Он защищал нас. Мы защитим его
Журналист Григорий Каёта - о своей книге, посвященной легендарному разведчику Николаю Кузнецову
Казалось бы, за шесть десятилетий, минувших со времени подвигов нашего героического земляка, о нём сказано практически всё. Но вот второе издание книги «Специальный агент». И подзаголовок многообещающий: «Новые документы о судьбе Николая Кузнецова». Первое издание вышло тиражом всего в тысячу экземпляров. Во втором выпуске Издательский дом «Пакрус» решился на пять тысяч.
- Григорий Максимович, вы взялись за книгу, помня о том жгучем интересе, который испытали в детстве, читая о подвиге Николая Кузнецова?
- Сначала я искал сведения о неизвестном герое, о котором услышал в родной деревне. Поиск оказался безрезультатным.
- И тогда неутолённый интерес к таким героям вы реализовали, взявшись за книгу о Кузнецове?
- У меня и в мыслях не было - писать книгу. Но появились материалы в украинской прессе, которые потом перекочевали и в наши газеты. Особенно меня возмутила статья Артёма Рондарёва под заголовком: «Подвиг разведчика. Половина написанного о Николае Кузнецове - враньё!». Я не мог промолчать. А чтобы не быть голословным, начал изучать материалы, публикации, которые были доступны.
- Я прочла в вашей книге ссылки на материалы «Уральского рабочего» давних лет.
- Да, там публиковались воспоминания Медведева, командира отряда «Победители», его заместителя Лукина, других партизан. Многолетний заведующий отделом информации Николай Филиппович Кодратов записал интервью с Валентиной Довгер, с теми, кто приезжал тогда на родину Кузнецова.
- Это были рассказы о подвигах в тылу врага. А вам хотелось узнать об истоках этих подвигов...
- Естественно, я захотел посмотреть материалы архивов. В архив КГБ меня не пустили. Оказалось, что и дела Кузнецова там нет. Но я нашёл материалы, связанные с 1937 годом, в Государственном архиве административных органов Свердловской области (ТААОСО). Фамилия Кузнецова мелькает в деле о «вражеском подполье» на Уралмаше во главе с директором завода Владимировым, о «врагах народа» - бригаде, члены которой были из Зырянки, родины Кузнецова. Да, он в те годы работал на Уралмаше. Но какова была его негласная роль, документы ГААОСО не дают ответа.
И вдруг я слышу: в Талицу приехал Николай Владимирович Струтинский, боевой товарищ Кузнецова. Конечно, я рванул туда.
- Мне тоже довелось с ним встретиться. Он говорил, что уехал, спасая важные документы.
- Он спасался и сам. Живя во Львове, боялся ходить по улицам. Все знали, что он полковник госбезопасности, что был в партизанах, стрелял в бендеровцев. Основания для опасений были, и он принял предложение руководителей Талицы. Ему дали квартиру, и он переселился. Потом уехал к брату в Винницу. Документы передал в Талицкий музей Николая Кузнецова. Очень интересные, нигде ранее не публиковались. Касались они разных моментов партизанского движения, а относительно самого Кузнецова мало что проясняли.
Но зато мы побеседовали очень обстоятельно, два дня проговорили. Струтинский, как он утверждал, был единственный из посторонних людей, кого допустили к личному делу Кузнецова в московском архиве КГБ. Кое-что я от него узнал. Главным образом, о работе Кузнецова в Москве: под видом российского немца он вступал в контакты с иностранными специалистами и дипломатами, был своим за кулисами Большого театра. Его даже хотели администратором назначить, потому что к артистам, вернее - артисткам, тянулись дипломаты.
- Как вам кажется, кто сейчас о Кузнецове знает больше? Вы или кремлёвский летописец Сергей Медведев?
- Всё им сказанное в телепередаче известно мне абсолютно. Больше всех, я думаю, знает писатель Теодор Гладков, главный, я считаю, современный биограф Кузнецова.
- И об его уральском периоде тоже?
- Нет, его больше интересует сама война и высшие проявления героической личности замечательного разведчика. Гладков попросил меня и директора Центра Ельцина Анатолия Кириллова, инициатора второго выхода «Специального агента», дополнить новое издание своей книги главой о том, как хранят уральцы память о земляке.
