Книги >

Юрий КУРОЧКИН

ПАМЯТНЫЕ ТРОПЫ

В НАЧАЛО КНИГИ

КОВАЛЬ МИРА

Старый завод

- Станция Кусинский завод! — объявил проводник, когда поезд остановился на берегу живописной речки, стиснутой мохнатыми от ельника горами.

Новенький миниатюрный автобус проворно побежал от станции, сохранившей старое название населенного пункта, к городу (да, теперь уже город!) Кусе.

Кусинский завод... Нечасто мы теперь слышим о нем. То ли потому, что стоит он в стороне от больших дорог, на третьестепенной железнодорожной линии Дружинино — Бердяуш, то ли потому, что его былую славу затмили молодые, но более мощные соседи.

А некогда «казенный Кусинский чугуноплавильный, литейный и железоделательный завод», основанный еще в 1778 году, был достаточно известен своей продукцией. Изготовленные им чугунные ядра и снаряды летели на головы вражеских войск еще во времена Отечественной войны 1812 года. Немало было выдано заводом тонкостенного промышленного и бытового литья. «Кабинетные вещицы» — художественное литье с маркой Кусы — известны были и в Копенгагене, и в Стокгольме, и в Глазго, и в Милане, где на международных выставках мастерство кусинских умельцев отмечалось высокими наградами.

Кусинский чугун всегда славился отменным качеством. Старенькая полукустарная домна на берегу веселой речки Кусы давала такой металл, о котором специалисты говорили, причмокивая от удовольствия.

Пронюхавшие о его качествах иностранные фирмы не только причмокивали, но и действовали — чушки кусинского чугуна усиленно шли за границу. Нередко тайно. Так, вспоминают, что накануне первой мировой войны из Германии поступил большой заказ на... пудовые чугунные гири.

Зачем немцам понадобились русские гири да еще пудовые? Об этом никто из царских чиновников не задумался. Не обратили они внимания и на то, что к качеству гирь, вернее, чугуна, приемщики были особенно придирчивы.

А ларчик открывался просто: в России тогда действовал запрет на вывоз стратегических материалов в Германию. В том числе и на металлы. Но не на изделия из них. Этим и воспользовались немецкие милитаристы, усиленно пополнявшие свои запасы высококачественного чугуна.

О достоинствах кусинского чугуна в Германии, пожалуй, знали больше, чем в России. Известен такой случай. На одной из южнорусских тепловых электростанций измучались с колосниками: уж очень быстро выходят из строя. Перепробовали продукцию доброго десятка заводов и все не то: через месяц-другой приходят в негодность. Хотели было уже выписывать дорогой шведский или немецкий чугун, как кто-то из инженеров, побывавших на Урале, вспомнил про чудесный кусинский металл. Дали заказ. Установили новые колосники. И пришли в восторг - и служат они в несколько раз дольше, и по цене куда дешевле.

А еще славилась издавна Куса и ее окрестности своей красотой. Лет восемьдесят-девяносто назад кто-то из заезжих журналистов назвал их «Русской Швейцарией». Вероятно потому, что иные русские литераторы Швейцарию знали тогда больше, чем родные края, живописностью не уступающие прославленным иноземным территориям. Побывайте-ка, например, на Аргусе. Это большой каменный утес на реке Ай, недалеко от города. Взберитесь на него, и у вас дух захватит от восторга перед чудесной панорамой горного Урала.

Но не думайте, что название утеса взято из греческой мифологии, в память стоглазого великана Аргуса, которому богиней Герою было поручено неусыпно охранять Ио — дочь аргивского царя, превращенную богами в корову за какие-то там грехи. Имя утесу Дали древние насельники края — башкиры. По-башкирски аргус — значит, разбойник. В былые времена, когда по Аю сплавлялись караваны горнозаводских барок, буйная в половодье река нередко бросала на каменную грудь вдающегося в реку коварного утеса зазевавшуюся барку. И как еще, кроме разбойника, могли величать его оставшиеся в живых барочники!

В конце прошлого столетия в Кусу специально приезжали делегаты международного геологического конгресса и, как вспоминают старики, долго любовались великолепием уральской природы.

