Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
Размышления о золотом зверье
Несколько лет эти звери не давали мне покоя. Словно загадали загадку, которую я старался, но никак не мог разгадать.
Что знали древние Мастера, создавшие золотых зверей? Какое свое особое знание, свое особое понимание мира вкладывали они в свои изделия? О чем думали, о чем заботились они? Историю нам долгое время подавали так, что казалось, что людей давших тысячелетий занимали лишь чисто житейские интересы — жилище, пища и т. п. Мне запомнились слова академика А. П. Окладникова, изучавшего искусство палеолита, в том числе наскальные изображения: «Вдумайтесь только, какими вопросами интересовались герои их приданий: как образовалась Вселенная? как появились люди на Земле? в чем смысл их жизни?»
Так писал Окладников о петроглифах, которым около пяти тысяч лет. Ну а что заключено в золотых зверях? Где-то нашел подсказку — в них отражены кроме всего прочего мифы — своего рода фантастика. Откуда же в человеке тогдашних времен взялась тяга к фантастике? Что же такое миф? В последнем словаре русского языка объясняется так:
«...что-либо фантастическое, неправдоподобное, нереальное». Дается и второе значение — «древнее наказание», присущее человеку на его низших ступенях развития.
Меня интересовало второе значение. Влез в специальную литературу. И честно говоря, почти запутался в разных толкованиях мифа. Это мы, мол, сейчас понимаем, как устроена Вселенная, а тогда не понимали и от невежества выдумывали всякое, нафантазировали. Что поделаешь — низшие ступени...
Что-то обидно стало мне за предков. Смотрю дальше ученые труды. Попадаются и иные мысли. Миф считается особой формой воображения. И поясняется: мифическое воображение — высший инстинкт человека. Гм-м. Инстинкт, хоть и высший, тоже вроде бы не комплимент предкам. Но оказалось, что это высший инстинкт не только тогдашнего, но и вообще Человека. И далее. Мифологическое воображение как бы интуитивно охватывает то, что человек еще не знает, а лишь смутно угадывает, предчувствует. А такое предчувствие, как считают, можно выразить лишь иносказательно, образно, символически. И даже полагают, что этот инстинкт гениален, ибо он способен рождать и воплощать идеи, создавать что-то новое, которого еще нет на белом свете. То есть мифы — это особый сплав и познания и творчества. А мифологическое воображение являлось и является высшей творческой духовной силой Человека...
Эта мысль показалась мне интересной. Более того — плодотворной, продуктивной для нас сегодняшних. Она призывает с уважением откоситься к нашим предкам, духовно обогащаться от них. А утверждение, что мифы лишь непонимание мира, что вокруг нас лишь невежественное заблуждение человека прошлого, бесплодно. В лучшем случае оно приглашает к забвению, а не к поиску позитивного опыта пред ков. Это, собственно, призыв: не учитесь у прошлого.
Люди постарше наверняка помнят времена, когда обществоведы заявляли: все в прошлом почти сплошные заблуждения. Только мы нашли единственную истину, ибо мы самые, самые.
Я же чувствовал, что завидую этим Мастерам, создавшим золотых зверей, но долго не мог понять, чему именно завидую. И еще оказалось, что завидую-то не я один. Можно сказать, что ныне это всеобщая зависть. С исключениями, конечно.
Вот наткнулся, например, на высказывание академика Н. Н. Моисеева о древних греках: «я им иногда завидую...».
Пытаюсь разобраться в своей зависти к создателям золотых зверей. Ведь, наверное, когда они, изображая борьбу льва с быком, передавали приход весны (когда созвездие Льва становится ярче, а созвездие Быка бледнеет), то это была для них вовсе не находка оригинального художественного образа, как может показаться современным искусствоведам. А было, как мне кажется, наивное чувство единства мироздания. Они бессознательно (а может быть, сознательно?) выражали свое одинокие с природой, кровную связь с ней, свое родство и с животными, и с небесными светилами, они чувствовали гармонию мира и себя в нем. Оказывается, я завидовал их цельности.
Тому мифическому чувству цельности, о котором писал Пушкин в своем «Пророке»:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
Такая цельность у некоторых людей, оказывается, сохранилась до сих пор. Сергей Наровчатов во время охоты на китов увидел мудрого чукчу Атыка, который исполнял ритуальный танец.
В этой пляске, в действе странном,
Многозначном и простом,
Был он сразу океаном,
Человеком в китом.
Эта цельность и единение с природой в классическом виде выразилась у древних греков, чье искусство мы знаем лучше. Но продолжались все новые и новые завоевания разума человека. И потери, потери, потери... И сегодня одну из болезней современного человечества философы называют Синдромом отчуждения. Человек отделился от природы, а его сознание — от бытия. Он стал слишком разумен и - потерял внутреннюю гармонию. Какой-то странный парадокс: чем больше человек изучал законы природы, тем меньше стал понимать ее язык, ее нужды, все меньше ждал милостей от природы, становясь ее властелином.
