Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
«Высочайший случай»
В один из январских морозных дней 1744 года до Невьянского завода — горной столицы «Ведомства Акинфия Демидова» добрался с Алтая посыльный, преодолев более двух тысяч верст сибирского бездорожья со скоростью, с какой не ездили даже царские курьеры. Посыльный передал Демидову письмо от его приказчика Колывано-Воскресенских заводов, в котором тот кроме разных заводских дел уведомлял хозяина, что после окончания трехлетнего контракта выехал в Петербург немецкий мастер Филипп Трегер. В письме том упоминалась и такая деталь: перед отъездом Трегер набрал целую шляпу самородков и рудных кусков серебра и показывал оные мастеровым, говаривал при этом, что отправляется в Петербург для «показания».
Судя по всему, письмо это взволновало Акинфия Демидова чрезвычайно. И, несмотря на январскую стужу, на свои преклонные годы, на недомогания, которые стали мучить в последние годы даже его могучую натуру, приказал немедля готовить свой возок с дворянским гербом, отобрать лучших лошадей да загрузить несколько подвод подарками.
И не успел посыльный отоспаться после изнурительной езды, как Акинфий Никитич вместе с верными приказчиками и телохранителями отправился в не менее трудный путь.
Наверняка на этот раз не жалел лошадей, которых ему меняли на его демидовских дворах, расположенных по дороге от Невьянска в Россию. Фортуна, кажется, улыбалась ему, ибо еще в пути донесли, что императрица Елизавета Петровна 21 января выехала из Петербурга в Москву вместе со своим двором. А потому он вовремя повернул в старую столицу.
В Москве уже не торопился, не суетился, но и времени зря не терял — прежде всего отправился с визитом к своему «милостивцу» Ивану Антоновичу Черкасову. Императрица Елизавета приблизила его к себе сразу же после воцарения, вернув из Астрахани, где он хоть и губернаторствовал, но как бы в почетной ссылке. Как-никак Иван Антонович работал когда-то при ее отце кабинет-секретарем.
Елизавета дала Черкасову баронское звание и сделала при себе тоже кабинет-секретарем. Должность вроде бы и невзрачна — по сути канцелярист, писарь, но... при особе Ея Императорского величества. А потому, считай, самый близкий советник, имеющий полный доступ почти в любое время. Елизавета Петровна ленива, любит развлечения и не любит заниматься государственными делами. Министры, а то и сам канцлер Бестужев иной раз неделями не могут пробиться с важнейшими делами. А Иван Антонович встречается с императрицей, почитай, каждый день. Знает все слабости и нрав Елизаветы Петровны, и ежели по какому делу высочайшую апробацию получить надо, то выбирает для этого нужную минуту. Чтобы быть всегда вод рукой у императрицы, неделями, а то и месяцами живет не у себя в доме с женой и детьми, а во дворце. Всемогущий человек кабинет-секретарь Черкасов. Сам канцлер Бестужев говорит ему льстивые слова и с просьбами разными обращается.
Но Иван Антонович ленив не менее императрицы. После его смерти нашли в архиве кабинет-секретаря 570 пакетов с деловыми бумагами из сената, которые не были даже вскрыты. Однако Акинфий Никитич явился к Черкасову с такими подарками, что даже привыкший к разным польшениям барон был доволен и польщен чрезвычайно. А потому уже через несколько дней, 8 февраля 1744 года, получил Акинфий Демидов «высочайший случай» — личную аудиенцию у императрицы, пал ей в ноги и преподнес подарок —
слиток золотистого серебра весом 27 фунтов. И «на словах» объявил, что выплавил это серебро впервые и совсем не давно из своих колыванских руд «через искусство» своих мастеров. И просит для «подлинного свидетельствования» драгоценных руд прислать «сведующего доверенного чиновника и решить их судьбу. Среди кабинет-секретарских бумаг осталась ведомость 60, где под № 58 записано:
«Акинфий Демидов просит, чтоб освидетельствованы были рудные места, где сыскал серебро, и чтоб быть ему со всем его домом под ведомством одного Высочайшего Кабинета».