...Но вот автобус уже разворачивается на конечной остановке — городской площади, окруженной современными трехэтажными домами, корпусами нового для Кусы завода точных технических камней, громадой строящегося Дворца культуры. Внизу, в долине реки, у подножия Моховой горы дымит трубами старый завод.

Куса... Что-то удастся мне найти здесь? Как разрешится загадка, распутать которую я приехал сюда?

Лампа Ильича

Давний друг «Уральского следопыта» Светлана Валентиновна Семенова — научный работник Уральского политехнического института, привела в редакцию своего знакомого. Накануне вечером они встретились в институтской библиотеке. Михаил Артемьевич Мельнов, кандидат экономических наук, преподаватель института, рассказал ей историю, давно волнующую его. Но история эта пока еще не имела конца.

Вот что рассказал Мельнов.

Коваль мира— В прошлом году мне довелось быть в Москве, в Институте повышения квалификации преподавателей общественных наук. В числе всяких экскурсий по музеям и памятным местам столицы, в нашем плане стояло и посещение кабинета В. И. Ленина в Кремле. Ну, конечно, этого дня все ждали с нетерпением. И вот мы в Кремле. С волнением переступили порог комнаты, такой простой и вместе с тем необыкновенной, комнаты, где работал он - Ленин! Рассказывать об ее обстановке незачем - она известна из многочисленных описаний, хотя, конечно, ни одно из них не заменит того, что увидишь сам... Когда экскурсия уже подходила к концу, я заметил на маленьком столике, где Ильич хра­нил свернутые в трубочку военные карты, чем-то знакомую мне вещь. Это была отлитая из чугуна скульптура, которую венчала лампа в обрамлении стеклянных лепестков, развернутых в форме пятиконечной звезды. Чугунная фигурка изображала рабочего, кующего лемех плуга. А около наковальни, установленной на кряжистом обрубке,— обломок меча, пушечный ствол, разбитый снаряд — материал, предназначенный для перековки на мирные орудия труда.

— «Перекуем мечи на орала»? — перебили мы.

— Да-да, именно эта тема, воплощенная в известной работе скульптора Вучетича, была заложена в из­ваянии, созданном тогда, когда над молодой советской страной еще только-только утихали громы сражений.

— Она, конечно, каслинского литья?

— В том-то и дело, что нет! На постаменте фигуры начертано:

Подарок Великому Мировому Вождю С-кой Раб. крест. Рев. т. ЛЕНИНУ от Рев. Раб. Кус. зав.

Кусинского, какого же больше! Но как же я, уроженец Кусы, сын и внук кусинских мастеровых, раньше ничего не слышал об этом подарке вождю, об этой скульптуре? Отец мой — потомственный чеканщик, и уж, конечно, что-нибудь да знал о ней. Я забросал экскурсовода вопросами, но на каждый из них получал одинаковый ответ: «не знаем». Больше того, мне сообщили, что среди экспонатов кабинета — это, пожалуй, единственный, о котором работникам музея-квартиры Ленина известно очень немногое: только то, что каждый может сам прочесть на скульптуре... Я уходил из Кремля взволнованный и озабоченный. Здесь, в кабинете Ильича, святыне трудящихся всего мира, хранится подарок вождю от моих земляков, подарок замечательный и многозначительный, а никто ничего не знает о нем! История его — драгоценная страница жизни старинного уральского завода, и совершенно невозможно, чтобы она осталась забытой, непрочитанной нами... С тех пор ленинская лампа не дает мне покоя — надо, очень надо раскопать ее историю!

— И неужели вы не пытались раскапывать?

— Пытался. Но это оказалось делом нелегким. Списался с земляками и родственниками, порылся в памяти, заново перелистал «Ленинские сборники» и книги воспоминаний. И — пока ничего. Стариков, мастеров чугунного литья уже мало осталось в живых, а кого удалось найти, те ничего не припомнили.

Через несколько дней я мчался в Кусу в надежде хоть сколько-нибудь прояснить загадку.

