Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
Битва с Татищевым
Создание Берг-коллегии обеспокоило Демидовых, но не очень. Они не особенно-то верили в созидательную силу государственных контор. И в общем, были, пожалуй, правы. Тобольская губернская канцелярия, которая ведала казенными заводами, довела их почти до полного разорения. Геннин чуть позднее писал об этом в таких выражениях: «На государевы заводы сожалительно смотреть и оные весьма ныне в худом порядке».
Посылая в 1720 году на Урал капитана Татищева, Берг-коллегия поручила ему не только размножать казенные заводы, но и осмотреть демидовские, о которых она не имела никакой информации. Невьянские заводы были для нее чем-то вроде «черного ящика», из которого ежегодно поступал для кораблей и артиллерии превосходный металл, но что творится внутри — неизвестно.
Свои деяния коллегия начала со сбора сведений о заводах. Запросила о том Тобольскую канцелярию, но та молчала. Губернатор Гагарин находился под следствием. Впрочем, и из других мест тоже не дождалась никакой информации. Поэтому решила послать своих агентов. На Урал в самом начале 1720 года направили сенатского кабинет-курьера Голенищева-Кутузова для «взятия ведомостей о всяких заводах». На Невьянском заводе в то время находился сам Никита Демидов, но он, как сообщил вице-губернатор, «учинился противен, ведомостей не дал и уехал с заводов в Санкт-Петербурх...»
Посланца Татищева — уже на следующий год — просто-напросто выпроводили с завода. Василий Никитич доложил о том в коллегию и начал действовать через нового Тобольского губернатора Алексея Черкасского.
Весной 1721 года прибыл в Невьянск первый нарочный. Акинфий Никитич заявил, что ему некогда, ибо «нужно отправить караван с нужными Государевыми припасами, о чем прислав к нам из Кабинета курьер Егор Сергеев, и мы поспешаем ехать к отпуску стругов».
Второму курьеру, дворянину Леонтию Осипову, Акинфий ответил: «Ведомостей таких делать у меня некому, подьячих вот, пусть пришлют из Тобольска». И прибавил: «Хотя бы сам Греков (ландрат. - И.Ш.) приехал, у него великого государя указ, а у меня такой же великого государя указ, и буду я ответствовать в Петербурге Берг-коллегии».
В июне приехал к Акинфию Никитичу с тем же урядник Лаврентий Игошев, но тоже вернулся ни с чем, а в донесении своем написал, что Акинфий Демидов «против указа великого государя учинился противен и сказал, что указам из губернии послушен не будет, и того же числа с оных заводов уехал к Москве и прикащикам своим быть послушным указам не велел».
Никому не хочет быть послушен Акинфий Демидов в Сибири. Знал, что отец любое его своеволие прикроет сильными покровителями. Но капитана Татищева он недооценил. Надеялся, что приручит и его.
Первая встреча Татищева с Акинфием Демидовым состоялась в начале 1721 года. Татищев сам приехал на Невьянский завод. О чем они тогда говорили, никто не знает. Но ясно одно — не договорились. И тогда Акинфий объявил войну. Пусть капитан почувствует, кто здесь хозяин, пусть поймет, что такое демидовская воля. Отныне горный начальник на каждом шагу натыкается на препятствия, устроенные Акинфием Демидовым. Акинфий почти срывает первую татищевскую отправку караванов, увозит к себе руду из казенного рудника, его солдаты избивают крестьян и рудознатцев, если они оказывают какую-нибудь услугу горному начальнику. Он выгоняет с Невьянского завода каждого посыльного Татищева и передает в его адрес бранные слова и т. д. и т.п. Документы же со следствием, которое ведет Татищев после каждой «противности» Акинфия, исчезают по дороге в Петербург. Татищев упрям и хладнокровен, он не собирается сдаваться.
