Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
Сибирская одиссея
Слухи о неведомых землях на северо-востоке, куда лишь изредка добирались торговые караваны и откуда привозили меха, золото, серебро, драгоценные камни, доходили еще до древних греков и римлян. Позднее за Камень, на Югру, стали приходить дерзкие новгородцы. Но затем татарский щит загородил им я другим русским дорогу на восток.
Со времен же Ермака распахнулись для москвитян ворота в Сибирскую Азию. И по указу государя, и на свой страх и риск русские землепроходцы — казаки и «охочие люди» — всего за несколько десятилетий прошли «встреч солнца» тысячи и тысячи верст, дошли до края сибирской земли в умылись водой из Великого океана. Русским открылись огромнейшие просторы, изобильная и вольная страна, куда можно уйти от обид помещика, воеводы и церкви. И в Сибирь устремилась энергичная народная вольница: упрямые и строгие раскольники, отважные артели «лихих людей», охотники за пушным зверем и просто авантюристы, мечтавшие о наживе. Но сибирская одиссея не была похожа на колонизацию Америки, ибо главным героем стал не конкистадор с оружием, а русский крестьянин с сохой. В новых, просторных местах он рубил избы, расчищал под пашню дикую тайгу, сеял хлеб, разводил скот, сближался с местными народами. Не обходилось и без вражды, но это было исключением. Не кровью, а потом завоевывал русский человек сибирские земли.
И уже в конце Х VII столетия Семен Ремезов записал в своей летописи, что в «преславной» Сибири стала «земля хлебородна, овощна и скотна», ибо «пашни устроены великие» и «города многие». Именно русский крестьянин обработал почву для дальнейшего освоения неисчерпаемых богатств Урала и Сибири.
Вместе с Петровской эпохой начался новый этап урало-сибирской одиссеи. Загадочные просторы уже манили иных первопроходцев ученых, рудознатцев, мастеровых. Таинственная и непонятная Северная Азия рождала неистребимое любопытство и вызывала страстную жажду новых, доселе не виданных открытий.
Петр I в последние свои годы все чаще и пристальнее присматривался уже не к Западу, а к Востоку и своей самодержавной волей открыл эру великих сибирских открытий. Одна за другой снаряжались экспедиции русских и иностранных ученых,— экспедиции, которые требовали от их участников не только учености, но к немалой физической выносливости, расчетливой дерзости, фанатичного упорства, бесстрашия духа. Это были рискованные путешествия в «терра инкогнита», где подстерегали стужа и голод, болезни и лишения,— путешествия, которые длились не месяцы, а годы, иногда десятилетия и нередко кончались трагически. Гигантская Сибирь была для ученых огромнейшим белым листом, на котором они писали первые строки удивительных открытий.
Вместе с учеными экспедициями и вслед за ними — рука об руку все с тем же крестьянином — шел уже главным образом не охотник, а рудознатец, которого давно манили сказочные богатства уральских и сибирских недр. В петровское время о рудных местах знали или, по крайней мере, слышали многое. Ведь в «наказных грамотах» первым землепроходцам обязательно значилось: «про золотую руду, и про серебро, и про жемчуг, и каменье, и медь, и олово, и свинец, и железо, и про всякие камни накрепко проведовать и расспрашивать».
По «скаскам» — отчетам этих землепроходцев и разных охочих людей — можно узнавать о сибирских рудах. В том числе и о серебре. Но серебро было словно заколдованным. Чаще всего рудознатцы, посланные на проверку, возвращались ни с чем. А если и находили руды с серебром, то или добыча его оказывалась совсем невыгодной, или месторождение давало слишком мало этого драгоценного металла...
