В.П. БИРЮКОВ

УРАЛ В ЕГО ЖИВОМ СЛОВЕ

ПЕСНИ «РАСЕЙСКОГО» ПРОИСХОЖДЕНИЯ

До революции жители Урала, и особенно Зауралья, считали, что они живут не с «Расее», которая находится на запад от Урала. И «Расея» — это прежде всего Москва, Питер, иногда Киев. Служить в солдаты ходили большей частью в «Расею». Из «Расеи» приходили кустари-пимокаты, портные, шерстобиты и другие бродячие мастера. Из «Расеи» гнали по Сибирскому тракту каторжников. В «Расею» шли бродяги — беглые с каторги, с поселения.

Несмотря на удалённость этой «Расеи», уральцы всё время то непосредственно, то через посредство общались с ней и хозяйственно и культурно, в том числе и в отношении устного творчества.

В песнях «расейского» происхождения особенно часты упоминания Москвы, Питера, Костромы и Ярославля.

Уход и возвращение из солдат — главнейший источник получения «расейских» песен. Один старый шадринский маляр вспоминал, что во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. формировался какой-то полк, и солдаты, прибывшие с ним, научили этого маляра, тогда маленького ещё мальчика, целому ряду рабочих песен.

Непрекращавшийся приток переселенцев — второй путь приноса «расейских» песен. В числе таких переселенцев были и бродячие кустари, которые, посещая наш край из года в год, так сроднились с ним, что йотом оседали здесь навсегда.

В заводские посёлки до реформы 1861 года то и дело притекали массы вновь купленных заводчиками крепостных из «расейских губерний».

Вот пути общения уральцев с «Расеей» на почве устного творчества, а котором чем ближе к нашему времени, тем всё больше и больше начинают появляться мотивы протеста против существовавшего тогда социального строя, а потом и прямой призыв к борьбе с ним.

* * *

Бежит речка по песку
Прямо в город, во Москву,
Прямо в город, во Москву,
Ко фабричному двору.
К нам!
Как фабричные ребята
Голы, удалы у нас.
Что голы, удалы,
Люди мудрёные
У нас!
Люди мудреные,
Кудри пудреные
У нас!
Для чего кудри пудрили,
Чтобы девушки любили
Нас!
Кудри пудриться не стали,
Любить девки перестали
Нас!
Девки сукна ткут
На двенадцать рук
Вдруг!
Девки сукон наткали,
Нам шинелей нашивали,
Шьют!
Нам не дороги шинели,
Лишь бы денежки, шумели
У нас!
Во полночь деньги гремят,
Во кабак идти велят
Нам!
Мы подходим к кабаку,
Кабак заперт на крюку
От нас!
Кабак заперт на крюку,
Целовальник на боку
Спит!
Целовальник на боку,
Курит трубку табаку
Махорку!
Мы берём сороковуху,
Целовальника по уху
Бьём!
Целовальника по уху:
«Не люби нашу Катюху!»
Раз!

Записано учителем Колчеданского начального училища, теперь Каменского района. Свердловской области, Иваном Яковлевичем Стяжкиным в селе Колчедане до первой мировой войны; запись хранится в Свердловском областном государственном архиве.

Вариант этой песни, записанный в промышленной приволжской части Костромской губернии, помещён Вл. Михневичем под заглавием «Извращение народного песнетворчества» в журнале «Исторический вестник» за 1880 г., XII, стр. 772. Заглавие публикации говорит о том отношении буржуазных фольклористов к рабочему творчеству, какое было в России до Октябрьской революции.

* * *

Как по матушке по Волге
Легка лодочка плывёт,
За собой лодка ведёт
Да девяносто кораблей.
Как на каждом на кораблике
По пять гребцов гребут.
По пяти гребцов гребут,
Да огребаются, плывут.
Огребаются, плывут,
Баски писенки поют.
Баски писенки поют
Да разговоры говорят.
Разговоры говорят,
Всё Ракчеева бранят.
Что рассукин сын Ракчеев,
Раздурацкий господин!
Раздурацкий господин
За столом сидит один.
За столом сидит один,
Графин водки перед им.
Запивает, заедает
Наше жалованье.
Перво пивом,
Друго винно,
Третье денежное.
Что на эти больши деньги
Будем домик заводить.
Мы построили дома
Да дома каменные,
Стены марменные,
Лавки медны,
Пол железный,
Из хрусталю потолок.
Во Москве один домок,
Он не хуже и не лучше
Государева дворца.
Разве тем-то он похуже,
Нет золотого орла.
Много денег накоплю
Да во Шадрин-город пошлю,
Золотой орёл солью
И на стену приколочу.

Записано в начале 1935 года в гор. Свердловске со слов уроженки села Першинского, Долматовского района, Курганской области, Степаниды Фёдоровны Помазкиной, под 60 лет. По словам сказительницы, эта песня известна очень давно и исполнялась во время свадебных гулянок; и теперь-де песню поют старухи на родине сказительницы, где ею она заучена в детстве.

Данная песня историческая, про временщика Аракчеева. Одновременно она является и рабочей: от лица рабочих высказывается недовольство, что на деньги, принадлежащие рабочим, граф «заводы заводил, палатушки становил».

* * *

В шестьдесят четвёртом годе
У Брюханова в заводе
Машинист рано вставал,
Нас на сменушку сзывал.
Нам не хочется вставать,
С полуночи работать.
Я нарочно упаду,
Под машину попаду,
Белу ручку оборву.
За прикащиком пошлют...
Вот прикащики идут,
Да стальны ключи несут.
Белу рученьку найдут,
Во больницу унесут.

