Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
Невьянские мастера
Издавна получение металла окружено тайной. В древних мифах кузнец, а он был одновременно и плавильщиком, наделялся сверхъестественной созидательной силой. Его нередко называли «божественным мастером», которому духи огня доверили свои секреты. Кузнец мог выплавить все — даже песню и слово.
Секреты металлургии умирали вместе с мастерами и воз рождалась с новыми мастерами. Считают, что тайну булата умертвил Тамерлан. Разгромив страны Востока, он свез в Самарканд всех мастеров, знавших секрет булата, держал их для своих нужд взаперти до тех пор, пока они не умирали. Вместе с ними умерла и тайна булата, которую только в ХIХ веке воскресил Павел Аносов.
Особыми секретами владели еще древнейшие металлурги. В шестидесятые годы советский археолог Б. А. Колчин с группой сотрудников пытался восстановить сыродутный способ плавка железа. Все делали вроде бы «по правилам». Но хорошей крицы так и не удалась получить. Какого-то секрета современные археологи не знали.
Сегодня широко известны и прославлены имена тагильских умельцев — Ефима и Мирона Черепановых, Егора Кузнецова, Климентия Ушкова. Слава их заслуженна. Но совсем не заслуженно забыты, или полузабыты, или просто нам не известны имена невьянских мастеров, которые еще в первой половине ХVIII века своими изобретениями и открытиями возвели Россию на первое место в мире по металлургии и технике. У такого забвения есть свои причины, о которых мы поговорим несколько позднее.
В ХХ веке западные экономисты сделали открытие: главной причиной промышленного успеха, главным богатством является не капитал, а таланты, знания людей, их способность создавать богатства. Похищение умов стало основным занятием деловых людей. А вот дальновидные промышленники знали об этом давным-давно. Примером могут служить Никита и Акинфий Демидовы. Сами не лишенные талантов, они умели ценить и других талантливых людей. Талантов боятся посредственности. Демидовы не боялись.
Еще в не очень дание годы даже историки профессионалы горное могущество Демидовых объясняли в основном нещадной эксплуатацией. Что было, то было. Были и каторжный режим, и обманы, и обсчеты, и жестокие наказания, и даже злодеяния. Но по жестокости эксплуатации не уступали и казенные заводы, а демидовских показателей там достичь не могли.
Тут надо заметить вот что. Первые Демидовы мало платили, а порой и обсчитывали в основном приписных крестьян, которые выполняли подсобные, малоквалифицированные работы. Специалистам же за хорошую работу она платили хорошо, намного больше, чем на других заводах. И на этом выигрывали.
«От Демидова нам остановка, - жаловался Татищев Берг-коллегии,— что работникам прибавляет за работу над потребностью, чего ради мы не можем никакого доброго порядка учредить... Здешние (то есть уктусские.— И.Ш.) многие хотят к нему иттитть, а другие и ушли…». Н. К. Чупин писал: «Высокие заработки на этих заводах (демидовских.— И.Ш.) привлекли к ним множество переселенцев из различных местностей Европейской России…».
Никита и Акинфий Демидовы выискивали и собирали талантливых мастеров любыми способами: принимали беглых и пришедших с других заводов, выпрашивали у губернаторов и горных начальников, переманивали у своих конкурентов, выписывали за большие деньги иноземцев или просто-напросто крали... Акинфий, например, обращается к князю Меншикову с обширным посланием, в котором излагает одну-единственную, казалось бы мелкую для такого солидного адресата, просьбу: посодействовать, чтобы ему отдали нужного мастера.
По подсчетам историка А. С. Черкасовой, уже в 1721 году на Невьянском заводе находилось 250 квалифицированных работников — разных мастеров и подмастерьев. В то время как, например, на Алапаевском заводе имелось всего 73 квалифицированных рабочих. Причем, как отмечает А. С. Черкасова, только пятая часть специалистов прислана в Невьянск «по указу», а остальные наняты «вольным наймом».
Но готовых мастеров тогда в России было мало. А Невьянский завод рос, и множились его фабрики, строились новые заводы. Росла и потребность в специалистах. Но когда Никита Демидов с подьячим Сибирского приказа пытались еще в 1703 году набрать в Туле разных мастеров, их постигла неудача. В своем доношении подьячий писал: «И он, Никита, со мною, Васильевым, таких мастеров на Туле приискивали, плотинного, молотового, угольного, мехового приискать на Туле не могли, потому что таких мастеров на Туле ныне нет…»
Нет готовых мастеров — нужно их создать, выучить. И Невьянский завод Демидовы превратили в своего рода школу, если хотите, по подготовке мастеров высокого класса. Историк А. С. Черкасова считает, что еще при Никите Демидове «Невьянск служил базой подготовки специалистов для других заводов Демидова».