Приезжает Никита Демидов и видит, что его сын наделал глупостей. Отец разряжает обстановку, и наступает перемирие. Но обе стороны понимают, что перемирие временное, что впереди генеральное сражение и никто не откажется от своих завоеваний. Демидовы не могут примириться с тем, что Татищев препятствует их новым замыслам. А аппетит у них отменный. Они добивались передачи им Алапаевского и Каменского заводов с приписанными к ним крестьянами, обширных земель по рекам Пышме, Чусовой, Ревде, Полевой, всей Чусовской волости, большого куска Кунгурского уезда... Оба, а особенно Акинфий Никитич, уже сжились с этими грандиозными планами, приросли к ним, продумали, просчитали.
Татищев демидовские замыслы разгадал и противился им. Он уже сообщил в Берг-коллегию о рудных и лесных богатствах здешних мест и предложил свою программу их освоения. Демидовым в той программе отводилось отнюдь не первое место. Татищев стал опасен.
Но пока нужно примириться, вернее, сделать вид. И когда в декабре 1721 года капитан Татищев снова приехал на Невьянский завод, беседовали они с Никитой Демидовым сухо, но мирно. О противностях горный начальник не вспоминал, говорил об уплате десятины и о беглых на демидовских заводах. Никита Демидович подал сказку — сколько пудов железа сковано в прошлом году для отправки в Петербург, и согласился (впервые!) отдать десятую долю железом. О металле для вольной продажи, конечно, промолчал.
О беглых на заводах разговор наверняка шел менее определенный. Здесь Татищев мог только напомнить, чтобы Демидовы поступили по указу от февраля 1721 года, который требовал возвратить с заводов беглых помещичьих крестьян. Едва ли Татищев потребовал немедленной выдачи беглых. Их и на казенных заводах находилось немало. И горный начальник, получив указ, тревожно писал в июле в Берг-коллегию: «Того ради мы в великом страхе: выслать всех — весьма заводы остановятся, не выслать — опасаемся, дабы не причли нам презрение указа». А в следующем донесении вновь беспокоился, что если выслать беглых, «то заводов не только размножить, но и содержать невозможно».
Пока Татищев запрашивал коллегию о разрешении приехать в Москву и Петербург для решения назревших горных дел, Никита Демидов уже выехал в столицу, пожаловался на него Меншикову и адмиралу Апраксину и нашел у них поддержку. Очевидно, по совету Апраксина, он подает жалобу на Татищева самому царю. Здесь Никита Демидов рисковал. Совсем недавно появился указ: «...дабы мимо определенных мест не дерзали подавать просьбу самому Его величеству..., а ежели кто Его императорского величества предерзостно будет просить и прошения подавать и тем Его императорское величество утруждать, и за такое дерзновение наказаны будут жестоко и посланы в каторжную работу».
И все-таки Никита Демидов дерзнул обратиться со своей устной жалобой к самому царю. И Петр сделал для него исключение, поверил ему. В апреле 1722 года император подписывает указ о посылке на Урал бывшего начальника Олонецких заводов генерал-майора Геннина. А в указе помимо заводских дел такой пункт: «разыскать между Демидовым и Татищевым, также и о всем деле Татищева, не маня ни на кого...»
Демидовы добились своего: Татищев отстранен от горных дел на Урале, следствие над ним может выявить какие— нибудь его грехи трудно без грехов делать большое дело. Правда, могут обнаружить и немалые демидовские грехи. А потому Демидов, опасаясь розыска, объявил, что готов идти на мировую. Вот как об этой встрече писал адмиралу Апраксину Геннин:
«…я у него (Демидова.— И.Ш.) письменно и словесно требовал, чтобы он, учиня известие, принес: какие ему от Татищева обиды и в делах помешательство или остановка была и о прочем, и он, Демидов, говорил: ел буду с ним, Татищевым, мириться, а взять мае с него не чего». И на это я ему сказал; такой мировой челобитной без воли Его величества принять не могу и мирить их не мое дело, понеже я послан от самого Государя для иного розыску, и зелено учинить не маня ни для кого, и Его Величество хочет ведать, правильно ль ты Его Величеству и протчим в Москве доносил; но он тогда о той жалобе на письме дать не хотел и говорил:«я де писать не могу, и как писать — не знаю, и не ябедник».