Записано 14 сентября 1937 года в Нижне-Исетске от бывшего заводского рабочего Николая Ивановича Рожкова; родился он в 1866 году в деревне Вохреневой, Верхнейской волости, Макарьевского уезда, Костромской губернии.

Закончив песню, сказитель прибавил: «Лучше руки лишиться, только бы тяжелой работы не работать».

Песня – несомненный вариант напечатанной в «Русских ведомостях» за 1888 год, № 21; записана она в Московском уезде. Это образец ранних рабочих песен с пассивным протестом против капиталистического гнёта. Нужно было совершиться революции 1905 года, чтобы рабочий класс окончательно прозрел и понял, что его истинный враг — не машины, а капиталистическая система.

* * *

Встань, проклятая машина,
Дай хоть раз мне отдохнуть,
Дай хоть раз усталой грудью
Посвободнее вздохнуть!
Но не слушает машина,
Знай, стучит себе, стучит.
«Отдохнёшь в сырой могиле» —
Этот стук мне говорит.

Записано 7 октября 1936 года в гор. Верхнеуральске от местного уроженца (1890 г.), бухгалтера театра Павла Ивановича Федосеева, слышавшего песню в годы первой русской революции.

* * *

«Посоветуй, Лизавета,

Как же лучше, друг, нам жить?»

«А не лучше ли, друг Катя,

С мешком по миру ходить?

Соберём с миру по гривне,

Будем весело мы жить:

Мы найдём себе квартиру

В роще Марьиных кустов,

Мы на мягкой на перине,

На осиновых листах,

На высоком на зголовье —

Ладно, кочка в зголовах».

Записано 30 января 1940 года в гор. Шадринске от 65-летнего маляра и жестянщика Сергея Семёновича Каргополова.

* * *

Надоела кузница,
Надоел свисток,
Надоело зубило,
Надоел молоток.
Нас хозяин плохо кормит,
Как скотину на убой:
Каша пшенная немыта,
Хлеб чёрный да черствой.

Записано 28 сентября 1938 года в гор. Шадринске от плотника Василия Константиновича Лесных, 58 лет.

ЗИМОГОРСКАЯ

До чего ж я, милка, дожил:
Всё распродал, измотал,
Хлеба, соли не купил,
На работу не ходил.
А хозяин бедной хаты
За квартиру просит плату:
«Деньги, деньги, эй, болван,
Выворачивай карман!»
А в желудке непорядки —
Тошнота и лихорадка.
На дворе-то уж зима,
А голь-то без ума:
Ноги босы, без лаптей
И кафтанчик без локтей.
Если хочешь, песни пой,
А не хочешь, волком вой.
Иди с богом по дворам —
Сёдни здесь, а завтра — там.

Записано 23 июня 1940 года в рабочем поселке Чебаркуль, Челябинской области, от бывшего казака Алексея Ивановича Любимова, 67 лет. Песню он заучил в 1891 году от «зимогоров» — рабочих-сезонников, строивших полотно железной дороги от Златоуста на Челябинск.

* * *

Как на месте на пустом
Выростал огромный дом.
Во гостиный ряд зайдём,
Мы не то ещё найдём.
Там чугунная дорога,
Она строилась три года.
Шириною три аршина,
По ней бегает машина.
Не качает, не трясёт,
Вроде вихорю несёт.
И воды-то пьёт помногу,
За то стонет и пищит,
За собой много тащит.
Отдал денежки на месте,
Укатился вёрст за двести.
Отдал деньги все я вдруг,
Укатился в Петербург.

Записано 14 декабря 1941 года от уроженца (1879 г.) села Чудняковского, Уксянского района. Курганской области, бывшего крестьянина, а потом советского служащего Алексея Павловича Мотовилова.

* * *

Пойду, выйду на ту горку,
Посмотрю я в ту сторонку,
Где железная дорога.
Она строилась три года.
Она песком-то усыпалась,
И чугуном-то улевалась.
По краям железны шинья,
По ей бегает машина.
Бежит первая машина —
Провожает отец сына.
Бежит вторая паровая —
Провожает мать родная.
Бежит третья пасажирка —
Провожает да меня милка.
Бежит четвёртая
Да с красным флагом.
Я, мальчишко,
Да слёзно сплакал.
Как на машину я садился,
Со всем миром распростился.
Со всем миром распростился,
Да с тобой, мамонька,
Да спозабылся.
«Вы позвольте мне
воротиться
Да мне со маменькой
Да распроститься».

Записано в гор. Шадринске 22 декабря 1939 года от жены рабочего горлесхоза, уроженки села Песчано-Колядинского, Уксянского района, Курганской области, Анны Исаевны Глазыриной, 48 лет.

ПЕСЕНКА ТОРФУШЕК

На болоте маялась,
На хороших зарилась.
Лучше бы не зариться
И от них избавиться.
На болоте мы живём,
По карьерам ходим,
Годовые праздники
Во слезах проводим.
Очень трудно нагибаться
За черною торфиной,
А еще того труднее
Походить с корзиной.
«Уж вы, милые торфушечки,
Поедемте домой —
На родимой на сторонке,
Скоро праздник годовой».
Просвистел свисток на смену,
Закипела во мне кровь.
Закипела во мне кровь,
С милым кончилась любовь.
«Эх, ты, милая моя,
Какая горемычная,
Надоела нам с тобой
Работушка фабричная».

Извлечено из рукописного песенника, составленного крестьянином, уроженцем (около 1900 г.) села Кресты, Шадринского района, Дмитрием Михайловичем Тороповым; записано около 1918 года (собрание В.П. Бирюкова).