Еще один пермский треугольник
Создается музей тоталитаризма
Кто из читателей «Уральского следопыта» не знает о сенсационном «пермском треугольнике» (по аналогии с Бермудским)? Но мало кому известен еще один – весьма обширная территория, которая содержит загадок и тайн ничуть не меньше, чем знаменитая «молебская зона».
Речь идет об уральской составляющей ГУЛАГа, в которую входили лагерные зоны Пермь-35, -36 и -37, образуя на карте своеобразный треугольник. Самым «острым» его углом была зона ВС 389/36, или в обиходе, Пермь-36, расположенная неподалеку от впадения Чусовой в Каму.
Четверть века тому назад, 13 (!!) июля 1972 года, это важная составляющая «пермского треугольника» получила новый статус: она единственная в нашей стране в системе ГУЛАГа содержала только политических заключенных – инокомыслящих, диссидентов ( dissidens – несогласный, противоречащий).
К этой мрачной 25-летней дате и была приурочена наша двухдневная автобусная экскурсия, организованная екатеринбургским обществом «Мемориал». В ней участвовали около сорока человек – прежде всего студенты Свердловского педагогического колледжа, ребята из профучилища № 20 Екатеринбурга и другие молодые энтузиасты правозащитного движения.
Увидели и узнали мы очень много. Например, что именно в наших, уральских, края берет свое начало… архипелаг ГУЛАГ!
Еще в 1929 году (когда пермские края входили в состав Свердловской области) «под мудрым водительством товарища Сталина» и его правой руки – Менжинского, председателя ОГПУ, принявшего эстафету борьбы с чуждыми элементами от «железного Феликса», здесь провели первый эксперимент по массовому использованию труда заключенных на строительстве важных объектов. За два года тут был создан Вишерский бумажный завод (впоследствии Красновишерский целлюлозно-бумажный комбинат), получивший имя Менжинского.
Уральский опыт удался и… «процесс пошел»: Беломорканал, Колыма, и прочая, и прочая, и прочая. Со временем ГУЛАГ, основу которого исконно составляла система бесплатного рабского труда заключенных, превратился в тот самый архипелаг с бесчисленным количеством зон-островков по всей стране.
А в январе 1992 года «закрытая» зона Пермь-36 была окончательно закрыта. Таким образом, Урал оказался, если можно так выразиться, колыбелью и могилой ГУЛАГа, его альфой и омегой.
Что это было такое – Пермь-36? Она состояла из двух участков: строгого и особого режима (к сведению: особый режим – четвертый, высший разряд в системе советских лагерей после общего, усиленного и строгого). Этот суперстрогий режим как раз и предназначался для особо опасных государственных преступников, то бишь рецидивистов, судимых уже не один раз. Все они получали «стандартный» приговор по статье 70-й «антисоветская пропаганда и агитация»: 10 лет особого режима и 5 лет ссылки.
Содержались в бараке, где были «общие» камеры – на двух и четырех человек, «одиночки» и, разумеется, карцер – в качестве самого действенного средства перевоспитания. Этот участок вместе с так называемым предзонником имел семь линий заграждений: «шиповник», система «Нось-12», противоподкопные устройства и т.д.
На окна барака особого режима (сокращенно БОР) снаружи были навешаны специальные ставни-жалюзи, которые заключенные окрестили «намордниками». Под досчатым полом БОРа, как потом выяснилось, находилась система «прослушки», с помощью которой охранники контролировали все разговоры в общих камерах.
В бараках обычно содержалось около 30 зэков. А охраняла их специальная рота, насчитывавшая до 300 человек, то есть на одного диссидента приходилось десять вертухаев!
О судьбе узников совести, о месте их пребывания родным и близким ничего не сообщалось. Мало того, даже сами заключенные не знали, где они находятся. Ибо везли их сюда по ночам, в закрытых автозаках. Угадать свое местонахождение они старались по виду окружающей растительности, по типу гнездящихся поблизости птиц, по времени рассвета и заката.
Смерть – таков был, по существу, единственный выход отсюда «на волю». Ибо, когда у очередного осужденного подходил к концу срок его приговора, ему давали – по надуманным, фальсифицированным «делам», в том числе даже уголовным, - новый срок. Таким образом, «пермская отсидка» растягивалась на неопределенное время, превращаясь фактически в пожизненное заключение. Хоронили их на кладбище соседней деревни Кучино в безымянных могилах, под безымянными крестами.
Среди узников особо режима (УОР) появился даже свой «рекордсмен» - Балис Гаяускас, отсидевший в общей сложности… 37 лет! Свой первый срок, четверть века, он получил за связь с «лесными братьями», боровшимися против сталинского режима. Отсидел его, что называется, от звонка до звонка. Через четыре года после того, как вышел на волю, опять был арестован и посажен: за перевод на литовский язык книги «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына.
