Книги >

Михаил Заплатин, Феликс Вибе
"Самый красивый Урал"

В начало книги

На Тыпыле

Вроде предисловия

Когда мы вечером сели в поезд, я все еще испытывал радостное чувство. Я ходил по коридору купейного вагона, улыбался всем без исключения людям, трогал светло-серые пластиковые стены, смотрел в окно на асфальт перрона, по которому прогуливались под руку с девушкой два молоденьких милиционера, и удивлялся: что это? где мы? цивилизация! Неужели еще сегодня мы поднимались три десятка километров вверх по Косьве на плоскодонке Ивана Анисимовича, и когда в узком проране, образованном причудливыми зигзагами драги, метровый водопад останавливал нашу лодку и мотор захлебывался, Иван Анисимович кричал, чтобы мы налегали на шесты, и мы налегали, то упираясь в камень, то теряя равновесие, потому что шест весь уходил под воду, и Иван Анисимович хохотал, несмотря на сложность момента, потому что, видимо, нельзя без смеха смотреть, как работают шестом интеллигенты...

А потом эта встреча с медведем! Не игрушечным, не зоопарковским, а настоящим, воспитанным на вольной ягоде североуральской тайги. «Он когда сидел,— сказал Вадим,— то в рост человека был, не меньше!»

Вот я все ходил по вагону, и меня распирали напыщенные внутренние монологи. «Люди! — так бы мог прозвучать один из них.— Здравствуйте, люди! Как хорошо, что вы есть! Как прекрасно, что вы есть и живете в городах, деревнях и поселках, в отличие от медведей и росомах, которые имеют обыкновение жить в лесах. Люди! Я с удовольствием расцеловал бы ваши милые человеческие мордахи только за то, что вы есть, за то, что мы так наскучались по человеческому образу и подобию за две недели таежного палаточного одиночества!»

Да, мы прожили две недели в тайге. Просто так. Для единения с природой. Для рыбалки, для кедровой шишки. Для борьбы с ранним инфарктом и гипертонией. Без транзистора. В этом — замысел: обяза­тельно без транзистора. Как интересно встретить в тайге человека, рыбака или охотника, и после обмена приветствиями (он-то прекрасно знает, что в верховьях Тыпыла, у Пожвы, поставили палатку два чудака из Свердловска) спросить его:

- Ну, как там дела в цивилизованном мире? И он ответит тебе:

- Каво там...

И разговор пойдет о том, клюет или нет на Пожве хариус.

Итак, в состоянии крайнего альтруизма («Здравствуйте, люди!») я ходил по вагону и запросто мог бы обнять и вот эту старушку, мило стоящую у окна, и двух товарищей офицеров, курящих папиросы, и толстого дяденьку-снабженца, который уже что-то жевал, не дождавшись сигнала отправления. Но как-то так получилось, что я не стал обнимать ни бабушку, ни снабженца, зато познакомился с симпатичной девушкой, оказавшейся инженером, едущим в Свердловск в командировку.

- А что это ваш черноглазый товарищ все сидит и сидит и не выходит из купе? — спросила она.

- Не надо,— сказал я скромно.— Не трогайте его. Он сегодня видел медведя.

Я сказал это и сам удивился. Вот стоят на перроне провожающие — красиво одетые люди. Все так спокойно, по-домашнему, сдержанно, как это бывает в наших небольших городах, где все почти знают

друг друга. И неужели это было сегодня в нашей жизни: буреломом заваленная тропа и медвежьи глазки, уставившиеся на Вадима не агрессивно, может быть, но и безо всякой излишней доброжелательности? Неужели было все это? «Он сегодня видел медведя». Где это так близко от городского асфальта?

 

Где это?

Дорогой читатель! Не бывало ли в твоей жизни такого? Вот ты ходишь по одной и той же улице пять, десять, пятнадцать лет, скажем, на свою любимую работу. Но однажды, совершая свой урочный маршрут, ты вдруг замечаешь, что ворота какого-то двора, которые всегда были закрыты, почему-то распахнуты настежь, и ты впервые в жизни видишь, что там стоят старые яблони, бегает удивительная собака всеобъемлю­щей породы — дворняга с лапами овчарки, туловищем таксы и мордой лисы, возятся в песке дети и на скамеечке сидит пенсионер. И, рискуя7 опоздать на работу, ты замираешь, остановленный щемящим чувством: много лет ты проходил мимо целого мира! Тайно от тебя, всего лишь за тоненькой досочкой забора, совершалась сложная жизнь.

— Как мало мы знаем! — восклицаешь ты.— Как мало видим из того, что происходит совсем рядом!

Я вовсе не призываю тебя, дорогой читатель, обойти и тщательно осмотреть все соседние дворы. Даже выражаю сомнение на этот счет. Но вместе с тем, мне кажется, как-то неловко восхищаться, скажем, швей­царской стороной, если ты не видел — будучи уральцем! — Денежкина или Конжаковского Камня, если не проплыл по Чусовой, по Уфе или по горной реке Инзер, если никогда не ловил в таежной первоздан­ной глухомани хариуса. Или щуку хотя бы! Или, наконец, «шеклею», как называют на Уфе серебристых малявок — пресноводную камсу какую-то...

Поразмыслив так, мы с Вадимом и отправились в новое путешествие.

В «Печорском дневнике» я уже представлял Вадима. Мы с ним немало путешествовали по стране. Один раз даже чудовище искали за Полярным кругом. Возможно, вы слышали про «загадку озера Хайыр»? Разгадка заключалась в том, что родителями отечественного плезиозавра оказались чистейшие мистификаторы...

Но сегодня — Урал. Маршрут нам продиктовали: знакомые геологи, производственное объединение Уралзолото, королевская рыба хариус и пушной зверек — американская норка.

География выглядит так: Свердловск — Карпинск — Кытлым — Усть-Тылай — верховья реки Тыпыл (приток Косьвы, Косьва впадает в Каму, Кама в Волгу, а Волга, как известно... Но не хочу быть баналь­ным) .

Представляете примерно? То есть по карте Свердловской области — вверх, на север, и потом — налево, на запад, до самой границы с Пермской областью.

Да, туда, на север, на Уральский хребет, в леса, где в таинствах рождаются реки, в те леса, о которых Д. И. Менделеев сказал на рубеже столетий, что от них зависит благосостояние громадных территорий,

заселенных русскими.

Когда мы летели на вертолете, преодолевая последний участок нашего пути, я не мог оторваться от иллюминатора. Мы летели и летели, и под нами были березы, ели, кедры и ни одного домика, ни одной дороги, ни одного пня. Все было нетронутым! Как это прекрасно! Просто посмотреть несколько десятков километров девственного леса — значит, глубоко перевести дух, значит, успокоиться, отдохнуть и выздороветь.

Все это называлось — Тыпыльский государственный заказник по норке. Изучение его мы осуществили сверху вниз. То есть залетели на вертолете в верховья, а потом спустились с егерем Иваном Анисимовичем Васёвым вниз до самого устья Тыпыла.

Здесь я и перерисовал себе в блокнот объявление, исполненное масляной краской по фанере:

Тыпылский заказник

охотникам и рыбакам

въезд запрещен в Тыпыл.

Записке этой ты, как говорится, верь лишь частично. Рыбакам въезд в Тыпыл вполне разрешен. Человек с удочкой ничего плохого американской норке сделать не может. Он просто ловит хариусов. И на здоровье. Вот только ловит он их с каждым годом все меньше...

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