Об этом разговоре Демидова с императрицей остался еще один документ «Покорнейший мемориал», который Акинфий Никитич направил в Высочайший Кабинет барону Черкасову. В «Мемориале» говорится о контракте с саксонским берг-гиттенмейстером Иоганном Юнггансом, который владел искусством разделять разные металлы. И когда Юнгганс «в помянутые мои сибирские заводы прибыл, усмотрел плавки Колывано-Воскресенского моего заводу черную медь и в ней смог позвать через свое любопытство, что есть в ней часть серебра». И вот он из 233 пудов черновой меди добыл «чистого натурою серебра 27 фунтов 80 золотников, которое в серебро с пошпешною верноподданническою услугою по присяжной своей должности Всемилостивейшей нашей государыне императрице Елизавете Петровне нескрытно объявил со охотою...»
Далее Акинфий Демидов сообщил Черкасову, что обратился к императрице с просьбой быть под «ведением» Высочайшего Кабинета и лично императрицы, на что и получил «милостивое высокомонаршее обещание», и в свою очередь и кабинет-секретаря просил «с рабской покорностью подать его желанию руку помощи».
И Иван Антонович подал, хотя наверняка и не бескорыстно. Вместе с Демидовым он выбрал «доверенного чиновника» для осмотра рудников на Алтае. Им оказался управляющий Тульским оружейным заводом бригадир Андрей Беэр, который был давним приятелем Акинфия Демидова. Вот уже много лет управляющий Тульским оружейным заводом и могущественный горнозаводчик связаны какими-то явными и тайными делами. Демидов вполне мог положиться на бригадира, который относился к числу самых близких ему людей. Недаром подпись Беэра стояла под демидовским завещанием о наследстве. Он явно в чем-то зависел от уральского горнозаводчика. Об этом свидетельствуют его льстивые письма, которые он писал Акинфию Демидову. Выбор оказался удачным. Не только при жизни, но и после смерти Акинфия Демидова Беэр держал его сторону, а потому многие тайные деяния и злодеяния невьянского властелина были скрыты и остались неизвестными для современников.
17 мая 1744 года появился именной указ императрицы Елизаветы бригадиру Беэру:
«доносит нам действительный статский советник Акинфий Демидов, что на сибирском его, Томском Колывано-Воскресенском медном заводе сначала плавлена медь черная, и, не зная, что оная черность в меди была от свинцу, которую черноту вычищали многими плавками, и тот свинец весь тратили в огне напрасно. Но через искусство обретающегося на том его Колывано-Воскресенском заводе берг-гиттенмейстера саксонца Иоганна Юнгганса изыскана часть серебра, которое в том свинце есть, и онаго серебра выплавлено из 233 пуд меди чистаго 27 фун 8 зол., которое и в натуре Нам подал, и при том всеподданейше просил дабы для достоверного свидетельства послать кого нарочного. Того ради повелеваем вам: взяв с собою обретающегося в команде вашей поручика Ивана Улиха, который пробирное дело знает, ехать на те заводы немедленно…»
Далее указывается, как конкретно нужно освидетельствовать алтайские рудники и заводы и удостовериться, «есть ли тех серебряных руд квантитет, чтоб завод завесть».
Всеми этими делами по закону должны была заниматься восстановленная недавно Берг-коллегия, но Акинфий Демидов по каким-то причинам решил ее игнорировать и в том нашел поддержку у Черкасова. И только когда все уже было решено, когда уже никто не посмел бы оспорить волю императрицы, барон послал в Берг-коллегию бумагу, информирующую высший горный орган о случившемся. Никакого участия в серебряном деле Берг-коллегии не предлагалось.
Здесь стоит сделать одно уточнение. Прежде считалось, что Акинфий Демидов, объявив о серебряных рудах в алтайских рудниках, сам предложил передать их во владение Кабинета е.и.в. Но оказывается, у него было другое намерение. По горным законам того времени частные горнопромышленники обязаны были сразу же доносить горным властям об открытии драгоценных руд, а затем правительство уже решало: вести ли добычу казной или на определенных условиях разрешить плавку золота и серебра частному лицу. На второе решение и надеялся Акинфий Никитич.
Кажется, первым разгадал замысел Демидова генерал-поручик Ганс Веймарн, который в 1766 году по поручению Екатерины II составлял «Гисторическое, критическое и наставительное изъяснение о Колывано-Воскресенских золото и серебро плавильных заводах...». Он считал, что Демидов объявил о серебряной руде «больше страхом, нежели разславленным его доброжелательством», а «что он такому найденному серебру объявление... не в том намерении и уповании учинил, чтоб те рудники и заводы от него в казенное содержание взяты были»…, и «с того явствует, что он упомянутым своим в Кабинет поданным мемориалом, и кабинет-министру покойному тайному советнику барону Черкасову, в том же феврале месяце письмом, единственно о взятии его со всеми имевшимися у него не токмо Колыванскими, но и протчими заводами в ведомство ея императорского Кабинета с тем, чтоб уже ему ни Берг-коллегии, ниже никакому правительству не быть...»