«Почетное второе место» по продолжительности заключения занимал среди сидельцев УОРа украинец Левко Лукьяненко. Еще во время учебы в Московском госуниверситете он вместе с Раисой Максимовной Горбачевой был активистом в вузовском комитете комсомола. Затем участвовал в создании Украинского рабоче-крестьянского союза, который добивался проведения референдума по проблеме – о праве Украины на самоопределение. За эту «подрывную деятельность» был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу! В камере смертников провел 2,5 месяца. Цена «помилования» - 30 лет за решеткой.
Особо хотелось бы рассказать о судьбе поэта-лирика Василя Стуса. Когда он как диссидент сидел уже в бараке особого режима, его творчество было выдвинуто на Нобелевскую премию по литературе, его имя рассматривалось в числе трех финальных претендентов. За полтора месяца до заседания Нобелевского комитета В. Стус погиб «при невыясненных обстоятельствах». Эта внезапная смерть сняла острейшую политическую проблему: как вручать престижную премию арестанту? А посмертно Нобелевская премия не присуждается. Впоследствии выяснилось, что Стус умер от… страшной черепно-мозговой травмы. Что стало ее причиной? Тайна, не разгаданная до сих пор…
«Гостями» пермского «семизвездочного отеля» (если иметь в виду семь линий заграждений, главным образом из колючих «звезд») стали и свердловчане: рабочий Виктор Пестов и слесарь из Нижнего Тагила Георгий Давиденко.
Первый из них вместе с братом Валерием создал молодежную организацию «Свободная Россия», которая первоначально ставила своей целью (говоря по-современному) «отстреливать» партсовэлиту в областном центре. Потом, отказавшись от террора, занялась изготовлением листовок. Их разбрасывали на Уралмаше, в Серове и Нижнем Тагиле, распространяли в Свердловском железнодорожном институте.
27-летний слесарь Георгий Давиденко возглавил Революционную партию интеллектуалистов Советского Союза. Вместе с шестью соратниками он, начиная с 1970 года, организовал печатную базу и стал выпускать диссидентскую литературу. Следствие по «делу» велось не только в Свердловске, но и в Красноярске, Хабаровске, Горьком – такова была «география» деятельности новой революционной партии.
…Почти того, как последняя «опорная точка» ГУЛАГа в Перми-36 была полностью ликвидирована, «органы» постарались скрыть и ее следы. Тракторами и бульдозерами растащили по окрестным лесам заграждения, выдрали из-под настила БОРа «прослушку»… А сегодня, по инициативе ряда пермских деятелей правозащиты, началась реставрация этого памятного места с прицелом на превращение его в Музей истории тоталитаризма и политических репрессий.
Во время нашего пребывания в бывшей зоне реставрационные работы там вели тридцать бойцов из стройотряда «Уралсервис», в состав которого входят представители всех высших и средних специальных заведений Перми. Мы тоже приняли посильное и самое активное участие в этом воистину святом деле восстановления.
Ночевать нам предложили на выбор: либо в палатке, либо в бараке особого режима. И многие предпочли «заключение» на одну ночь.
Когда по итогам полит-тура пришла пора заполнять анкету о поездке в лагерную зону, то на вопрос «Что произвело на вас самое большое впечатление?» некоторые написали: «Ночь в камере».
Уже под занавес у нас состоялась встреча с И.Г. Кукушкиным – последним из могикан лагерной спецохраны (ныне он в качестве консультанта зачислен в штат… будущего музея тоталитаризма). Держался уверенно, со знанием дела – ведь прослужил здесь прапорщиком восемь лет – рассказывал об истории УОРа, об особенностях содержания политических заключенных.
- Условия здесь были хорошие. Питание по общепринятым в зонам нормам. Всегда чистое постельное белье. Мы, охрана, обращались к ним только на «вы». Ежедневная прогулка для заключенных 45 минут. Работа у них была не пыльная – сборка мелких электроизделий…
Мы побывали в тех самых «прогулочных двориках: размер их 2,5х2,5 метра, то есть три-четыре шага – и упираешься в бетонную стену; такая же и высота, причем обращенная к небу часть этого бетонного куба затянута… густой колючей проволокой. В общем, на все четыре стороны гуляй-не хочу.
Что же касается «вежливого выканья», то достаточно вспомнить загадочную смерть В.Стуса и 6-7 покойников из числа политзэков в год…
Владислав ДЕБЕРДЕЕВ,
«Уральский следопыт», № 2, 1998 г.
