Книги >

Михаил Заплатин, Феликс Вибе
"Самый красивый Урал"

В начало книги

В хрустальных погребах Пуйвы

Манси-Нёр

Самолет АН-2 снова уносил нас на Север. Уральский хребет тянулся рядом. Горы становились выше, вершины многих терялись в облаках.

Нам предстояло снять киносюжет о добыче горного хрусталя на Приполярном Урале. Но была и еще одна цель — ледники. Меня влекло к ним, как и прежде.

Приземлились в Саранпауле.

Стали разгружаться. Вскоре возле крылатой машины выросла гора аппаратуры и снаряжения весом до 800 килограммов. Многие удивлялись обилию груза. Остряки бросали реплики:

— Не много ли на четверых!..

— С таким багажом в горы не пустят!..

Очень любопытно оказаться в селе, где не был пятнадцать лет. В Саранпауле заметны большие изменения: на окраине вырос геологический поселок, благоустроен аэропорт, построено много новых домов. Толь­ко на берегу реки Ляпин по-прежнему чернели старинные амбары.

Наш первый визит — в штаб геологической экспедиции. Без ее помощи нам не попасть в горы.

Отправились все вместе: я, Юргенс, Нина Петровна и художник Равиль. Новый член нашей группы невысок ростом. Жгучий брюнет. Черные как смоль усы спадают с припухлых губ. Черные глаза под черными бровями.

Равиль — мой бывший сосед по квартире. Его я знал как одаренного художника и интересного собеседника. Но в далекое горное путешествие он собрался впервые.

Начальник экспедиции принял нас в своем кабинете. На лице у него озабоченность. Как обычно, прибытие киногруппы создает нежелательные хлопоты и заботы.

Мы попросили помочь нам конным караваном в шесть-семь лошадей.

— Что вы!.. — с удивлением воскликнул начальник. — Мы давно не пользуемся не только конями, но и самолетом АН-2. У нас теперь единственный транспорт — вертолеты!

Вот что значит прошло пятнадцать лет. Как объяснил начальник, все прежние посадочные площадки в горах, на которых лихо садился пилот Дима, давно заброшены.

Наша группа, как видно, внушила начальнику благоприятное впечатление: просьб было совсем мало! Начальник оживился, подобрел и сам предложил нам маршрут в горы: сначала под Народную, потом на Пуйву — месторождение горного хрусталя, славившееся своим живописным местоположением.

Одним словом, к нашим услугам вертолет. И полная гарантия, что нас не забудут в горах.

В назначенный для вылета день наш груз снова вызвал удивле­ние — теперь у экипажа Ми-4.

— Как же вы справитесь со всем этим?! — озабочен командир вертолета.

— Справимся! Где-то чего-то...— важно говорит мой помощник Юргенс.

— Надолго ли в горы?

— Дней на двенадцать.

— Показывайте, куда вас забросить.

Склоняемся над картой. На ней ничего не разобрать — мелкий масштаб. Рисую на листе бумаги крупную схему места посадки: озеро у подножия горы Народной, конечная опушка лиственничного леса — наш базовый лагерь, как и пятнадцать лет назад.

Командир предупреждает:

— Имейте в виду, в горах не всегда бывает летная погода. Возможно, в назначенное время мы прилететь не сможем. Но через двенадцать дней никуда не уходите от своей палатки, ждите...

Винтокрылая машина взвилась в воздух. Мы покинули Саранпауль. Вскоре приблизился гигантский купол главной вершины Уральского хребта — горы Народной. Пилоты пригласили меня в кабину, просят с воздуха показать точное место посадки.

— Ближе к озеру!.. У самой воды!.. — крикнул я командиру и показал рукой.

Пилоты выполнили мою просьбу буквально — посадили машину прямо на широкое каменистое русло большого мелководного ручья, вытекающего из озера. Тем самым усложнили нам выгрузку и дальнейшую переноску аппаратуры.

Вытаскивали грузы из машины под вращающимися лопастями винта.

— Мотор нельзя выключать! — кричал командир из кабины. — Наклон большой, скатимся!..

Последний тюк выбросили на камни. Вертолет с легкостью взмыл и скрылся за склоном. Наступила тишина, нарушаемая только перелива­ми струй ручья.

Куча грузов так и оставалась на камнях среди ручья. А мы стояли неподвижно, пораженные открывшейся картиной: за озером поднималось в небо и блестело снегами лезвие гигантского гребня — горная крепость из снежного серебра.

