Книги >
В.П. БИРЮКОВ
УРАЛ В ЕГО ЖИВОМ СЛОВЕ
ПОМЕЩИКИ
Помещиков в обычном смысле Урал знал мало. Были уезды, где их совсем не было или они насчитывались единицами. Так, для дореформенного времени мы знаем в Шадринском уезде только одно поместье — в деревне Усть-Караболке, или Сушиной, которая приходилась на самый угол уезда.
Зато на Урале были огромные поместья, принадлежавшие крупным магнатам, владевшим землями на несколько отличных условиях, чем это имело место «в России».
В основном роль помещиков на Урале играли так называемые посессионеры, которые юридически не владели ни землями, ни жившими на них людьми, но были их фактическими хозяевами. На деле положение посессионных и крепостных было одинаковым, даже для посессионных худшим, если им приходилось нести тяжёлую заводскую работу.
Но так или иначе Урал знал крепостное право, даже и там, где помещиков не было. — здесь жили или беглые, или потомки беглых помещичьих людей, или выкупившиеся из помещичьей неволи.
Количественно незначительные тексты наших записей о помещиках сами собой говорят о малой степени распространения этого явления на Урале.
КАК ЖИЛОСЬ ПОД БАРИНОМ
Бабушка нам рассказывала, как в старину-то жили.
Дедушков-то барин ещё хорошим считался. Было много .хуже его. А всё-таки и он не миловал...
Раз дедушков-то отец, Алексей, стало быть, Романов пашню пахал, да, видно, не больно «хорошо вспахал, наделал чилизён. Приехал с поля, лошадей выпряг, поставил, пришёл в избу, сел за стол, только хотел щи хлебать, как прибежали от барина:
— Алексей, тебя барин требует,— иди скорее! Он побежал.
Барин спрашивает:
- Ты пахал?
- Я...
- Дайте ему двадцать пять.
Дедушка-то услыхал, что отца хотят драть, ему жалко его стало: только что робил, устал... Пришёл он к барину, стоит, мнётся.
— Тебе чего?
— Барин, ежели как можно, заместо отца уж меня накажите.
— А мне что: чья бы задница свистела, мне всё равно! Ну, дедушка пошёл, лёг заместо отца, его и отодрали,
дали ему двадцать пять розог.
Бабушка сказывала, какого они барина были, только я теперь уж не помню; не помню, и откуда.
Дедушку звали Митрий Алексеевич Романов.
Вздумал как-то барин продать дедушку другому барину. Дедушко-то услыхал про то, пришёл к барину и говорит.
— Барин, мы слышали, ты хошь продать нас другому барину. За сколько продаёшь-то, скажи, мы, может, сами выплатим тебе столько-то.
— А если есть средства, давай... И сказал ему, за сколько продаёт.
Дедушка, видно, справно жил: была у него мельница лошади, коровы. Он мельницу продал, корову, лошадь, что ещё было такое,—тоже продал, насобирал денег и выкупите» с семьей на волю.
Как выкупился, уехал в Шаламовскую волость, в деревню Штанное, туды и приписался, тут и стал жить.
Немного сколько-то пожил, года с два-три, как мужиков-то отпустили всех на волю,—барских больше не стало. А дедушковы-то братья не выкупались, они так, без денег, волю получили... Так у моего дедушки и пропали деньги зря. Страсть как жалел!
Дивно уж времени-то прошло, а дедушка, бывало, ночью рано-рано соскочит с постели, давай одеваться. Наденет пимы, шубу, шапку, подпояшется опояской, рукавицы возьмёт...
— Тятя, ты куда?
— Ну, а разве не слыхали, лакей-то кричит, зовёт на работу к барину.
- Да что ты, тятя, мы уж больше не барские...
- Не барские?.. Ну-у...
- Нет, не барские.
- Ну, слава тебе, господи! — и перекрестится...
Записано 25 июля 1949 года в гор. Челябинске от уроженки села Казённая Статья, Альменевского района. Курганской области, 80-летней Евдокии Александровны Гладких.
Деревня Штанное — Кировского района, Курганской области. Семья деда сказительницы была в крепостной зависимости в Бузулукском уезде, тогда Самарской губернии.
БАРИН И МУЖИК
Барин один отродясь дома не бывал, а всё по питерам да по заграницам шлялся, пропился, проелся, жить стало нечем, и поехал домой, — мужики там прокормят!
Приехал в Россию, дал знать домой; за ним послали на станцию лошадей. Вот поехал барин. Спрашивает у кучера:
- Тебя как зовут?