Великие завоевания цивилизации. Сказочные успехи науки и техники! И вдруг некоторые ученые подняли тревогу: человечеству угрожает деградация. Но всерьез тревожатся лишь отдельные люди, нужна же коллективная тревога. Ведь мы уже на грани экологического срыва, уже перед самой чертой. Мы опасно извратили духовные, нравственные ценности. Мы... Одним словом, мы больны, но все еще боимся поставить истинно правдивый диагноз. Мы стали много говорить, но многое еще не договариваем... На это решаются лишь отдельные ученые. Но их до сих пор плохо слышат, а если и слышат, то не реализуют их рекомендации или ограничиваются частностями. Полумеры же ни к чему не приведут. На словах вроде бы признаем концепцию ноосферы Вернадского, а результат...
А ведь его теория Ноосферы, или сферы Разума, и есть магистральный путь возрождения утраченной цельности чело века, его разобщенности с миром. Вернадский не был первым в этом поиске. Над этим бились многие русские ученые, философы, писатели.
Сеченов первым предложил изучать человека в целом — его тело и душу в связи с окружающим миром. Идею всеединства выдвинул в прошлом веке Владимир Соловьев, стремясь к «цельному», синтетическому знанию. К изучению «всеобщего опыта», к грандиозному синтезу наук призывал русский философ-утопист Н. Ф. Федоров. Он считал, что любовь и уважение к своим предшественникам это «чувства, которые возвышают и самих потомков». Все у Федорова шло от раздумий, каким должен быть мир — целесообразным и творчески регулированным. А для этого нужно изучить «всеобщий опыт» сначала всех поколений Земли, а затем и в масштабе. И одна из самых главных мыслей Федорова — не мириться с потерями, возвратить утраченное из прошлого.
Идея не такая уж и новая. Еще Лейбниц предлагал выявить, собрать и объединить все лучшее, что создавало человечество во все времена в науках, технике, философии, религии. Собрать это лучшее со всех народов мира Лейбниц предлагал царю Петру в России.
И надо сказать, что Петр последовал этому совету. Он начал собирать в России европейский опыт в науке, экономике, одежде и многом другом. Собирал, правда, довольно хаотично — и полезное, и случайное, а часто и просто бесполезное, совсем ненужное, а то даже и вредное. Короче — и хлама европейского нанесли в Россию предостаточно.
В то же время Петр ломал и выбрасывал свое русское старье — то, что он считал ненужным или вредным. Выбросил много и своего хлама. Это мы обычно ставим преобразователю в заслугу.
Что греха таить, и в наш век в двадцатые и тридцатые годы, да и позднее,— мы нередко без разбора рушили «старый мир», а сегодня каемся в содеянном. Бездумно повторяя мысль Ленина, что коммунизм — это освоение всего лучшего, что выработало человечество, мы поступили наоборот — прервали многие плодотворные традиции, отказались от полезного опыта, от наследства, которое нужно было бережно хранить.
Объявив многое из «старого» ненужным и даже вредным, мы ограбили сами себя. Обращаясь же к какому-либо учению прошлого или даже современного, но не «нашего», а «западного», как часто, вместо того чтобы найти и выбрать что-то полезное, обращали внимание на ошибки и заблуждения. нередко к тому же и мнимые.
Игнорировался не только поиск в прошлом (практически под запретом долгие годы находились П. Я. Чаадаев, Ф. М. Достоевский, Вл. Соловьев, Н. Ф. Федоров...), но запрещался и современный поиск. Было объявлено, что истина уже найдена, что обладаем этой истиной только мы, а до нас и вокруг нас — заблуждались и заблуждаются. И тот, кто ослушничал, кто не прекращал поиск. — изгонялся, наказывался, и нередко до «высшей меры».
Получалось так, словно срубили библейское древо познания добра и зла. Запретили задавать вечные вопросы: кто мы такие? откуда мы пришли? что с нами происходит? Запретили искать ответы па эти и другие вопросы.
Подрубив многие исторические корни, мы через какое-то время остро почувствовали потери, почувствовали, что нам чего-то не хватает. И тогда лихорадочно бросились сохранять остатки неуничтоженной старины — иконы, памятники архитектуры...
И когда «разрешили» разобраться в том, до чего мы дошли, то есть в дне сегодняшнем, еще более возрос интерес и к прошлому — близкому и далекому, и к фантастической литературе, которая искала день завтрашний.
Современная фантастика и древний миф сродни друг другу. И в той и в другом соединены реальность и мечта, прорыв из сущего в будущее. Миф фантастичен, а фантастика — это современный миф. Обоим доступен любой калейдоскоп, любая комбинация явлений — и реальных, и создаваемых творческой силой воображении.
И миф, и фантастика не только «выдумка», но и познание тайн мира. Мифы и фантастика предвосхитили многие научные идеи. Например, фантастический рассказ И. А. Ефремова «Тень минувшего» натолкнул ученого Ю. Н. Денисова на создание практической голографии.
Вот какие раздумья вызвали у меня золотые звери из Сибирской коллекции Петра Великого.
Но при Петре, а также до него и после него искали не только золотых зверей, которые и тогда и сегодня волновали и волнуют воображение людей. Азартно и настойчиво искали золотые и серебряные руды.