А без него России приходилось туго. Именно серебро было главным денежным металлом Европы. Поэтому царям приходилось зарубежные талеры или ефимки, как их называли русские, перечеканивать в свою серебряную монету. Но серебра постоянно не хватало. В критических ситуациях шли на «порчу» монеты. Так, царь Алексей Михайлович приказал чеканить медные рубли, которые должны ходить «с серебряными заодно», то есть иметь одну и ту же «цену». Вскоре появилось огромное количество «воровских» рублей. С фальшивомонетчиками расправлялись жестоко: заливали им в глотку расплавленное олово, отрубали руки и ноги. Ничего не помогало — соблазн был велик. Искусственные рубли обесценивались — один серебряный шел на пятнадцать новых медных. Торговля пришла в расстройство. Крестьяне «не попали в городы возить сена и дров и съестных припасов и почала быть от тех денег на всякие товары дороговь великая»,— писал подьячий Григорий Котошихин. Вспыхнуло народное восстание, известное в истории как Медный бунт 1662 года. «А были в том сметении люди торговые, и их дети, и рейтары, и хлебники, и мясники, и пирожники, и деревенские, и гулящие, и боярские люди»,— свидетельствовал тот же Котошихин. С восставшими расправлялись прежестоко: семь тысяч казнили, пятнадцать — отправили в ссылку.
Не успели еще перевесить всех бунтовщиков, как по царскому повелению «для сыска серебряных руд» уже пробирались по диким местам на севере и востоке в одиночку и группами рудознатцы, стрельцы, охочие люди, иноземные мастера. Они искали серебро на Новой Земле, на Канином Носу, на Приполярном Урале, в Югорском Шаре, в Башкирии. Особенно внушительной была экспедиция во главе сначала с московским подьячим Михайлом Силиным, а затем думным дворянином Яковом Хитрово. Несколько лет разные отряды этой экспедиции, состоящие из сотен и сотен людей, исходили многие тысячи верст по Уралу в Зауралью. И все напрасно — серебро как сквозь землю провалилось.
Новые и новые группы рудознатцев уходили все дальше и дальше на восток. И уже в самом конце Х V II века в диком Забайкалье, по реке Аргунь, набрели на древние чудские копи. Когда-то, так давно, что рудные отвалы успели зарасти многовековыми деревьями, какой-то неизвестный народ добывал здесь руду и плавил серебро. В старых копях нашли деревянную лестницу и остатки древних горных инструментов. В самом начале следующего, Х V III столетия построили на Аргуни серебряный рудоплавильный завод, который назвали Нерчинским.
Но первые полсотни лет добыча серебра была столь незначительна — всего несколько пудов в год, что едва окупала расходы. В двадцатые годы Нерчинский завод дал даже 46 тысяч убытка, а с 1731 года серебро «за пресечением руд» вообще не плавили. Только позднее, уже при Екатерине II, стали получать ежегодно по нескольку сот пудов нерчинского серебра. Пока же Нерчинск не спасал положения.
Царь Петр, несмотря на неудачи, настойчиво и упрямо ищет «домашнее» золото и серебро. Можно привести десятки царских указов воеводам и губернаторам, иноземным и своим рудознатцам о поиске драгоценных руд. Горные экспедиции почти беспрестанно бороздят бескрайнюю Сибирь. Поступают десятки, сотни заявок о заманчивых находках. Заявки с поспешностью проверяются и — безрезультатно.
Наконец, ганноверский резидент в России Вебер, которому известны самые тайные дела, упоминает в своих «Записках»:
«Гагарин привез из Сибири золотого песку, из которого Блюгер (Блиер.— И.Ш.) в присутствии Его Величества делает пробы и получил из фунта такого песку 28 лотов чистого золота. Князь Гагарпп только в тайне одному Его Величеству открыл, где русские нашли тот песок».
Известно и секретное донесение князя Гагарина царю:
«В городке Эркети... па реке Дарье промышляют песошное золото...» Сибирский губернатор предлагает направить туда военную экспедицию.
Сказочный Эркет находится где-то за тридевять земель, добираться туда можно лишь через дикие и опасные места. Но проходят недели две после донесения Гагарина, как появляется царский указ.
«Указ подполковнику господину Бухалту
…ехать тебе в Тобольск и взять там у помянутого господина губернатора тысячю пятьсот воинских людей и с ними иттить на Ямыш озеро, где велено делать город... чтоб на будущую весну... возможно скорее с теми людьми собравшись иттить к помянутому городку Еркету... и проведайте подлинно, каким образом и в которых местах... тамошние жители золото промышляли.
Петр.
На галере Святыя Натальи в 22 день майя 1714».
