ЧЕРДЫНСКИЙ КРАЙ: прошлое и настоящее.
Материалы научных конференций
Ю.Л.Фрейдин
ЗАМЕТКИ ОБ УРАЛЬСКИХ СТИХАХ О. МАНДЕЛЬШТАМА
О.Мандельштам, как известно, в 1934 г. был сослан в Чердынь по приговору Особого совещания за знаменитое антисталинское стихотворение «Мы живем, под собою не чуя с фаны...» В пятидневной бессонной дороге у него обострился травматический тюремный психоз. В первую ночь (местом пребывания для поэта и поехавшей вместе с ним жены, Надежды Яковлевны, была определена городская больница) Осип Эмильевич в бреду выбросился из окна высокого второго этажа кирпичного корпуса больницы. Надежда Яковлевна стала тревожить взволнованными телеграммами друзей и знакомых, в том числе высокого заступника - Н.И.Бухарина. По их ходатайству место ссылки было заменено на выбранный самим ссыльным Воронеж.
Лишь весной 1935 г. О.Мандельштам после более чем годичного перерыва вновь обрёл возможность писать стихи. Вот тогда-то, среди воронежских, появились и «уральские стихи»: три стихотворения о путешествии по Каме; «Стансы»; стихотворение о самом путешествии «День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток...»; стихотворение об «уральском» фильме «Чапаев» «От сырой простыни говорящая...», тесно связанное с предыдущим, в последних строках которого «Говорящий Чапаев с картины скакал звуковой...», но также и с воронежскими стихами о земле: «Чуден жар прикрепленной земли!..»; и еще четыре упоминания о Каме, Урале и Перми в зимних стихах начала 1937 г.: «О, этот медленный, одышливый простор...» «... На берегах зубчатых Камы...»; «Я нынче в паутине световой...»; «Таких прозрачных, плачущих камней нет ни в Крыму, ни на Урале»; «Средь народного шума и спеха...»; «Шла пермяцкого говора сила...» и «Разрывы круглых бухт, и хрящ, и синева...»; «Ты, горловой Урал, плечистое Поволжье...» Так О.Мандельштам воспел уральское путешествие, уральскую землю и «Чердынь-голубу», воздав им дань восторга и восхищения. Странно звучит, но в первый год ссылки он был готов хлопотать о заказе на путевые очерки, с тем, чтобы уже из Воронежа, в качестве «корреспондента», совершить повторное, на этот раз добровольное путешествие по тому же уральскому маршруту.
В своих воспоминаниях Надежда Яковлевна, подробно описывая путь на Урал и краткое пребывание в Чердыни, упоминает, что в дорогу они взяли томик А.С. Пушкина, и один из конвоиров зачитывался рассказом старого цыгана о ссылке Овидия.
Думается, что этот мотив был отмечен Надеждой Яковлевной не случайно. Параллели с пушкинским веком и пушкинской судьбой охотно фиксировались современниками О.Мандельштама. Их отмечал В.Маяковский в знаменитом разговоре с памятником первому поэту. Их отмечал Б.Пастернак в «Стансах»; «Столетье с лишним - не вчера, но сила прежняя в соблазне, в надежде славы и добра взглянуть на вещи без боязни... и те же выписки из книг, и тех же дат сопоставленье», и не только в них. Это обстоятельство уже было отмечено Л.Флейшманом.
О.Мандельштам, который, по свидетельству Анны Ахматовой, к А.С.Пушкину относился очень лично, хотя и редко упоминал его имя, в конце 1920-х гг. упорно добивался командировки в Армению, не объясняя причин своего упорства. Поездка в Армению и Грузию состоялась в 1930 г., и тогда-то, после пятилетнего перерыва, поэт снова начал писать стихи. А теперь припомним, что пушкинское путешествие на Кавказ пришлось на 1829 г., и это совпадение не могло не волновать, а, может быть, и вдохновлять О.Мандельштама. И это находит подтверждение в стихах, примыкающих к циклу «Армения»: финал стихотворения «Дикая кошка - армянская речь...» метафорически воспроизводит описанную А.С. Пушкиным встречу с гробом А.С.Грибоедова «Долго ль еще нам ходить по гроба, как по грибы деревенская девка?..» и прямо упоминает заглавный топоним пушкинского путешествия «...Да эрзерумская кисть винограду». В следующем стихотворении неназванный А.С.Пушкин фигурирует с почти наглядной очевидностью:
И по-звериному воет людье,
И по-людски куролесит зверье...