Кстати, не только для демидовских заводов. В Невьянск для обучения посылались ученики и с казенных заводов. Так, еще в сентябре 1721 года Татищев в своем указе заводскому комиссару Бурцеву писал: «Велено для обучении весовому и якорному мастерству послать к Демидову на завод...»
Невьянские мастера участвовали в сооружении многих казенных заводов. В 1723 году Геннин, развернувший стройку на Исети, жаловался царю Петру: «Хотя я в трудах разорвуся, однако заводы новые помогу скорее строить... Остановка есть, что у меня немного искусных людей в горном и заводском деле…» А ведь Геннин, посланный на Урал по именному указу Петра, собрал и привез с собой многих олонецких мастеров, а также иноземных специалистов, которых незадолго до того сам нанимал в Европе. О нехватке мастеров Геннин писал и адмиралу Апраксину — покровителю Никиты Демидова:
«Того ради покорно прошу — пожалуй, мой батюшка, изволь к нему отписать, чтобы он в даче оных мастеров со мною не спорил».
Никита Демидов, чтобы как-то оправдаться в своих прежних винах, «спорить» не стал. Уже 1 марта 1723 года он послал на Исеть своего доменного мастера Ивана Карпова, а в начале апрели «лучшего между мастерами плотинного мастера» Леонтия Злобина с помощниками. По чертежам Злобина и под его началом на Исети возвели огромный гидротехнический комплекс: плотину, 50 рабочих колес диаметром до 6 метров, сложную сеть ларей. 7 сентября 1723 года Геннин с восторгом доносил Петру:
«...прошедшей недели... такую великую новую плотину заперли, и вода в пруд пущена, нарядно устояла».
Леонтий Злобин, бывший крестьянин Вологодского уезда, сложному плотинному искусству выучился на Невьянском заводе. Он строил плотины демидовских заводов: Шуралинского, Верхнетагильского, Быньговского — и казенных: Екатеринбургского, Верх-Исетского, Юговского, Кушвинского.
В Екатеринбурге демидовские мастера участвовали в создании всех основных производств. 19 ноября Геннин докладывал Петру: «На Екатеринбургских новых заводах уже два молота в ходу, в том есть и Демидова радение...» Лучшими в России стали и невьянские доменные мастера — и те, кто строил домны, и те, кто плавил чугун. Первые домны в Невьянске строили по подмосковному типу, но вскоре стали сооружать их по-своему — гораздо лучше. Когда в 1716 году с Олонца на Невьянский завод прислали «для доменного дела по английской препорции» Федора Казанцева, то он чем-то не угодил Никите и Акинфию, и домну построили вовсе не по английскому образцу. Она стала, по выражению С. Г. Струмилина, «первой отечественной домной круглого сечения» и превзошла английские доменные печи. А уже при Акинфии Демидове в Невьянске построили домну-гигант. «3адувка ее,— отмечал академик М. А. Павлов,— была исключительным событием в истории доменного производства». В этой домне впервые в мире применили две фурмы для дутья. По своей производительности она в несколько раз превосходила лучшие европейские домны. Невьянская царь-домна почти сто лет удерживала звание мирового рекордсмена.
Невьянские мастера не только давали великолепный — самый лучший в России — металл, но и научились делать из него сложные изделия.
Царь Петр питал особое пристрастие к фонтанам. Он даже собственноручно делал чертежи и рисунки фонтанов для Летнего сада в Петербурге, для Петергофа и сам рассчитывал диаметры фонтанных труб, их очертания и изгибы. Чугунные и железные трубы для фонтанов Петр поручил изготовить Никите Демидову. В Петербурге, рядом, под боком, уже построен новый Литейный двор, где работало много мастеров литья. Почему Петр не заказал фонтанные трубы им? А может быть, заказывал, но у них ничего не получилось? Иначе какой смысл заказывать трубы за тридевять земель?
Изготовление металлических труб в то время наверняка было делом непростым. Но демидовские мастера справились. Эта царская затея началась так. Петр I остался не доволен высотой и мощностью водяных струй первых фонтанов в Летнем саду. Поэтому во время заграничного путешествия в 1716 годах он купил паровой насос, изобретенный англичанином Томасом Соверном, и решил испробовать для подачи воды к фонтанам сада. От прудов-накопителей вода должна была идти к установленным на Фонтанке водовзвозным башням, а оттуда подаваться к фонтанам. Вот тогда и понадобилось много фонтанных труб. И в 1718 году Петр лично сделал Никите Демидову заказ на них. С этим сложнейшим для того времени заказом невьянские мастера справились великолепно.