Грандиозная экспедиция закончилась полным провалом, хотя командовал ею опытный боевой подполковник Иван Бухгольц. От голода, болезней, от набегов калмыцких джунгар погибло более тысячи солдат, горных мастеров и других участников экспедиции. Золотоносного Еркета не нашли и найти не могли, хотя экспедиция продолжалась два года.
Петр рассвирепел, но от намерения своего не отступился. В начале 1719 года появился еще один указ.
«Указ маеору от гвардии господину Лихареву.
Ехать тебе в Сибирь и там розыскать о худых поступках бывшего губернатора Гагарина... Между тем трудитца всеми мерами освидетельствовать о золоте эркецком: подлинно ли оно есть?..»
дело в том, что гагаринская затея с еркетским золотом оказалась обманом. Тобольский житель Иван Туренин на допросе показал, что несколько лет назад он по приказу Гагарина купил у джунгар четыре с половиной фунта золота, а откуда это золото, о том Гагарин у него не спрашивал. Другой тобольский житель — Евсеньев - сказал, что «песошного золота у него не бывало и губернатору не продавал, а губернатор на него сказал напрасно».
Тем не менее майор Лихарев с отрядом в 440 человек отправился на поиски еркетского золота, но, доплыв до Черного Иртыша, повернул обратно.
В. Н. Татищев позднее так объяснил эти неудачи и причину обмана сибирского губернатора: «Князь Матвей Гагарин о искании того золота подобное Мазепину предприятию намерение имел, чтоб только у государя полки и ружья выманить...»
Так уж получилось, что ни золота, ни серебра не нашли (по крайней мере официально) ни при Петре I, ни при его преемниках. Недостаток серебра вынуждал правительство идти на прямое мошенничество. В мае 1726 года по инициативе и приказу князя Александра Меншикова стали чеканить монету из отвратительного сплава серебра с дешевыми металлами и мышьяком. Слитки этого сплава, пролежав некоторое время на Монетном дворе, начали разрушаться, выделяя черную жидкость. Василий Татищев, бывший тогда одним из руководителей Московского монетного двора, запротестовал против «вымышленных» полудержавным властелином «вредительских денег», за что едва не угодил в ссылку. Население отказывалось принимать «меншиковскую монету», и в феврале 1727 года появился указ, запрещавший чеканку новых денег.
Воцарилась Анна, и в России начал властвовать ее фаворит Бирон — «большой охотник до роскоши и великолепия». Анна Иоанновна вернулась из нищей Курляндии с ненасытной жаждой всевозможных развлечений. Русский двор стал первым в Европе по блеску и роскоши. За границу уплывали миллионы рублей, и именно серебряных,— других в Европе не брали. Только официально двор при Анне тратил в пять-шесть раз больше, чем при Петре I . Доходы же отнюдь не возросли. «При неслыханной роскоши двора,— сообщал один из европейских посланников,— в казне нет ни гроша, а потому никому ничего не платят».
Елизавете Петровне досталась гигантская империя с десятками миллионов подданных, обширными плодородными землями, многочисленными заводами и фабриками и... совершенно пустой казной. А Елизавета тоже любила и умела повеселиться. Ей больше нравился блеск власти, чем сама власть. Заняв русской престол после длительного ожидания, она превратила свою жизнь в беспрерывный праздник — маскарады, балы, загородные прогулки. Она не знала предела в мотовстве и в страсти к развлечениям и, по выражению В.О. Ключевского, жила «в золоченой нищете».
Восстановленный Елизаветой сенат постоянно занимался тем, что пытался собрать в казну всю серебряную монету. Многочисленные указы настойчиво требовали от всех, кто имел серебряные деньги, сдать их в обмен на медные. За утайку серебра и золота, которые считались отныне принадлежностью только государственной казны, полагалось наказание. За тайную сплавку монет в слитки сенат грозил самыми жестокими карами. Того же, кто занимался тайной добычей драгоценных металлов, ожидала не просто смерть, а самая мучительная казнь.
По-прежнему настойчиво взывали именные и сенатские указы ко всем своим подданным: ищите, ищите, ищите золото и серебро. И по-прежнему, словно заколдованные, российские недра, распахнув двери к железу и меди, упорно скрывали свои золотые и серебряные кладовые.
Однако не от всех...