— Красота-то какая!.. — вырвалось у художника.

— Это гора Манси-Hep,— сообщил я товарищам.

Забыв про свое снаряжение, мы поднялись на бугор, чтобы полю­боваться величественным видом. Щелкали фотоаппаратом. В моих руках кинокамера, которой я только что заснял отлет вертолета.

Припудренная снежком стена Манси-Нера сверкала чистейшей белизной. Подтаявшие пятна на его снежниках поблескивали в лучах солнца, создавали замысловатые кружевные рисунки, удивительный орнамент.

Небо над белоснежным зазубренным массивом жгло глаза глубокой бездонной голубизной. Во всей природе был разлит какой-то необъяснимый покой. Перемена обстановки казалась разительной: только что были в селе — и вдруг угодили в горную сказку!

Эта красота отбила у меня желание совершать повторное восхождение на вершину Народной, находящейся совсем рядом.

— Ребята, завтра же пойдем к Манси-Неру! Там есть голубое озеро, ледник...

— А когда на Народную? — спросил Юргенс.

— Потом. Если останется время.

— Правильно: нельзя упускать такое! — показывая на гору, поддержал Равиль.

Разбрелись по сторонам. Восхищались краснеющими шляпками грибов подосиновиков в горной тундре перед озером. Удивлялись обилию голубики и черники.

— Сколько же здесь живописного материала! — оглядывал художник местность.

Нина Петровна, ползая по голубичнику, пригоршнями собирала ягоды. Мы с Равилем прыгали по каменным россыпям, выбирали точки для будущих кадров и этюдов.

Юргенс первым из нас «приземлился» — остановил наши восторги:

— Друзья, любоваться природой хорошо, но надо ставить палатку, разжигать костер. И об еде, где-то чего-то, подумать пора!..

Четырнадцать лет я слышу любимую присказку своего помощника: «где-то чего-то»...

Ищу глазами место прежней стоянки в лиственничнике. Лес там когда-то густой рощей подходил к берегу озера, теперь сильно поредел: много деревьев оленеводы вырубили для костров. Кажется, и само озеро обмелело немного. Теперь меня в лес не тянуло.

Палатку поставили на бугре, вблизи ручья, чтобы ветерок сдувал комарье и внезапные потоки с гор во время дождя не смыли лагерь. Рядом можно оборудовать новую посадочную площадку для вертолета.

Пришлось поработать изрядно. Натаскали из лесу большую кучу дров. Поставили четырехместный «дом». Костер пылал рядом. Мы сиде­ли возле огня и наблюдали, как меркнет солнечное освещение на сере­бряной стене хребта. Горы отражались в зеркальной глади притихшего озера.

— Есть ли рыба в этом озере? — спросил Равиль.

— Харюзки водятся...

— Неужели?! — сразу преобразился художник. — Пойду попробую!..

Я показал ему мысок, с которого мы когда-то ловили хариусов. И оп ушел туда. А мы продолжали сидеть у вечернего костра. Подбра­сывая в огонь сушняк, Юргенс многозначительно приговаривал:

— Возле леса жить можно. Тайга — место хорошее, дров в ней хватает. Запалишь кострище — грейся, блаженствуй!..

Догорал наш первый день в горах. В сумерках вернулся Равиль с рыбалки. Улыбался и торжествовал как мальчишка, показывая трех небольших харюзков, нанизанных на ивовую ветку.

У нас одно желание — поскорее выждать солнечный день и отправиться к леднику, скрытому под громадой Манси-Нера. Но на другой же день облачность надолго завладела хребтом. Открывала нам горы только рано утром и поздно вечером.

Каждый день начинался так: проснувшись, первым делом выглядывали из палатки — очистился ли Манси-Hep от облаков. Уходя на ночлег, снова смотрели на серебряную гору — какую погоду принесет нам следующий день, можно ли будет отправиться на поиски ледника.

Нам удалось наблюдать удивительную игру света на заснеженной горной крепости. Ранним утром она была малиновая. С восходом солнца становилась оранжевой. Днем выглядывала из облаков ослепительно белым кораблем. А к вечеру на снегах Манси-Нера снова начинались занимательные световые эффекты: стена краснела, обретая иногда кровавый оттенок, после захода солнца окрашивалась в сиреневый тон, наконец, в густых сумерках зеленела.

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