- Из чего складывались уральские страницы вашей книги?
- Само собой, я побывал в Талице и Зырянке. Кое-что узнал от родных Николая Ивановича - брата Виктора и сестры Лидии.
- А кудымкарский период в жизни Кузнецова? До сих пор о нём говорилось вскользь, без подробностей, в том числе о его загадочной судимости, во время которой, как следует из вашей книги, его и взяли на заметку органы госбезопасности.
- В Кудымкар ехать не понадобилось. Оттуда приезжал ко мне Геннадий Конин, знаток кудымкарских страниц жизни Николая Кузнецова. Мы обменялись информацией, я взял из его книги некоторые факты.
После того, как я в выступил в газете с серией статей, пошли отклики, после первого издания книги – тоже. Например, директор школьного музея в Асбесте не соглашалась с моими сомнениями насчёт женитьбы Николая Кузнецова в Кудымкаре. Она даже прислала выписку из загса, подтверждающую факт регистрации брака. Оказался он очень недолгим. Думаю, Николай со своей любовью расстался потому, что хотел быть разведчиком. А разведчику личная жизнь противопоказана.
- Новые факты помогали вам оспаривать нападки на Кузнецова?
- Конечно. Допустим, Рондарёв пишет, что не мог сельский мальчишка, «валенок», в совершенстве освоить немецкий язык. Но все документы, воспоминания говорят о том, что он целенаправленно занимался этим с детства. Его друг по Уралмашу, Валерий Степанович Шеломов, сам пришёл ко мне и рассказал, что у Кузнецова в ванной возле зеркала всегда висели листочки с немецкими словами. Работая с немцами на заводе, он записывал эти слова и потом тренировался, заучивал.
- Вы называете стольких учителей немецкого, которые встретились у него на пути. Человек средних способностей при желании научился бы азам языка. А Николай Иванович «средним» не был и возможностей поучиться ни разу не упустил.
- Говорят: солдатами не рождаются. Но мне кажется, что разведчиком надо родиться. Невозможно представить, чтобы в обычном человеке так всё соединилось и проявилось с детства, как в Кузнецове. Прекрасный артист. Высокая дисциплина. В техникуме считали, что он не крестьянский сын, а офицерский: метко стрелял, жил по расписанию. С какой стороны ни подойти - прирождённый разведчик.
Маленький пример, но он говорит о многом. Закончив первый класс, Коля лесом шёл домой из школы и увидел пожар. Другой бы испугался и убежал, в лучшем случае - позвал бы взрослых. А он бросился тушить, обгорел, но справился с огнём. Или более поздние факты: работая в лесоустроительной партии, он дважды (!) спас своего товарища от медведя, вступив в схватку со зверем.
Интересно было выкладывать факты на бумагу, видеть, как человек преодолевал трудности, рос, дорастая до героя. Он мог погибнуть много раз. Но судьба хранила его для больших дел. Идеальных людей не бывает, но процентов на девяносто Николай Иванович жил не для себя, а для людей. Для Родины.
- Вы именно это хотели сказать своей книгой?
- Я считал своим долгом защитить имя Кузнецова. Других мыслей у меня не было.
- А сейчас, видя судьбу этой книги, вы можете судить, как она «работает» в нашем сегодняшнем обществе?
- Социологических исследований я не проводил. Но когда мы отмечали у мемориала день памяти Николая Кузнецова, люди подходили, интересовались. Одна пожилая женщина говорит: принесла книгу домой, а внук схватил и начал читать. Видимо, название притягивает. И портрет разведчика на обложке.
Римма ПЕЧУРКИНА
«О НЁМ ВСЕГДА СЛАГАЛИ МИФЫ»
Елена САКНЫНЬ, дочь младшего брата Николая Ивановича Кузнецова - Виктора Ивановича.
- Я родилась после войны и живым своего знаменитого дядю не знавала. Но его героическая биография прошла через всю жизнь нашей семьи. В 60-е годы нам каждодневно приходили десятки писем с вопросами: правда ли, что герой книги «Это было под Ровно» — реальное лицо?
Письма шли и шли. Тогда отец и его сестры решили, что надо написать свою книгу— о детстве и юности брата Николая.
