Книги >
Михаил Заплатин, Феликс Вибе
"Самый красивый Урал"
Самая красивая Башкирия
Горы и горушки
Мы летели из Уфы самолетом. И сначала под нами были поля. Поля, перерезанные дорогами, речушками, оврагами. Почти только поля, а леса совсем мало. Но потом деревья стали наступать, и вот уже пошел лес, много леса, сплошной лес, горы и горушки, покрытые лесом.
Горы и горушки, крутобедрые ложбины между ними... Это были южные отроги Уральского хребта, последние, уже совсем нестрашные всплески тысячеверстного каменного вала между двумя частями света.
Здесь хребет умирал, но он уже успел дать жизнь реке Урал, чтобы не потерялась граница, чтобы не было никаких недоразумений насчет того, где кончается Европа и начинается Азия.
Мы летели в Старосубхангулово. Это большое село и районный центр. Но район назывался не Субхангуловским и тем более не Старосубхангуловским, а Бурзянским. Так в аэропорту в расписании и написано: «Бурзян», хотя никакого Бурзяна вроде бы не было, а было только Старосубхангулово. Но мы летели в Бурзян, и район назывался Бурзянским, и с этим ничего нельзя было поделать.
— В Бурзяне аэродром на скале,— сказали нам в Уфе.
И действительно, самолет прошел на бреющем полете совсем низко над очередными круглыми горушками и, выбрав из них одну, не так уж сильно покрытую лесом, быстренько сел.
О нашем приезде знали, и нас ждала машина из заповедника. Вот оно как, главного-то я как раз и не сказал: мы с моим неизменным другом по путешествиям Вадимом держим путь в Башкирский государственный заповедник.
Машина нырнула с горки вниз и оказалась в районном центре Старосубхангулово. Ряд визитов вежливости, и мы снова в пути. Наш шофер Натфулла оказался удивительно симпатичным парнем. Я вообще заметил, что все шоферы всех машин, везущих нас куда надо, как правило, отличные ребята!
Дорога горизонтально не шла, а шла только вверх или вниз, то есть опять горушки. Горушки были также слева и справа. Одни — покрытые лесом, другие — с обнажениями скал, третьи — с обширными безлесными полянами, которые то ли вытоптал скот, то ли вырубил нарочно человек, то ли просто от веку так завела мать-природа. Но все они, эти горушки, были удивительно изящны, красивы, живописны и составляли самую существенную часть пейзажа. Да, если Мамин-Сибиряк называл когда-то окрестности Висима, своей родины (тоже ведь граница Европы и Азии, только намного севернее), «страной горных ключиков», то Башкирский заповедник, да и весь Бурзянский район, вполне можно назвать страной гор и горушек.
Помню, в Перми проходила очередная выставка «Урал социалистический» — совместный вернисаж художников и скульпторов наших уральских областей и республик. В числе прочих там была представлена и картина, изображавшая один из уголков Башкирии. Ни названия картины, ни автора ее я не помню, но помню хорошо, что она была решена с полным пренебрежением к классическим законам перспективы, и поэтому изображенные там горы и поля с тракторами существовали совершенно рядом, вместе, нарочито втиснутые в одну плоскость, как в детском рисунке. Да и вообще трактора там ползали под какими-то немыслимыми с точки зрения центра тяжести углами. Цвет всему был придан такой радостный, такой свежий и яркий, что я невольно пробормотал:
— Сказка! Эк, какие штуки изобретает формализм!
Ни на секунду я не поверил, что художник хоть в какой-то степени мог быть близок к натуре.
И вот теперь я был реально в такой же сказочной стране. Здесь все жило именно в такой волшебной яркости, чистоте и радости. А если страна волшебна, то при чем тут центр тяжести и прочие реалистические вериги? Я понял художника, приветствовал его и полюбил. Вот оно как бывает! Отдаю этот пример полностью во власть нашего искусствоведения для постановки проблемы неожиданного и сильного эстетического воздействия живописного полотна на отдельных индивидов через несколько лет после просмотра...
Впрочем, мы едем и нашу дорогу обступили вязы, липы, березы и дубы. Целые дубовые леса! Потом их постепенно сменили сосны, лиственницы, и вот уже стела возвещает, что мы въезжаем на территорию Башкирского заповедника. На стеле под вырезанным из фанеры силуэтом глухаря — свод правил, чего в этих местах делать не следует. Видимо, лучше тут вообще ничего не делать...
Еще два-три километра, и мы въезжаем в Центральную усадьбу заповедника. Место это тоже красивейшее и тоже, конечно, украшенное обступившими его со всех сторон горушками. На карте оно так и названо: Заповедник. Хотя здесь нам сказали, что Центральная усадьба расположена в поселке Саргая. Это по имени местной речушки. Ну что ж, мы уже, кажется, привыкли, что с названиями в этих краях должны происходить какие-то таинственные вещи...
Был исход дня, и позади — бессонная ночь в дороге. Но, несмотря на усталость, я чувствовал, не переставая, что вокруг все красиво. Это было так же, как ощущение тишины после утомительного шума, как прохлада после изнуряющей жары. Да, приходилось признать, что мы находились до сих пор, жили где-то в местах не таких прекрасных.
Потом мы провели много дней в этой, наверно, самой красивой части Башкирии, но радость не проходила. «Пить красоту»,— так я, извините за банальность, определил для себя это состояние. Пить красоту... Мне это выражение категорически не нравится. Есть в нем что-то от мещанского страдательного романса. Но оно все-таки с грубоватой точностью все выражало.