Куса включается в поиск

Чтобы восстановить драгоценную для нас историю кусинского подарка Ленину, предстояло узнать и найти немало. Ведь в Москве сказали, что о подарке почти ничего не известно.

А хотелось бы знать многое. При каких обстоятель­ствах возникла мысль о подарке? Кто автор скульптуры? Кто делал модель, кто формовал и отливал фигуру, кто чеканил и собирал ее? Кто автор надписи и кто ее исполнитель? Как, когда и кем был вручен подарок? Ну хоть бы на некоторые вопросы найти ответы.

В поиск включились десятки людей. Среди них — старые и малые: старожилы и недавние жители Кусы; работники завода и пенсионеры; жены и дети старых рабочих; комсомольцы и пионеры.

В райком партии, который в эти дни стал чем-то вроде штаба поисков, то и дело приходили все новые и новые добровольцы «исследователи», здесь шли то тихие, то жаркие беседы и споры. С увлечением приняли участие в поиске и многие работники райкома — большинство из них местные уроженцы. Звонил телефон: «Ну, как? Что нашли нового? А у Степана Егорыча были — он ведь в литейке работал?».

Искали архивные документы, живых свидетелей, родственников старых мастеров...

Однако первые результаты оказались неутешительными. Архивы завода безвозвратно утрачены. Тех, кто в двадцатые годы работал на художественном литье, уже нет в живых. Никаких рассказов о подарке в памяти старожилов не сохранилось. Обстоятельная рукопись по истории завода, хранящаяся в технической библиотеке, тоже ничего не прибавила.

Едва начавшись, поиски зашли в тупик.

Возвращаясь вечерами в гостиницу, усталый и разочарованный, я с досадой думал о том, как иногда небрежно относимся мы к близкой нам поре истории, гораздо менее уважительно, чем она этого заслуживает. Много ли найдешь сейчас подшивок местных газет первых лет Советской власти? Фотографии первых рабочих собраний на заводах освобожденного Урала, рукописные пьесы местных драматургов, написанные для самодеятельных драмкружков, орудия труда Строителей первых пятилеток — все это и подобное этому музейщики разыскивают сейчас с превеликим трудом. А ведь это не такая уж далекая история. И, может быть, дело лишь в том, чтобы все мы сознавали, что история — это не только древнее прошлое, но и то, что было сегодня утром, даже час назад. И незачем доводить дело до того, чтобы экспонаты новой истории становились спустя год объектами археологических раскопок.

Кабинетчики

— Как-никак, а искать надо! - сказал Василий Александрович Лепешкин, узнав о первых неудачах.

Кусинские кабинетчики. Снимок 1905 г.Лепешкин — старый коммунист, один из организаторов Красной Гвардии в Кусе, активный участник гражданской войны. Ему за семьдесят, но это не мешает быть молодым: без передышки взобраться на крутую гору, без устали отмахать десяток-другой километров на охоте, переколоть добрую поленницу кряжистых чурбаков.

В двадцатые годы он был на фронте, и, естественно, к истории с подарком не причастен.

Мы снова пошли искать, обходя городок из конца в конец, то взбираясь на верхние этажи новых домов в центре, то разыскивая на утонувших в сугробах окраинах какую-нибудь старенькую хибарку. Нужно найти старых «кабинетчиков» или хотя бы их родственников.

— Кабинетчики всегда молодцами были. И тут без них никак не обошлось, — говорит Василий Александрович, раздумчиво потирая лоб.

Кабинетчиками на заводе называли мастеров бытового художественного литья — «кабинетных» вещей. Воспоминания старожилов и сохранившиеся документы позволяют подтвердить, что они действительно были «всегда молодцами» — вожаками рабочей массы, защитниками прав мастеровщины, бунтарями и бойцами. Это они составили ядро забастовщиков в памятном 1905 году; из них сколотился костяк первых рядов Красной Гвардии поселка; это они — безоружные! — смелостью и хитростью разоружили в 1918 году целый эшелон вооруженных до зубов казаков; они дрались на фронтах гражданской войны, восстанавливали за­вод после разрухи, донесли до нашего времени редкое искусство чугунного художественного литья.

