) затонул трактор ДТ-54. Находились в нем тракторист и дорожный мастер. Всякое случается в жизни. Но такого, пожалуй, и не придумать. Стальная машина продавили во льду строго очерченный квадрат. И вместе с этим «квадратом» пошла ко дну. Тракторист уже в воде выбрался из кабины. В это же самое время льдина вырвалась из-под гусениц машины, подхватила тракториста и вынесла его наружу. И точно встала на прежнее место. А вот дорожному мастеру спастись не удалось.
В кабине трактора мастера водолазы не нашли. И тогда с десяток рабочих, вызванных из села, стали в разных местах долбить майны. Второй спуск под воду ничего не дал. Никакого результата не принесло ни третье, ни четвертое, ни пятое погружение.
Все случилось во время шестого спуска. Овчинников уже изрядно устал. Не очень-то уютно чувствовал себя на разгулявшемся морозном сиверке Валерий Викторович Сорокин, обеспечивающий спуск водолаза. Намокшие руковицы-верхонки покрылись пленкой льда и хрустели, когда он перехватывал до упругого промерзший сигнальный конец.
А перед глазами Олега Тихоновича медленно проплывала шершавая полуметровая стенка. Овчинников начал двигаться точно по течению, ничуть ему не сопротивляясь. Иначе не трудно обойти стороной утонувшего мастера. Была бы хорошая видимость – еще туда-сюда. А то вокруг – настоящая дымная мгла. Река – не море, где, как говорят водолазы, брось сорок иголок и все сорок будут в твоих руках. И все-таки в смутном разливе воды Овчинников рассмотрел какие-то странные нагромождения, похожие на остовы затонувших судов. Его стало усиленно прижимать к этому бесформенному завалу. И лишь когда водолаза рывком воды припечатало к стенке, он понял, что перед ним – севшие на дно бетонные плиты.
Пытаясь обогнуть бетонное нагромождение, он сделал шаг, еще один. И вдруг ощутимо резкая мускулистая струя воды оторвала его от плиты и, как игрушку, бросила вперед. Овчинников уже не чувствовал дна. Лишь в голове мелькнуло: «Сигнал! Почему я не чувству эту чертову удавку?..» Он, конечно, не мог знать, что сигнальный конец вырвался из заледенелых верхонок Сорокина. Водолаз продолжал лететь в черную, все туже обжимающую его тело тьму.
А Сорокин, поняв, что конец ем не удержать, дико заорал. Когда жалкий остаток веревки заизвивался змеей возле его ног, к нему на помощь бросились шестеро рабочих.
Сейчас трудно сказать, на какую глубину ушел Овчинников. Потом прикидывали – получилось где-то метров на пятьдесят. А тогда он еще какое-то время продолжал проваливаться в страшную пустоту. В голове раздался щелчок, потом в ушах поселился звон. В голове зашумело, как в чайнике. И он потерял сознание.
Окончательно пришел в себя человек через сутки уже в Тюмени.
- А что было потом?
- Что потом? – устало улыбается Олег Тихонович. – Потом полтора месяца отлеживался в белой палате и несколько лет сидел на лекарствах. Но выжил…
Как показали замеры Осетровой ямы, в которую угодил Овчинников, была она глубиной 65 метров! А называлась яма так потому, что в подобных ямах (их еще называют юровыми) зимует царь-рыба. Пережив зиму в тепле Юровых, осетр уходит к местам нерестилищ. И так из года в год. Когда-то по зимам возле этих ям гуртовались крестьяне, ловили осетров на цепкие крючья. От добытчиков на льду было темным-темно. Сюда же из Тобольска наезжали купцы, на месте оптом скупали сладкую рыбицу. А те из рыбаков, что были посмекалистей, сами везли осетров в губернский город. Там рыба шли по более высокой цене.
Какое-то время Осетровая яма называлась еще Правительственной. Черпали из нее рыбу для кремлевского стола. А на берегу стояла сторожевая вышка. Как такое добро оставишь без охраны?..
Вот такая история.
Борис ГАЛЯЗИМОВ
«Уральский следопыт» № 9, 2006 г.