Чудный чиновник - без подорожной
-Командированный к тачке острожной
-Он Черномора пригубил питье
В кислой корчме на пути к Эрзеруму...
И однако А.С.Пушкин остается неназванным по имени, как не назван он двумя годами позже в «Стихах о русской поэзии», преемственных в определенной мере (хотя и в ином ключе) к пушкинской эпиграмме 1829 г. «Собрание насекомых» (этим давним наблюдением мы обязаны В.А.Сайтанову). Имя А.С.Пушкина впервые появляется в стихах об Ариосте тем же летом 1932 г. «На языке цикад пленительная смесь, из грусти пушкинской и средиземной спеси...» Стихи эти перерабатывались в Воронеже летом 1935г., вслед за тем, как в стихах об уральском путешествии было сказано впрямую: «Чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов, грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов...» Пушкиновед с наганом, как мы знаем из рассказа Надежды Яковлевны, - это конвойный солдат, читающий стихи из пушкинского томика, захваченного О.Мандельштамом в уральскую ссылку.
Прямое называние имени первого поэта - признак того, что ссылка на Урал воспринималась О.Мандельштамом под знаком А.С.Пушкина. И как А.С.Пушкин искал на Урале следы народного героя - Пугачева, так и О.Мандельштам нашел там нового, сошедшего с экрана, народного героя - Чапаева.
По-видимому, когда речь идет о ссылке и гибели русского поэта, невольно вспоминается А.С.Пушкин, который, «вослед Радищев» не только «восславил свободу», но и со своими пятью годами ссылки стал «номером один» в большом списке ссыльных русских поэтов XYIII-XX ввв., от Радищева и Лермонтова - до Мандельштама и Иосифа Бродского.
А.Н.Радищев был сослан в Сибирь. А.С.Пушкин - в Кишинев, Одессу и Михайловское. Что касается Урала, то туда он ездил позднее, осенью 1833 г., и вполне добровольно - собирать фольклор и свидетельства немногих уцелевших (спустя шесть десятилетий!) современников для своей «Истории Пугачева».
Столетье спустя, О.Мандельштам, по-видимому, осмысляет свое уральское путешествие в сходном ракурсе - как погружение в народную толщу «Средь народного шума и спеха..., как приобщение к неистребимой и поразному описанной А.С.Пушкиным народной силе и мощи «Шла пермяцкого говора сила...», как опыт единения с другими «Я в мир вхожу - и люди хороши».
Приведенный перечень «уральских стихов» не расширялся вплоть до 1986 г., когда Э.Г.Герштейн опубликовала в своей книге «Новое о Мандельштаме» извлеченное ею из сохранившейся части архива С.Б.Рудакова (воронежского собеседника О.Мандельштама) шуточное стихотворение О.Мандельштама:
Один портной
С хорошей головой
Приговорен был к высшей мере.
И что ж? - портновской следуя манере,
С себя он мерку снял,
И до сих пор живой.
Согласно пояснениям С.Б. Рудакова, О.Мандельштам сочинил эту эпиграмму на самого себя в мае 1934 г. в Свердловске, то есть во время уральского путешествия (скорее всего, на обратном пути из Чердыни). Употребленное здесь в ироническом и даже каламбурном ключе выражение «к высшей мере» и весь оптимистический настрой эпиграммы позволяют нам сблизить с нею написанное в мае 1935 г., в то же самое время, когда создавались стихи о Каме-реке, Чердыни, Урале и Чапаеве, - стихотворение «Еще мы жизнью полны в высшей мере...» и, соответственно, причислить к неназванным там «городам Союза» уральские города – Свердловск, Пермь и Чердынь.
Таким образом, число стихов с прямыми упоминаниями и отзвуками Урала увеличивается до двенадцати. Что касается некоторых мотивов, впервые проявившихся или после долгого перерыва актуализованных в уральских стихах, то они будут звучать в целом ряде произведений воронежского периода, в том числе таких важных, как «Ода» и «Стихи о неизвестном солдате».