...Жена одного из старых мастеров показала нам выцветшую фотографию на крышке семейного сундука. У крыльца управительского дома снята группа кусинских забастовщиков 1905 года. Все — кабинетчики. Василий Александрович и Анастасия Павловна Икон­никова с волнением вглядывались в знакомые лица.

— Это вот мой Михаил Федотыч... А это Иван Его­рович Лепешкин... Брат его, Федот... Сабуров Иван Павлович... Говорят, жив еще. Где-то в Челябинске... Остальных не припомню, да и вижу я плохо.

Кто знает, зачем понадобился тогда забастовщикам этот снимок. Конечно, товарищам по борьбе хотелось бы сохранить память о трудных, но славных боевых днях — кусинцы одними из первых на старом Урале отвоевали для себя в результате 26-дневной стачки восьмичасовой рабочий день. Но поговаривали, будто дело не обошлось без провокации, что снимок весьма пригодился полиции: фотограф снабжал ее фотографиями «бунтовщиков». Кое-кто из снимавшихся оказался потом за решеткой...

Уточнить имена изображенных на старом снимке помог Григорий Парфенович Андросов, бывший комиссар снабжения чапаевской дивизии, член одного из первых составов кусинского завкома.

— Харламов Андриан... Иван Павлович Баталов... Мишка Скребок. Так у нас Михаила Пургина звали... Это вот мой отец... Совсем еще недавно многие были живы, что бы нам пораньше спохватиться! А о подарке я что-то не помню — наверное, не при мне дело было, уезжать часто приходилось,— горевал он.

Найденная фотография позволила увеличить список старых кабинетчиков до тридцати с лишним человек. Предстояло разыскать хотя бы одного из них, чтобы установить, кто же именно изготовил скульптуру.

Снова поиски, расспросы, воспоминания, сопоставления, предположения... Но, увы, время безжалостно — никого из старых мастеров в Кусе не осталось.

Зато их родные, знавшие многое из того, что творилось в цехе и на заводе, постарались определить круг лиц, которые могли иметь отношение к подарку.

Это — Иван Егорович Лепешкин, один из организаторов забастовки в 1905 году, опытный формовщик. Сохранилась фотография 1930-х годов, где он снят 70-летним стариком с отлитым им бюстом Ленина.

Это — Михаил Федотович Иконников, тоже один из «бунтарей» пятого года, потомственный мастер художественного литья.

Это — Артемий Егорович Мельнов, механик-самородок, слесарь-изобретатель, талантливый чеканщик.

— И заводила литейного цеха — Николай Евстигнеевич Самойлов, известный всему заводу выдумщик, закоперщик многих добрых начинаний.

Уж их-то рук не должна была миновать чугунная фигурка, стоящая в кремлевском кабинете Ленина. Вероятнее всего, что и делали-то ее всем цехом — кто одну деталь, а кто другую. Увез подарок в Москву как будто бы Самойлов — один из вожаков рабочего коллектива. Но сначала скульптура попала в Златоуст, где к ней приделали электрическую арматуру.

Воспоминания, конечно, не документ, но кусинцы уверены, что найдутся и документы.

Второе рождение «Коваля»

Десятки, а может, и сотни рук прошла в эти дни в Кусе фотография с подарка Ленину. И чуть ли не первый, кому она была показана, воскликнул: «Да ведь это наш Коваль!».

Чеканщик А.Е. МельновВыяснилось, что кусинская фигурка кузнеца известна давно, еще с начала 1900-х годов — делалась она по какой-то немецкой или французской модели. И выпускалась почти до последних лет — о ней писалось в газетах конца тридцатых годов.

По этим следам нашлась и первоначальная модель. Бронзовая статуэтка, разделенная для удобства формовки и литья на части, лежала в шкафу у мастера. Почему она здесь, ведь завод сейчас не выпускает ее?

— Выпускаем... немножко,— ответили нам.— Пять штук недавно заказывал музей Ленина. Повторить, значит, понадобилось.

