Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
Когда?
Когда же построили Невьянскую башню?
Поиски ответа ведутся уже многие десятилетия. Исследователи перелистали сотни, тысячи дел в архивах Свердловска, Перми, Москвы, Ленинграда... Я лично знаю немало страстных и умелых исследователей, которые годами упорно и целеустремленно искали в архивных дебрях хоть какой — пусть косвенный — документ, относящийся к возведению башни. Все их усилия (и автора этих строк тоже) оказались напрасны. Архивы странно и загадочно молчат, даже не намекая, когда же именно в Невьянске строилось уникальное сооружение. А ведь более двадцати лет, начиная с 1714 года (а наиболее вероятно, что именно в эти годы и появилась Невьянская башня), нигде, кроме Петербурга, не строили каменных зданий, да и позднее разрешали класть из кирпича лишь церкви. Если Демидовы получили особое разрешение на строительство каменной башни, то это должно как-то отразиться в документах. Если же возводили вопреки указу Петра, самовольно, то тогда наверняка не избежать было доносов — башня не иголка, ее не спрячешь...
В общем, дата строительства башни пока не ясна до конца. И в разных публикациях можно встретить по край ней мере пять дат.
В Московском музее истории русской архитектуры экспонируется огромный фотопортрет Невьянской башни. Аннотация к нему утверждает, что башня возведена в конце Х V II — начале Х VI II века. На вопрос, чем же обоснована такая датировка, сотрудница музея ответила: стилевыми особенностями башни.
Вторая дата приводится в программном задании 1969 года на реставрацию башни. Составлено это задание московскими архитекторами-реставраторами, которые предполагают: «...По характерным стилевым чертам древнерусской архитектуры, которые заложены в башне, построение ее можно отнести... к 1702—1710 гг.». Никаких пояснений к этим «характерным стилевым чертам» не дается и ни каких аргументов не приводится.
И хотя версии высказаны профессионалами-искусствоведами и архитекторами-реставраторами, обе эти версии легковесны и бездоказательны. Повторение древнерусского зодчества, и, в частности, колоколен, составленных из восьмериков на четверике, можно встретить и в более позднее время.
Третья дата — 1725 год. Она чаще всего встречается в публикациях, но обычно без всяких доказательств. Первым пытался обосновать эту дату В.Г. Федоров в своей брошюре «Тайны Невьянской башни» (1961). Поскольку попытки Федорова найти в архивных документах первой половины Х V IП века хоть какое-то подтверждение закончились неудачей, то он пошел по иному пути.
«В 1958 году,— пишет В. Федоров,— в Невьянске была найдена большая чугунная плита с надписью: «Сие созидано памяти вышнего в Сибири на Невьянских комиссара Никиты Демидова завода Лета г/оспо/дня 1725 ге/н/варя 1 дня».
«Что же было «созидано памяти комиссара Никиты Демидова» в 1725 году? — спрашивает В. Федоров и отвечает: — В это время на Невьянском заводе, кроме башни, не возводилось каких-либо сооружений, имеющих памятный мемориальный характер. Значит, плита с башни.
Итак, башня была построена в 1725 году. А когда началось строительство?
Оно, несомненно, было связано с каким-то выдающимся событием в роду Демидовых. Что же могло произойти в это время? Оказывается, 21 сентября 1720 года Никита Демидов был пожалован дворянством. Его энергичный и предприимчивый сын решил увековечить эту дату «созиданием» фамильного памятника — громадной башни в Невьянском заводе, главной тогда резиденции Демидовых.
Башня была, вероятно, заложена в начале 1721 года. Сравнительно короткий срок ее постройки не может считаться чем-то необычным...»
Таков ход рассуждений В. Г. Федорова. Вроде бы более-менее убедительно, хотя вся система доказательств держится на предположениях.
Но вскоре были найдены еще две подобные плиты — одна опять же в Невьянске, другая — в Кунгуре. И вот тогда С. А. Лясик высказал свои сомнения «в принадлежности плит башне». Станислав Адольфович провел довольно тщательное исследование, и оказалось, что В. Федоров неправильно прочел надпись на плите. А правильно читается так: «Сии созиданы по милости вышняго в Сибири на Невьянских комиссара Никиты Демидова заводах лета господня 1725 генваря 1 дня».
Значит, сделал вывод С. Лясик, «не в честь дворянства и не «памяти вышнего», а по его «милости» что-то было изготовлено в это время на Невьянских заводах Демидова. И не в единственном числе. Но что?»