И в этом его намерении барон Черкасов и подал Демидову «руку помощи».
Высшую горную власть слишком поздно извещают о столь знаменательном, сенсационном событии, как открытие месторождения серебра, с ней не советуются, не спрашивают ее мнения ни в выборе сведущего чиновника для освидетельствования колыванских руд, ни в составлении для него инструкции.
Столичный спектакль о новоприобретенном серебре разыгрался блестяще. Сценаристом и режиссером этого спектакля был сам Акинфий Демидов, а главным актером — барон Черкасов. Но вскоре на сцену ворвался хотя и предполагаемый, но нежелательный персонаж-доносчик. Филипп Трегер, дождавшись в Петербурге возвращения императрицы Елизаветы из Москвы, или сам, или, вероятнее, через кого-то передал императрице не только серебряную, но и золотую руду. Кроме того, Трегер или кто-то другой донес, что на землях «ведомства Акинфия Демидова» идет нелегальная добыча самоцветных камней: аметистов, сапфиров, топазов...
Поэтому 2 июля 1744 года появляется дополнительный именной высочайший указ, в котором хотя и смутно, но звучат иные, тревожные для Акинфия Демидова нитки.
Беэру повелено взять с собой на Алтай «штейгермейстера Филиппа Трегера, который пробу золотой руды сюда привез». Кроме того, Беэр получает и еще задание:
«...в Сибири же имеются Наши казенные Екатеринбургские, також и партикулярных людей заводы, а о состоянии их и с таким ли порядком производятся, как Наш интерес требует...» И потому «как казенные, так и партикулярные заводы секретно осмотреть... и как в тех, так и в прочих местах, где разведать можете, о каких минералах, чего на свете не произошло...»
Однако кабинет-секретарю Черкасову, очевидно, удалось развеять сомнения Елизаветы Петровны и подозрения в утайке Демидовым золотой руды и «минералов, чего на свете не произошло». И 24 июля 1744 года появился знаменитый для всей династии Демидовых указ императрицы:
«Известно Нам учинилось, что действительному статскому советнику Акинфию Демидову не только в том месте, где он по своим заводам ведом, но и в прочих правительствах чинят обиды и недельными прицепками волокиту и разорение, паче же в его делах помешательство и остановку приключают; а понеже он, Демидов, кроме настоящей трудами своими государственной и народной пользе, особливо и собственные многие Нам верные службы показал, того ради повелеваем Нашему Сенату: как в Берг-коллегию, так и в прочие места дать Наши указы с наикрепчайшим подтверждением: ежели где до него, Акинфия Демидова, будут касаться какие дела или от кого будет на него в чем челобитие, о том наперед доносить Нам, понеже за его верные службы в собственной протекции и защищении содержать имеем...»
Сенат, рассылая этот указ, сделал еще такую прибавку:
«...ежели в котором месте с ним, Демидовым, не по силе того указа поступлено будет, таковые, яко нарушители Высочайшей власти, наказаны будут».
Горный магнат оказался, таким образом, в совершенно исключительном, привилегированном положении. Никто из горнозаводчиков не мог похвастаться столь высоким покровительством.
Не успел появиться этот милостивейший указ, как барон Черкасов известил Демидова: императрица скоро отправится в Киев на богомолье и по дороге заедет в Тулу. 4 августа Акинфий Никитич уже встречал Елизавету Петровну с племянником, наследником престола великим князем Петром Федоровичем, и его нареченной невестой принцессой Софией-Августой-Фредерикой — будущей императрицей Екатериной II. Высочайшие гости остановились в тульском особняке Акинфия — трехэтажном каменном доме. Демидовский особняк отделан с дворцовой роскошью. Стены, обитые дорогим штофом и бархатом, украшали итальянские и фламандские картины и венецианские зеркала. Комнаты обставлены изящной немецкой мебелью. Изразцовые печи напоминали роскошные храмы с фигурными балясинами, карнизами и другими замысловатыми украшениями. На окнах и на всходах лестниц — редкие, экзотические растения. Заморские отсидят в золотых и серебряных клетках.
Гостеприимством Акинфия Демидова императрица Елизавета осталась, кажется, довольна. В великий фавор вошел горный магнат...