Так была написана скромная книжка «Разведчик Николай Кузнецов». Не ради каких-то писательских лавров, а чтобы как можно правдивее рассказать о его довоенной жизни.
Ушли одни мифы, но, к сожалению, пришли другие. Если в 60-е годы не верили, что Николай Кузнецов реально существовал, то в I 70-е начались разговоры, принижающие значение его подвига. Мол, Рихард Зорге или Штирлиц - вот это разведчики, а что такого сделал Кузнецов? И снова на встречах приходилось доказывать уникальность этого человека и разведчика.
Николай Иванович Кузнецов совмещал и разведывательную деятельность, и то, что мы называем актами возмездия. В публикациях последнего времени, особенно в смутные 90-е годы, о нём пишут как о террористе, более того — просто жестоком человеке. Как будто забывают, что была война, и его «терроризм» был направлен на врага.
Пауль Зиберт сначала был лётчиком
Разрабатывая оперативную легенду для резидентуры партизанского отряда «Победители», специалисты-аналитики отдела контрразведки НКГБ СССР внесли в неё особое условие: агент, владеющий немецким языком, в форме офицера Вермахта должен внедриться в среду германских военнослужащих и высокопоставленных сановников административного центра Ему предстояло вести разведывательную деятельность, собирать стратегическую информацию о воинских штабах и административных учреждениях, выявлять маршруты перемещения и устанавливать местонахождение высших чинов администрации Третьего рейха и представителей генералитета.
Для выполнения особого задания предусматривался вариант постоянного пребывания спецагента в оккупированном городе. Но при необходимости в оперативных и конспиративных целях он имел возможность возвращаться на базу, расположенную приблизительно в 120 километрах. В истории разведки и отечественных спецслужб на тот период это был единственный случай, когда агент мог на короткое время возвращаться к своим.
Это сложное задание предстояло выполнить Николаю Кузнецову. Ведущими инструкторами в период подготовки будущего армейского офицера стали специалисты Центрального аппарата (немецкий отдел): Лев Сташко, Анатолий Вотоловский, Саул Окунь, Фёдор Бакин, а также один немецкий офицер из подмосковного лагеря для военнопленных. Специалистам предстояло создать биографию-легенду, обладающую высокой степенью жизнеобеспечения.
Из воспоминаний Ф. Бакина: «...Особое внимание Н.И. Кузнецов уделял отработке легенды-биографии. Проявлял при этом не просто усердие, а необыкновенную настырность. Часто говорил: «Не предусмотрим какой-то пустяк — вот и провал». Николай Иванович работал по 14-16 часов в сутки, «проглатывал» горы книг по немецкой философии, истории, искусству, труды немецких военных мыслителей. Когда я спрашивал Кузнецова, не перегружает ли он себя, Николай Иванович говорил, что любые знания могут пригодиться, жизнь среди врагов может преподнести массу случайностей. Задача была непростой...».
Внимательно изучая личные документы и вещи сбитых в небе и попавших в плен немецких лётчиков, Кузнецов обратил внимание на особую деталь. У многих были при себе личные фотографии, на которых они были запечатлены во время отдыха на природе. Для более полной достоверности биографии-легенды было решено выполнить несколько снимков, где Кузнецов запёчатлён в форме офицера люфтваффе во время отдыха и в фотоателье. По легенде, эти снимки Николай Иванович должен был иметь при себе уже в тылу противника. Он за короткий период проштудировал большой объём технической литературы по эксплуатации и ремонту немецких самолётов.
Но вскоре аналитики пришли к единогласному выводу: для выполнения такого задания целесообразно разрабатывать историю-легенду офицера пехотной дивизии. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание яркой красивой формой лётчика. К тому же присутствие офицера люфтваффе в отдалённых от аэродрома местах будет сложно объяснить.
Поэтому от первоначальной идеи остались только несколько фотографий и негативы. На свой страх и риск негативы сохранил Анатолий Вотоловский. Как ответственный сотрудник Центра он понимал, что с такого задания живыми не возвращаются. На память о периоде подготовки и взаимоотношениях с Николаем Ивановичем Кузнецовым Анатолий Семёнович сумел сберечь фотонегативы.
Сергей КУЗНЕЦОВ
«Областная газета», 7 июня 2011 г.