Этим первый разговор Геннина с Демидовым и кончился. А потом,— продолжал Геннин,— ежели-ж о том письменно не подаст, то всяк будет мнить, что он, Демидов, виноват, для того его, Татищева, уличить не может, и знатно будет, что он Его Величеству, и вашему сиятельству (Апраксину.— И.Ш.), и прочим на Татищева жалобу приносил напрасно».
Делать нечего, пришлось Демидову писать жалобу. А в ней оказалось всего два пункта: о том, что Татищев поставил заставы, которые не пропускали хлеб на демидовские заводы, и что горный начальник отобрал у него часть пристани на Чусовой. И все. Никита Демидов, конечно, хитрил, не только это он наговорил императору о Татищеве...
Розыск закончен. Высший суд на его основании полностью оправдает Татищева, а на Демидова за ложный донос наложит огромный штраф 30 тысяч рублей, который, правда, так взят и не будет. Демидов был доволен таким исходом: Геннин обвинения Татищева против Демидова расследовать не стал. В следственном деле об этом ни слова. Но зато Апраксин на Геннина разгневался, ибо адмирал поручился за правоту Демидова перед Петром. А потому, когда Апраксин узнал об исходе дела, первыми его словами были: «Демидова ты обвинил, а Татищева взятки утаил. И в то время государь не велит меня суть и расстрелять по достоинству».
Скрыть совсем демидовские грехи от Петра Геннин опасался, а потому, промолчав в следственном деле, показал их в письме к императору:
«Когда Татищев здешние заводы и дистрихты не ведал и о заставах не доносил, то свободно было тайными дорогами с заповедными товары... без выписей и не заплатя пошлин на Демидова заводы приезжать, как и ныне являлось; а как пересеклось, то стало тем. мужикам досад во и жаловались Демидову, иное вправде, а более лгали, чтобы таким крепким заставам не быть.
А Демидов мужик упрям, видя, что ему другие стали в карты смотреть, не справясь, поверя мужицкой злобе, жаловался для того, до сего времени никто не смел ему, боялся его, слова выговорить и он здесь поворачивал, как хотел.
Ему не очень мило, что вашего величества заводы станут здесь цвесть, для того, что он мог больше своего железа продавать и цену наложить, как хотел, и работники б вольные все к нему на заводы шли, а не на ваши. А понеже Татищев по приезде своем начал прибавливать или стараться, чтоб вновь строить вашего величества заводы, и хотел по горной привилегии поступать о рубке лесов и обмежевать рудные места порядочно: и то ему також было досадно и не хотел того видеть, кто б ему о том указывал.
И хотя прежь сего до Татищева вашего величества заводы были, но комиссары, которые оные ведали, бездельнитчали много, и от заводов плода почитай не было. А мужики от забалованных гагаринских комиссаров разорились, и Демидову от них помешательства не было, и противится ему не могли, а Демидов делал, что он желал и, чаю, ему любо было, что на заводых вашего величества мало работы и опустели.
Наипаче Татищев показался ему горд, то старик не залюбил с таким соседом жить о искал как бы его от своего рубежа выжить, понеже и деньгами он не мог Татищева укупить , чтоб вашего величества заводам не бить. Ему же досадно было, что Татищев стал с него спрашивать от железа десятую долю...»