Странный все-таки был царь Петр Алексеевич. В Астрахани он готовится к походу на Дербент, военных забот полол рот, а он дотошно занимается фонтанными трубами. Кстати, из Персидского похода Петр написал Демидову несколько писем с заказом на новые трубы.
Новый заказ оказался солидным. К письму приложена «роспись коликое число потребно в Петергоф и в Стрелину мызу в добавку труб чюгунных прямых — 5880, да шурупов к ним — 23 520, а еще железных «кривых» труб - 2980 штуке.
Всего за 1722-1725 годы Демидов поставил в Петербург 81 300 пудов труб. К сожалению, в 1725 году около 20 тысяч невьянских или тульских труб во время провоза затонуло в Ладожском озере. Удалось ли их достать — не известно.
Обычно принято считать родиной уральского художественного литья из чугуна Каслинский завод. В ХIХ веке Касли и в самом деле достигли высоких успехов. Но самым первым заводом на Урале, освоившим художественное литье из чугуна, надо считать Невьянский завод. Но об этом потом.
А в этой главе стоит вспомнить об одной интересной идее царя Петра. В 1724 году, незадолго о своей смерти, он, просматривая рукопись по истории Северной войны, сделав на ней такое замечание: «Вписать в гисторию, в которое время, какие вещи для войны и протчих художеств и по какой причине или понуждению начаты, например:
ружье для того, что не стали пропускать (из-за границы.— И.Ш.), також и о прочем».
Тема любопытнейшая и, видимо, занимала Петра уже давно, о чем можно судить по письму Мусина-Пушкина к директору московской типографии в 1718 году: «Да для чего, придал Государь, по сю пору не переведена книга Виргилия Урбана о начале всяких изобретений - книга не большая, а так мешкаете». Речь шла о книге Полидора Вергилия Урбинского «Осмь книг о изобретателях вещей...», которую перевели с латинского и напечатали в Москве в 1720 году.
Издав указ о запрете подавать челобитные лично ему, Петр приказал беспрепятственно пропускать к нему всех изобретателей, кроме алхимиков. Перед самой смертью, в начале 1725 года Петр рассматривал очередной проект вечного двигателя.
Жаль, что идея Петра (об истории изобретений в России) не была осуществлена. Возможно, что туда вошли бы и изобретения невьянских мастеров. Кстати, единственный пример, приведенный IIетром в своем замечании к «Гистории...», относится к Никите Демидову. Именно ему приписывают создание первого русского ружья и первого образцового ядра.
Что же касается невьянских мастеров, то исследование одной только Невьянской башни обнаружило в ней крупные изобретения.
Эти изобретения, отнюдь не местного масштаба, а имена изобретателей могли бы стать национальной гордостью нашей страны. Но не стали. Мы не знаем имен этих гениальных невьянских мастеров, как, впрочем, и многих
Не знаем, например, и имени изобретателя двухфурменного дутья на царь-домне. Правда, в русских энциклопедиях и словарях этим изобретателем совершенно определенно называют демидовского приказчика Григория Махотина. Авторы словарных статей основываются на «Книге мемориальной...», которую написал Григорий Махотин после продажи Невьянских заводов Савве Яковлеву. Для нового хозяина описаны все заводские производства, рудники и т. д. Описана и царь-домна. Вот что сообщает о ней сам Григорий Махотин: «Дву фурменная домна сыскана с т а р а н и е м (разрядка моя. - И.Ш.) приказчиков Федора и Григория Махотины…».
Но ведь в слова «старание», «старатель» ни в то время, ни сегодня вовсе не вкладывается смысл — создатель, творец. Слово «старание» синоним слова «забота», «попечение», «усердие». Приказчики Махотины, скорее всего, были организаторами строительства и усовершенствования царь—домны, руководителями, которые объединяли строителей, мастеров, изобретателей и т.д. Если бы братья Махотины сами изобрели двухфурменное дутье, то Григорий, как человек, неплохо владеющий пером (а это чувствуется по его «Книге мемориальной»), нашел бы более определенные и точные слова, подтверждающие их авторство.
Имя же истинного изобретателя царь-домны, как и имена многих других талантливых мастеров, почему-то скрыто. И это один ты самых загадочных вопросов.
Ответа на него пока нет. Можно строить только разные предположения, догадки, версии. Вот одна из них. Как известно, Демидовы принимали на своих заводах беглых, которые находились вне закона и скрывались от правительства или церкви. Среди них могли находиться и талантливые люди, чей талант раскрылся на Невьянском заводе. Но Демидовы опасались упоминать их имена в документах. Среди этих безымянных талантов и зодчий Невьянской башни.
