Книги >
Михаил Заплатин, Феликс Вибе
"Самый красивый Урал"
И лед, и хрусталь...
Ночью разразилась непогода. Ветер сильно трепал палатку. На брезент шумно обрушивался ливень. Обрывались веревки, крепящие тент к кольям.
Но к утру стало тихо и солнечно. Радуга перешагнула через наш стан. Одним концом уперлась в склон Народной, другим окунулась в озеро.
— Это к хорошей погоде! — радовался Равиль.
Но уйти никуда нельзя: ждем вертолета. Устроили посадочную площадку, обложили ее камнями. Собрали груз.
Художник не теряет времени: расставил мольберт, рисует пейзаж с горой Манси-Hep. Я снимаю его кинокамерой. И в это время слышится гул вертолета.
Машина показалась над далеким куполом горы Чендер, но почему-то развернулась и улетела в обратном направлении. Мы ничего не поняли. Строим всяческие предположения.
— Неужели не заметили нашу палатку?
— А может, это чужой — ищет других?..
— Вдруг не прилетит больше?..
Нам было велено не отходить от палатки — выполняем. Но почему, едва показавшись над горами, машина улетела обратно? Долгое время пребываем в скованной неопределенности. Костра не разжигаем, обед не готовим. Неспокойное, утомительное это дело — ждать!
К счастью, следующее утро опять солнечное. И снова радуга. Только теперь над горой Чендер.
— Вот и ворота ему готовы! — улыбается Равиль.
Этот символ оказался добрым вестником. Вновь услыхали знакомый гул. В воздухе появилась точка, издали похожая на летящего комара. Сомнения не было — за нами!
Вертолет приземлился в уложенном камнями квадрате.
— Это вы прилетали вчера? — спросил я командира.
— У нас горючка была на исходе. Взглянули только на вас, тут ли вы,— улыбаясь, отвечал летчик. — Куда летим на этот раз?
— В Пуйву!..
Пуйва оказалась недалеко. Вертолет облетел скалистые горы в снегу и направился в залесенное ущелье. Сели на поляне возле березовой рощи.
К вертолету сбежались люди. Среди них выделялся симпатичный молодой человек. После нашей выгрузки он по-хозяйски распорядился загружать машину тяжелыми ящиками.
Улетел вертолет. Стоянка опустела. Молодой человек подошел к нам.
— Вы киношники? Мне сообщили о вас. Я начальник здешней партии.
Мы представились. Борис Михайлович — так звали начальника — предложил:
— Пожалуйте к нам в поселок. Четыре километра отсюда...
Нам хотелось остаться возле своих грузов. Показали на березовую рощу поблизости — она нас больше устраивала.
— Тогда занимайте наш «аэровокзал», — указал Борис Михайлович на одинокую избу.
Мы отказались от такого предложения.
— Это похоже на маститых путешественников! — одобрительно заключил начальник партии. — Ладно, располагайтесь, как вам удобно.
А нам нравится здесь! Кругом скалистые снежные горы. Под крутым берегом, где поставим палатку, шумит поток. Ковры покрасневшего полярного березняка расстилаются повсюду. Среди начинающей желтеть березовой рощи чернеют мохнатые кедры, усеянные шишками.
— Удивительные места! — восхищается Равиль.
Под утро мы проснулись от того, что на нас обрушилась палатка. Я потрогал брезент, отягощенный мягкой и тяжелой массой.
— Братцы, это снег!..
Выбрались из спальных мешков, глянули: весь лес, вся земля — как зимой. За одну ночь снег бесшумно нападал толщиной до пятнадцати сантиметров, изменил облик местности. Весь день в роще раздавался шум слетающих с деревьев снежных комьев: шло интенсивное таяние.
Уже на другое утро земля приобрела прежний вид — очистилась от снега. Самое время обследовать горы над лагерем. Там, как нам сказали, есть озеро, выше находится другое, за ним якобы ледничок.
На следующий день мы в походе. Идем среди березняков, кедрачей и лиственничников. По крутым склонам среди деревьев спускаются каменные потоки россыпей. А вдоль речки, именуемой также Пуйвой, раскинулись небольшие луговины с высокотравьем.
Поднялись к скалистому гребню над лесом. Снова увидели царство горной тундры, серых камней, воды и снега. Там действительно было озеро. Над ним возвышался заснеженный вал древней морены. Он не крут, и поверхность его относительно ровная: идти по нему было легко. Подъем на эту морену местами представлял наклоненное снежное поле.