В связи с этим письмом Геннина появилось у меня одно подозрение. В том, что завод на Исети, будущий Екатеринбург, появился не в 1721-м, а в 1723 году, на два года позднее, есть «заслуга» и Никиты Демидова. Вспомним некоторые события 1721 года. 2 января Татищев вместе с мастерами выбрал место на Исети для нового завода. 6 февраля он послал в Берг-коллегию обширное донесение с чертежами и просил разрешить строить здесь 4 домны и 40 молотов, которые будут давать в год 150—200 тысяч пудов железа. Донесение это до сих пор приводит в восхищение историков своей убедительностью и точным расчетом. Татищев настолько уверен в разумности своих планов, что, не дожидаясь ответа из коллегии, начинает стройку. И вдруг в конце мая получает странный ответ из коллегии: «Железных заводов вновь до указу строить не велеть...» Основание: «железных заводов везде довольно», а потому «производить ныне и стараца
всеми мерами серебряные, и медные, и серные заводы, которых в России нет...»
Историки объясняют этот странный указ недальновидностью Берг-коллегии. А не было ли здесь и какого-то влияния? Что в меди потребность более остра, чем в железе,— это так. Несмотря на указы, Демидов в то время медными заводами почти не занимался. Ему это не выгодно. Цену на медь государство давало малую, иногда ниже себестоимости. И на медных заводах он не являлся полным хозяином, а только комиссаром.
А теперь представим такую картину. В коллегии получен проект Татищева о новом железном заводе. В это время в коллегии появляется Никита Демидов (а он и в самом деле частенько там бывал). С ним, как с авторитетным в горных делах человеком, советуются. Демидов спрашивает: а какова нужда в железе и меди? Ему называют цифры: железа в год потребно столько—то, а меди столько-то. И на это Никита Демидов ответствует: столько—то железа, и даже больше, я вам со своих заводов поставлю. а медь всю не могу. А потому нажмите лучше на медные и иные заводы. Демидову верить можно. Последние годы он, отстранив конкурентов, обеспечивал почти все казенные заказы в железе, и делал это исправно, обещания свои всегда выполнял. Не подведет и на этот раз. И вот уже везут Татищеву указ с нелепой фразой: «Железных (заводов) везде довольно». Стройка на Исети консервируется и возобновляется только с приездом Геннина в 1723 году, когда новый горный начальник убедился в правоте Татищева.
Примерно так, по сути, и было.
Получив письмо Геннина и узнав о решении Вышнего суда, Петр, кажется, изменил свое отношение к Демидову. Указ о его дворянстве так и не был подписан, и по крайней мере два года ни встреч, ни переписки между Демидовым и Петром не наблюдалось. Судя по всему, Петр в нем разочаровался так же, как в Меншикове и во многих других своих соратниках. Хотя никакого розыска, ни иных ущемлений Никите Демидову не было.
И все-таки в этом споре-конфликте между Татищевым и Демидовым каждый по-своему прав. Татищев, как и Петр, убежденный государственник. А потому считал, что частные промышленники должны работать под постоянным контролем казенных контор и строго, без отклонений исполнять все законы, указы и инструкции. Таким образом, он старался поставить Демидовых в условия, от которых страдал сам. Даже его, человека хладнокровного, бесила неповоротливость, а зачастую и не компетентность коллегии, от которой явилась немалая задержка в делах.
«А на многие наши доношения, - писал Татищев от имени горного начальства в коллегию,— указа вашего получить доднесь не можем, и которые (посыльные.— И.Ш.) от нас посланы, не возвратились, знатно, что им здесь неприятно»,— мрачно шутил Василий Никитич.
Но и далее ничего не изменилось, и Татищев теряет терпение. «Понеже видимо, что Государственная коллегия о моем достоинстве или в другом чем имеет сумнение, что я на мои доношения в полгода указа получить не могу, того ради прошу дабы повелели прислать сюда кого иного...»
А Геннин прямо-таки умолял Петра в одном из своих писем: «Того ради не вели меня Берг-коллегии трогать, а как все сделаю, в ту пору, как они хотят (так и делают.— И.Ш.)».
При всех своих грехах Никита и Акинфий Демидовы сделали на Невьянских заводах то, чего не могли достичь ни на одном казенном заводе. Они собрали у себя или выучили лучших мастеров России.