После пространных доказательств и экскурсов в историю русского литья С. Лясик пришел к выводу, который вкратце можно сформулировать так. Текст на плитах следует читать: «Сии (плиты) созиданы...», то есть надпись посвящена этим плитам и информирует, когда и где они были отлиты. Это подтверждается и аналогом. Оказывается, еще в начале Х V III века братья князья Гагарины заказали для московской церкви Ильи Пророка на Воронцовском поле половые плиты. Образцы этих плит и сегодня можно увидеть в Коломенском музее-заповеднике и в Государственном историческом музее. В центре этих плит идет текст:
«Се созидали по милости вышняго князь Иван Петрович да князь Матвей Петрович Гагарины». А вверху плиты дата «1702».
для каких именно целей были отлиты плиты в Невьянске в 1725 году, С. Лясику установить не удалось, но ясно стало одно: невьянские плиты отлиты отнюдь ни в честь присвоения Никите Демидову дворянства, ни в честь сооружения башни. Кстати, предположение В. Федорова, что башню соорудили для того, чтобы увековечить факт пожалования Никите Демидову дворянства, просто-напросто не верно. Дело в том, что указ об этом и в самом деле заготовили, но Петр I по каким-то неизвестным причинам его не подписал. А потому Никита Демидов так и не получил дворянского звания. Ни в одном из документов за 1720—1725 годы, ни в надгробном тексте он ни разу не назван дворянином. Дворянство Демидовы получили в 1726 году, уже после смерти Никиты. И с этого времени во всех документах значится: Невьянские заводы дворянина Акинфия Демидова.
И все-таки, несмотря на неубедительность доказательств В. Федорова, 1725 год можно принять как наиболее вероятную дату.
И вот почему.
С 1826 года по указу императора Николая I по всей России стали собирать сведения о памятниках старины. Указ этот разослали губернаторам, а те - ниже. И вот в 1827 году Пермскому губернатору из Невьянской заводской конторы пришло описание Невьянской башни:
«Башня построена в 1725 году бывшим заводосодержателем Акинфием Демидовым из кирпича, на деревянных сваях-рюшках и на каменном фундаменте, о шести этажах, обнесенных верхние три с наружной стороны чугунными балюстрадами для ходу вокруг оной, из коих в первом поставлена в 1732 году и поныне имеется в действии часовая махина, от коей на стенах с 3-х южной, западной и северной сторон выставлены большие железные циферные доски, показывающие посредством стрелок время дня... (архив Института археологии АН СССР, ф. 6, д. 52, ч. 1, лл. 439).
Едва ли составители описания выдумали эту дату — ведь оно составлялось по указу самого императора. Наверняка для подготовки описания подняли старинные документы, которые хранились в господском доме и которые сгорели во время пожара 1890 года вместе с самим домом. Может быть, поэтому до сих пор не найдены документы, непосредственно относящиеся ко времени строительства башни.
Ни В. Федоров, ни С. Лясик подлинного документа, процитированного выше, не видели. В очерке о чугунных плитах Лясик замечает:
«Как известно, в архивах никаких документов о строительстве башни пока не найдено. Правда, краеведы прошлого столетия указывают, что в старинных бумагах Невьянского завода, значительная часть которого сгорела во время большого пожара в 1890 году, датой сооружения башни считается 1725 год. Но это только ссылки отдельных авторов, которые даже не приводят названий использованных документов. Приходится или принимать на веру их данные, или оставить вопрос о времени по стройки башни открытым».
Итак, подлинные документы о строительстве башни сгорели, а описания 1827 года в исторических архивах страны найти не удавалось. Эти неудачи объясняются вот чем. В двадцатые и тридцатые годы не только археологией, но и изучением старинных архитектурных памятников занимался Институт истории материальной культуры, который собрал и документальный материал. В 1960 году этот институт переименовали в Институт археологии Академии наук, к которому перешли и документальные фонды, в том числе и часть архива Министерства внутренних дел, где находились описания памятников старины, составленные в двадцатые годы ХIХ века. Никому (за исключением ленинградского архитектора В. А. Матвеева) и в голову не приходило искать документы об архитектурных памятниках в фондах института археологии. Но, просматривая диссертацию Матвеева по истории архитектуры Урала XVIII века, я наткнулся на его сноску, а затем обнаружил и подлинное описание Невьянской башни 1827 года.
И все-таки это описание еще не первичный документ, а потому сомнения вполне возможны.
Четвертая дата возведения Невьянской башни упоминается в «Невьянском летописце» — рукописи - неизвестного автора середины ХIХ века, которую обнаружила в 1975 году археографическая экспедиция Уральского университета. Краткая запись в «Летописце» гласит: «Башня складена 1732-го года, в том году колоколо отлито чесовое». Ссылок на источник никаких. Скорее всего, автор «Летописца» датировал по надписи на колоколе, который висел (и висит) на втором часовом восьмигранном ярусе башни; « SIBIR . Лета 1732 июня 1 лит сей колокол в Невьянских дворянина Акинфея Демидова заводах...»