Однако среди старых бронзовых деталей модели встречаются и новые — чугунные. Ответ на второе «почему» оказался еще интереснее: деталей этих раньше не было. «Коваль мира» был просто ковалем, кующим лемех. В таком виде он всегда и выпускался заводом. Новые детали — обломок меча, снаряд и пушечный ствол — созданы только для подарка Ильичу!

Старая скульптура пережила здесь второе рождение. И какое! Обычная, ничем не примечательная «кабинетная вещица» обрела высокий смысл, выдающееся значение:

«Перекуем мечи на орала!»

Недаром, как говорят свидетельства, Владимир Ильич сам нашел место для скульптуры в своем кабинете. Да, это он сам поставил ее на столик с военными картами. Кусинский «Коваль мира» и в дни военных гроз напоминал здесь всем о неустанной борьбе самого миролюбивого человека за мир во всем мире.

Когда ?

Шесть с небольшим лет прожил великий вождь советского государства после Октябрьской победы. В ка­кой же именно год из этих шести мог быть ему поднесен подарок кусинских рабочих?

Василий Александрович и его старый друг Григорий Парфенович пытаются уточнить это.

Период до июля 1919 года отбрасывается сразу — только к этому времени Кусинский завод освободился от белогвардейщины. Вспомнили, что с лета 1922 года по осень 1924 года завод не работал — значит, и эти годы отпадают. Отрезок для поисков сократился до трех лет: 1919—1922.

Перебираем в памяти знаменательные даты трех лет. Годовщины Октября - 1919, 1920, 1921... Партийные съезды— 1920, 1921... Съезды Советов — 1919, 1920, 1921... А может быть, какой-нибудь профсоюзный съезд?

Григорий Парфенович пытается припомнить даже фамилии делегатов: кажется, Андрей Баутин, Федор Иванов, Федор Забалуев, Поляков Андрей. За точность, конечно, не ручается, память может подвести. Но что ездили и подарок возили — это точно.

И тут всплывает новое обстоятельство. Оказывается, кусинцы посылали подарки Ильичу не один, а два раза! В музее В. И. Ленина хранится чугунная скульптура женщины в военных доспехах с мечом в одной руке и со знаменем в другой (Жанна Д'Арк?). Есть и надпись: «Великому мировому вождю пролетариата В. И. Ленину от организованных рабочих Кусинского завода, Златоустовского уезда, 1921 г.». Не этот ли подарок отвозила делегация на профсоюзный съезд (IV съезд проходил в мае 1921 года)?

Если так, то это обстоятельство еще более сужает круг поисков — исключается 1921 год. Оставался 1920-й и конец 1919-го. А что было в эти годы? Седьмой Всероссийский съезд Советов, принявший в декаб­ре 1919 года обращение о мире... Девятый съезд партии в марте-апреле 1920 года... Третий съезд профсоюзов— тоже в апреле 1920 года.

Апрель 1920 года? Да ведь это дата пятидесятилетия Владимира Ильича! И лишь за пять месяцев до этого по инициативе Ленина принято обращение о мире...

И хоть все это пока еще только предположения, но зато на каких убедительных доводах строятся они!

Поиск продолжается

Да, я уехал тогда из Кусы, так и не найдя документов, подтверждающих историю подарка, имена его изготовителей. Но никто из искателей не был обескуражен, не бросил поисков. Продолжал их и Василий Александрович Лепешкин, и местный «летописец» Юрий Давыдович Бакалинский, и работники завода. Вскоре к ним подключились юные следопыты Челябинской школы № 10. Им удалось разыскать в своем городе одного из старых кабинетчиков — Ивана Павловича Сабурова. Да, он подтвердил многие из наших предположений. Жаль, что и у него не сохранилось документов тех лет. Но энтузиасты поиска не теряют надежды найти их.

А пока — из крупиц отрывочных воспоминаний, из скупых строк пожелтевших газет того времени, из случайно уцелевших в семейных архивах документов вырисовывается картина суровых и многотрудных, овеянных революционной романтикой дней жизни рабочего коллектива маленького южноуральского заводика,— создателя выразительного и многозначительного произведения искусства тех лет, поднесенного великому «Ковалю мира» — Ильичу.

ДАЛЕЕ