Идущий впереди Юргенс замахал руками, позвал нас к себе. Подошли. Он показал на снег и почти шепотом произнес:
— Мы здесь не одни...
На снегу были четко обозначены следы крупного зверя, рядом — поменьше.
— Медведь?! —заинтересовался Равиль. Я пригляделся к следам.
— Медведица с медвежонком...
Следы тянулись со стороны скалистого гребня и спускались по снежному склону в лесную долину. По-видимому, медвежья семья ушла в лес в поисках пищи — ягод, грибов, кореньев.
— Этот зверь, где-то чего-то, пострашнее росомахи,— призадумался Юргенс.
Поднялись на вершину вала. Легкий спуск с него приблизил нас к следующему озеру, скованному льдом. На дальнем конце водоема, у стенки гребня, виднелся небольшой ледничок с характерной конфигурацией белоснежного веера.
Предвечернее солнце скрылось за стенку гребня. Озерная котловина с ледничком оказалась в тени. Освещались только горные цепи за нашей спиной. Там горели золотом березняки. Синели в тенях снежные впадины. Закатное солнце в оранжевый тон окрашивало горные вершины.
В лагерь вернулись уже в сумерках. Как приятен был костер, неприхотливый ужин возле него и неторопливый разговор!
Места эти помимо живописной альпийской природы примечательны еще тем, что здесь добывают горный хрусталь. Словом «Пуйва» именуется двуглавая гора, что возвышается вдали над поселком добытчиков. Туда и спешили мы по приглашению начальника партии.
Тракторная дорога повела по ущелью в горы, вдоль шумящей речки Пуйвы. Кончалась тайга: кедры сменялись березками, которые вскоре уступили место кустам ольховника. Показались домики, прицепившиеся к подножию горы. Здесь живут «хрустальщики». Кругом безлесные вершины. Только в долине ручья, втекающего в Пуйву, несколько одиноких лиственниц. И торчит из земли множество пней — жалкие остатки былой лиственничной рощи. Это что же: лес когда-то забирался так высоко в горы?!.
Борис Михайлович встретил нас любезно. И сразу предложил:
— Начнем с нашего маленького музея...
Крайняя изба над ручьем — «штаб» местной геологии и своеобразный музей, куда приносят уникальные кристаллы. Здесь уже собрано много интересных образцов: друзы хрусталя, одиночные крупные кристаллы дымчатого топаза и другие окрашенные разновидности кварца.
Борис Михайлович взял в руки один из образцов. Подержал его на свету.
— Красивый камешек!..
Кристалл был чистым, как вода в горном ручье. При вращении грани его поблескивали золотистыми и голубоватыми искорками. Вскоре он оказался в руках Нины Петровны.
— Вот он, каменный лед! Удивительно похож! Такой же прозрачный, с голубинкой...
Я вспомнил: на севере Забайкалья, где протянулся хребет Кодар, мне довелось слышать поверье о том, что в старину у якутов и эвенков горный хрусталь считался окаменевшим льдом. Бесцветный голубоватый кварц, и особенно молочно-белые его разновидности, при первом взгляде действительно напоминал лед.
— Пойдемте, покажу вам, как мы это добываем...
Борис Михайлович повел нас узким ущельем выше в горы, вдоль клокочущего ручья с водопадами. Высоко на крутых склонах зияли черные проломы, обрамленные сгнившими бревнами.
— Это старые штольни. Еще дореволюционные. Какой-то богач Сидоров, говорят, занимался здесь добычей хрусталя.
Дорога вилась среди каменных кубов, огромных обкатанных булыжин, хаотически разбросанных по берегу ручья. Впереди показались высокие осыпи отвалов. На их вершины зигзагообразно поднимались деревянные лестницы.
Мы взобрались по лестнице к самой высокой штольне. К отвалу по склонам спускались снежники. В глубь горы уходил горизонтальный тоннель. В слабо подсвеченную электролампами темноту тянулись рельсы.
Возле входа красовалась куча больших кристаллов. Здесь были и одиночные дымчатые топазы, и кристаллы целым кустом — друзы.
Из штольни вышла группа рабочих в оранжевых защитных касках и брезентовых костюмах — очередная смена из забоя. Борис Михайлович предложил нам каски.
— Ну что ж, пойдем посмотрим, где находят эти прекрасные камни.
Путешествие в подземелье было коротким. Показали нам несколько забоев. Там с потолков непрерывно текли ручьи. В одном забое рабочие настраивали электробур, в другом осторожно выбирали дымчатые кристаллы из обнаженной кварцевой жилы. В подземелье стоял сырой туман. Под ногами чавкала липкая грязь.