- Иван.
- Скажи, Иван, каков у меня был урожай?
- А колос от колосу — не слыхать девичьего голосу.
Барин ничего не понимает, это хорошо или плохо.
- Эге!
- Вот едут, а барин опять спрашивает:
- А много ли было снопов?
- Сноп от снопа — три года езжай, не доедешь...
- О!..
Дорога дальная, плохая, лошади того не лучше, еле тащат. Барину стало скучно. И говорит:
- Иван, а ты бы что-нибудь весёлое рассказал.
- Весёлое-то, барин, только в сказках да во сне.
- Ну, ты бы хоть сон рассказал.
- Расскажу, если уговоримся, что ты перебивать меня не будешь, что бы я ни рассказывал.
- Ладно, не буду...
- Тогда слушай, барин, сон, который я сегодня видел.
- Давай, давай, буду слушать.
И мужик начал:
— Снилось мне, что мы с тобой, барин, идём по меже между полями. Идём и вдруг что-то сшумело. А это ангел-хранитель правым-то крылом подхватил тебя подмышку...
— Верно, правым крылом меня,— я ведь барин...
— Правым-то крылом тебя, а левым — меня. Подхватил и понёс нас с тобой в небесное царство.
Вот несёт и несёт нас ангел-хранитель. Мимо месяца стали пролетать, а там свадьба, кричат нам:
- Приворачивайте сюда!
Ты, барин, говоришь:
- Некогда, в небесное царство едем...
Вот всё несёт и несёт нас ангел-хранитель. Стал долетать до небесного царства, а ты и говоришь:
— Ну, теперь я к самому господу богу в рай!.. А я говорю:
— Нет, барин, не ты в рай, а я,— в писании ведь сказано, что богатому труднее попасть в царство небесное, чем верблюду пройти сквозь игольное ушко. Уж если кому в рай, так мне, мужику,— я весь век работаю, тружусь.
— Нет, я — в рай, потому что я — барин.
Вот мы так с тобой спорили, спорили, а ангелу надоело нас слушать, он толкнул нас обоих и говорит:
— Да ну вас к лешему! Ни которого не возьму с собой.
И мы полетели с тобой обратно на землю. Мимо месяца
когда пролетали, свадьбу там уж сыграли, спать легли, тихо стало... Ну, мы — на землю... Совсем уж подлетать стали, ты, барин, и говоришь:
— Слушай, Иван, давай уговоримся, как ежели падём во что-нибудь жидкое, сначала ты меня оближешь, а потом я тебя.
— Ладно,— говорю.
Вот мы летим. Летели, летели, разлетелись и ты бух в бочку с мёдом! Ты — в мёд, а я — в нужник, в самую яму.
Ну, вылезли мы — ты из бочки, а я из нужника. Первым делом давай я тебя облизывать. Облизал всего и говорю:
- Теперь тебе меня облизывать..
- Как, мне облизывать! — закричал барин.
- Ты что же это, барин, забыл наш уговор,— не перебивать меня?..
- А ты не говори гадости.
- Да ведь это, барин, сон. Дай досказать его.
- Ну, досказывай.
- Ну, ты, барин, стал меня облизывать и всего облизал.
Барин давай плеваться и всю дорогу проплевался, пока не приехали в его именье.
Записано 21 октября 1952 года в гор. Свердловске от бывшего железнодорожного машиниста, уроженца села Колчедан, Каменского района, Свердловской области, Георгия Георгиевича Шаброва (1874 г.).
КОНЕЦ СУШИНА
Слыхали, наверно, как Сушина здесь убили... Дело так вышло. Он был очень скверный помещик. Например, вот я сына задумал женить. Надо пойти к барину за разрешением. Он своим крестьянам разрешал брать девок из других деревень, а наших девок на сторону не отпускал. А если кто вздумал на своей жениться, наметил девку, а барин ему: «Нет, бери другую...» Какую ему надо. Когда человек поженится, требовал молодую на первую ночь к себе. Ну, за это за всё его и убили.
Убили здесь. Тут есть Красные ворота, как идти подле бывшего помещичьего сада. Тут живёт теперь Савин Емельянович Шурыгин. В том месте его и кончили.
Двое человек встретили его у ворот. Один ворота отворил, а другой пугнул лошадь. Она запрягом об столб шарахнулась. Тут его обухом хватили. Сперва-то не убили, а только оглушили. Сняли с него барскую одёжу. Один нарядился в неё и спрашивает у барина:
— Ну, кто теперь из нас барин: ты или я?