И, наконец, сенсация для всех любителей Невьянской башни! В десятом номере «Уральского следопыта» за 1975 год профессор А. Г. Козлов опубликовал статью под названием «Когда же она была построена?». В статье сообщается о том, что наконец-то найдены подлинные документы о строительстве Невьянской башни. Раскритиковав аргументацию В. Федорова (вернее, повторив разбор С. Лясика) и предположение С. Лясика, что «в подвалах Невьянской башни в период 1729—1743 гг. производилась очистка черной алтайской меди», Козлов сообщил:
«Ордера А.Н. Демидова, хранящиеся в Центральном государственном архиве древних актов, свидетельству ют, что распоряжение о сооружении «часовой» колокольни в Невьянском горном заводе было отдано владельцем в канун 25 декабря 1740 года — «прежде Христова дни». Затем предписывалось заниматься подготовкой к устройству башенных часов, чтобы копать ямы к будущей колокольне, но «после Семенова дня», то есть не ранее 1 сентября 1741 года.
Однако уже к началу мая 1741 года приказчики начали расчищать место, полагая, что «место мерзло». В этом и была ошибка строителей, которую сразу понял Акинфий Демидов,— «глубоких ям копать вас никогда не допустит».
Строительство башни началось преждевременно. Уже к 24 мая 1741 года «к часовой башне столбы поставлены и сверху ряд положен». Через три дня А. Демидов предписал, чтобы к часовой башне в Невьянске под пол положить толстый брус, поднять сруб и внутри положить брусья, впустив в стены вершка по два, чтобы поставить стойки, «которые будут выше подволоки (подволока — настилка или подшивка по матицам строенья, накат или потолок, а также — верх, вышка, чердак... простор между накатом и кровлей; см. Толковый словарь Владимира Даля.— И.Ш.) и на которых колокола на них будут веситца».
В сентябре 1741 года последовал ордер А. Демидова об установке часового механизма на башне в Невьянске — послан «от нас» Яков Сидоров для сборки и «постановления часов», чтоб с ним определить кузнеца Агапа «для хождения за часами», что Яков Сидоров «ему покажет» (ЦГАДА, ф. 1267, оп. 4, д. 613, л. 36).
Ордера Демидова свидетельствуют, что башня в Невьянске была поставлена в 1741 году с нарушением рекомендаций заводовладельца («место мерзло»), а это и привело вскоре к неожиданному наклону башни... Ясно, что все рассуждения о возможной тайной плавке серебра и изготовлении монет в помещениях Невьянской башни начиная примерно с 1729 года не вероятны.
Размеры световых проемов (окон) свидетельствуют, что ни часовой механизм, ли большой колокол не могли быть установлены в готовую башню. Их установили лишь в период ее кладки. Это видно и из ордера А. Демидова от 27 мая 4741 года, которым предписывалось изготовить особый сруб с брусьями и стойками (ЦГАдА, ф. 1267, оп. 1, д. 613, л. 19)».
И в конце своей статьи А. Г. Козлов делает вывод:
«Все исследования, выводы и рассуждения В. Федорова, С. Лясика и А. Локермана, связанные с тайной плавкой серебра в подвалах Невьянской башни, хронологически разноречивы и противоречивы вообще, они не связаны с датой сооружения самой башни. Но они вызвали особый интерес к истории башни, следствием чего был и поиск автора данной статьи».
Убедительно? Да, доказательства представлены солидные, причем со сносками на подлинные документы 1741 года. И сам автор весьма авторитетен. Недаром Анатолия Григорьевича называли «энциклопедией истории Урала». Бывший архивист, он и после ухода из Свердловского государственного архива продолжал много работать в местных и центральных архивах. С особой дотошностью и скрупулезностью он не раз, опираясь на новые архивные документы, исправлял ошибки и неточности, прокравшиеся в работы других историков-профессионалов. И теперь казалось, что если в дискуссию о дате строительства Невьянской башни вмешался Анатолий Григорьевич Козлов, приведя свои доказательства с многочисленными ссылками на архивные документы, то спор можно считать законченным. И все-таки у меня зародились какие-то смутные сомнения. Очередной раз работая в ЦГАДА, я решил взглянуть на документы, на которые ссылался А. Г. Козлов. На листах использования архивных дел после автографа Анатолия Григорьевича я увидел подпись С. Лясика, который побывал в ЦГАДА за несколько месяцев до меня.
Просмотрев документы, которые цитировал А. Г. Козлов в своей статье, я убедился, что речь в них действительно идет о строительстве «часовой колокольни в 1741 году, но только не в Невьянске, а... в Нижнетагильском заводе».