— Вот так достается нам этот чудесный минерал,— сказал Борис Михайлович, когда мы вышли из штольни. — Теперь представляете, как нелегко найти великолепные кристаллы, которыми мы восторгались в музее? Когда-то хрусталеносные жилы выходили прямо на поверхность. Они давно выработаны. Теперь приходится врубаться глубоко в землю.
Мы были под сильным впечатлением от только что увиденного в штольне. Оттуда появилась вагонетка, наполненная кристаллами. Рабочие с большой осторожностью выгрузили на землю друзы дымчатого хрусталя.
Равиль заметил:
— Здесь трудятся не просто рабочие, а пожалуй, герои... Борис Михайлович согласился:
— От сырости никуда не денешься. Грунтовые воды, вечная мерзлота — да, здесь особо сложные условия работы...
Мы рассматривали привезенные кристаллы. Борис Михайлович показывал примечательные образцы.
— Зарисую-ка я ваших рабочих! Разрешите? — попросил Равиль и пошел к людям в оранжевых касках, греющимся у костра. Расположился среди них со своим планшетом.
Мы послали Юргенса вниз, в поселок, готовить съемку лучших образцов горного хрусталя в музее.
Борис Михайлович обратился ко мне и Нине Петровне с загадочным предложением:
— Для вас я придержал маленький сюрприз. Хочу показать одну заброшенную штольню. Природа в ней натворила чудеса!..
Мы спустились за ним по лестнице к ручью. Направились по ущелью обратно в сторону поселка. Пройдя немного, стали подниматься по крутой осыпи отвала, кое-где заросшего травой. Вскоре оказались у входа в штольню.
— Выработки в ней закончены давно. Еще до моего приезда на это месторождение,— сказал Борис Михайлович, дав нам по карманному фонарику: без света там делать нечего...
Пошли следом за ним в черную пасть подземелья. Там было неожиданно сухо и тихо. Не капала вода с потолков. Под ногами стучала мерзлая почва.
— Чем объяснить такую благодать? — спрашиваю.
— Сам не пойму. Во всех штольнях хлещет вода, а здесь как будто ее и не бывало...
Шли долго по основному стволу. Сворачивали то влево, то вправо. В этом запутанном лабиринте заблудиться без гида — запросто. Светили фонарями под ноги, чтобы не споткнуться. Направились в один из боковых тоннелей. Стены его и потолок белели от снежного бархатного инея. Вышли в просторный грот. Борис Михайлович остановил нас.
— Посмотрите вверх...
Направили светильники на потолок. В лучах сверкнули бриллиантовые, рубиновые, аметистовые огоньки. Словно занавеси, сплетенные из тонких серебряных нитей, свисали с потолка и сползали по стенам грота. На них огнем горели кружева, узоры, застывшие цветы, звезды. Ледяные паутинки переплетали фигуры раковин, медальонов с фантастическими рисунками. Тончайшая ювелирная работа природы! И все это сверкало, переливалось цветными искрами, как в волшебном дворце из серебра и драгоценных камней.
— Это же удивительней нашей знаменитой Кунгурской пещеры! — был вынужден признаться я.
Нина Петровна примолкла. Только покачивала головой и обводила завороженным взором ледяное чудо.
Мы заметили, как с потолка то здесь то там обваливались и с шумом падали дивные украшения. На их месте оставались темные пятна.
— Не всем я это показываю,— сказал Борис Михайлович. — От частого посещения людей исчезает снежная красота. Даже от дыхания одного человека все рушится. Посмотрим недолго и уйдем отсюда...
И мы ушли. Нина Петровна дорогой несколько раз благодарила нашего гида:
— Вы сводили нас в сказку!
А через несколько дней, в один из вечеров, мы прощались с Приполярным Уралом. В. нашем лагере, конечно, у костра.
Гостем был Борис Михайлович. И ужин был особенным: пельмени пз рябчиков. Благодаря охотничьим стараниям Равиля. Эта изысканная кухня вызвала восторг у гостя.
— Не представлял, что на костре можно делать пельмени! Да еще из рябчиков!..
— Это старинный рецепт уральских охотников,— пояснил я.
— Мы еще не то на костре, где-то чего-то, умеем делать,— шутливо похвастался Юргенс.
— Вы действительно настоящие путешественники! — заключил гость.
Было уютно у нашего последнего костра. Под звездным предосенним небом. В печальном окружении позолоченных берез. На другой день мы покинули Пуйву.