Потом увели с лошадью в лес и тут уж добили. Лошадь выпрягли, а собачка,— она с барином была,—бежать...
Самого барина хворостом забросали, а что с лошадью сделали, не знаю. Дугу только, знаю, под хворост тоже спрятали. А в дуге было ввернуто кольцо, то ли бы золотое, то ли серебряное.
Сделали это всё и ушли к себе.
А барина дома нет и нет. Где барин? Нет барина!
А как раз к Сушину приехал в гости из Шадринска исправник. Ну, сбили народ, послали его искать по лесу барина с факелами. Тут увидали, под хворостом блестит что-то. А это кольцо от дуги блестело. Тут и нашли барина.
Утром барыня велела выстроить всех мужиков. Как выстроили, к тем двум-то баринова собачка подбежала и давай лаять. Так и выдала их, Ну, мужиков схватили и что-то сделали с ними, а так-то бы никто их не узнал.
Записано 28 августа 1949 года в деревне Усть-Караболка, Багарякского района. Челябинской области, от потомка крепостных крестьян, колхозника Николая Михайловича Пулькина, 69 лет.
И ЛЕС И ЗВЕРИ — БАРСКИЕ
Пришлось как-то дяде Сидору идти по лесу. А лес тот был богатого барина. Шёл-шёл дядя Сидор и увидал под елью зайца. Сидит заяц, испуганными глазами смотрит на дядю Сидора. А у того ружье всегда было с собой, никогда он в лес без ружья не выходил.
Приостановился дядя Сидор, выстрелил в зайца.
Заяц упал, протянул ноги.
— Один есть! — подумал дядя Сидор и поднял с земли зайца.
Тем бы и кончилась дело, пошёл бы дядя Сидор домой, зайца бы зажарил и сытно поел бы. Но на грех барин по близости оказался. Кинулся он к дяде Сидору и закричал:
— Как это ты, дрянной мужичонка, смеешь охотиться здесь? И лес и звери в нём барские, мои... Я тебя в тюрьму посажу!
Если бы барин был один, Сидор убежал бы. Но сзади барина — два казака с шашками и пистолетами, только и смотрят, как бы мужика схватить.
- Прости, батюшка-барин,— начал просить дядя Сидор,— заяц — не медведь, он немного стоит.
- Если бы ты застрелил медведя, я бы тебя на всю жизнь упёк,— рассердился барин.— Медведя застрелить — и думать не смей!
- Не смею, батюшка-барин, не смею! Увижу медведя на своей корове и то не застрелю. Только прости за этот проступок!
- Не прощу! — сверкнул глазами барин.— Если простишь мужика, он совсем избалуется, ни бога, ни царя не станет почитать, бояться. Эй, казаки! — крикнул барин.— Отведите этого человека в город на суд.
Схватили казаки дядю Сидора и, подталкивая в шею, потащили в город.
Суд рассмотрел дело и по статье царского закона приговорил за убийство зайца в барском лесу посадить мужика, по имени Сидора, в тюрьму на два года.
Отсидел дядя Сидор эти два года и когда-некогда вернулся домой. Пожил с семьёй, порадовался тому, что вырвался
из тюрьмы, а потом взял ружьё и опять отправился на охоту. В барском лесу охотиться он, конечно, не смел, даже думать об этом не решался, но идти пришлось через барский лес, так дорога была ближе.
Шагает он по лесу и вдруг слышит чей-то истошный крик. Побежал на крик, видит: медведь придавил барина, собирается с него кожу снять.
Увидел барин дядю Сидора, кричит из-под зверя:
- Стреляй, милый мужик, стреляй в медведя! Скорее стреляй! Торопись! Освободи меня от злой смерти!
- Не смею! — отвечает дядя Сидор.— Если я застрелю медведя, ты меня на каторгу сошлёшь...
- Не сошлю, милый мужичок! Стреляй скорее!
- Как же я буду стрелять? — развёл руками дядя Сидор.— И лес и звери ведь барские, твои... Никак мне нельзя тронуть твой лес и твоего зверя!
Сказал так дядя Сидор и отправился дальше, а медведь очень ловко снял с барина его барскую кожу.
Извлечено из книги «Фольклор народа коми», т. 1, Архангельск, 1938, стр. 271—272.
Сказка, несомненно, возникла в пределах современного Коми-Пермяцкого округа, Молотовской области, и отражает эпоху владычества Строгановых.