Как известно, резиденцией, горной столицей «ведомства Акинфия Демидова» являлся Невьянский завод, где он постоянно жил и откуда руководил другими своими заводами, в том числе и Нижнетагильским. Именно из Невьянска рассылал Акинфий Никитич свои многочисленные приказы, инструкции и разные распоряжения приказчикам других заводских контор. И дело № 613, как и большинство дел первой описи фонда Демидовых под № 1267, передало в ЦГАдЛ из Нижнетагильской заводской конторы.
Присмотримся к документам, на которые ссылался А. Г. Козлов.
Заранее прошу читателя извинить за цитирование довольно скучных документов, но без них мои доводы будут не убедительны.
Итак, ЦГАДА, ф. 1267, оп. 1, д. 613, л. 19:
«В Нижнетагильскую заводскую мою контору
Письмо от оной (то есть от Нижнетагильской.— И.Ш.)… о выходе чугуна и о деле железа ведомости через плотинного Анисима сего мая 24 дня получены.
А оной плотинной объявил нам, что к чесовой башне столбы поставлены и сверху ряж положен, а под пол поперешного бруса не положено. И вам б оной сруб поднять и брус под пол положить гораздо потолще, чтоб пол не стал гнутца. А пол намостить взакрой, а сверху пола вели положить брусья, изнутри сруба вплоть под лестен и конце вели впустить в срубленные стены вершка на два, чтоб те брусья к полу крепко давили, чтоб пол не трясься, в них же поставяся и стойки, которые будут выше подволоки и колокола на них будут веситца...
Акинфей Демидов
майя 24 дня 1741 год».
другое письмо (или ордер — по терминологии А. Г. Козлова), написанное примерно в первой половине июня 1741 года, судя по расположению в деле:
«Нижнетагильскую заводскую мою контору
...А у часовой колокольни другой ярус не поднимать, когда вы ни чево не знаете, и для того Афанасия плотника сюды (то есть на Невьянский завод - И.Ш.) пришлите о том ему здесь (на Невьянском заводе.— И.Ш) приказ отдасься, что над ним делать...
Акинфей Демидов (там же, л. 21).
И еще одно письмо.
«В Нижнетагильскую заводскую мою контору
При сем послан от нас (из Невьянского завода. - И.Ш.) к вам (то есть в Нижний Тагил.— И.Ш.) Яков Сидоров для постановления часов. С ним определите Агапа кузнеца для хождения за часами, а он, Яков, ему покажет.
И как Яков, те часы соберет, жить ему у вас (в Нижнем Тагиле.— И.Ш.) много не приказано...
Акинфей Демидов
Сентября 8 1741» (там же, л. 36).
Из этих документов, явно подлинных, ибо основной текст ордеров хотя и писан писарем, но подписан собственноручно Акинфием Никитичем, видно, что речь в них идет о строительстве «часовой башню» или «часовой колокольни» на Нижнетагильском заводе. Причем строилась там не каменная, а деревянная башня. Ведь ни в одном из писем-ордеров ничего не говорится о каких-либо каменных работах или каменщиках. Но зато Акинфий Демидов дотошно вникает в самые мелкие детали плотницкой работы, указывает, как именно положить ряж или брус, как поднять сруб и т. д. При таком тщательном надзоре Акинфий Демидов обязательно хотя бы упомянул о каменных работах, если бы они велись.
Чтобы научить тагильского кузнеца Агапа «хождению за часами», Демидовым послан из Невьянска Яков Сидоров «для постановления часов». Значит, этот Яков Сидоров уже умел «ходить за часами» на уже построенной Невьянской башне — иначе откуда же взялись у него такие навыки. И конечно, Акинфий Никитич в те годы сначала установил бы часы-куранты в своей столице, а уже затем на другом заводе.
И все-таки у меня возник вопрос: была ли на Нижнетагильском заводе в Х V III веке какая-либо башня с часами и колоколами? Листаю «Путешествия...» академика П.С. Палласа, который побывал в Нижнем Тагиле в 1770 году. Так и есть. Академик упоминает о высокой колокольне, «в коей не только надлежащее количество колоколов, но и колокольную игру заводят».
Всматриваюсь в гравюру середины Х V III века. На ней изображен заводской поселок Нижнего Тагила, в левом верхнем углу гравюры нахожу башню с часами.
А вот и Григорий Спасский в своем «Жизнеописании Акинфия Демидова» тоже говорит о «колокольне с курантными часами» на Нижнетагильском заводе.
Выходит, что Невьянская башня построена ранее 1741 года. Это доказывает и такой факт, о котором в свое время уже упоминали В. Федоров и С. Лясик в своих публикациях.
Горный начальник генерал Геннин навсегда покинул Урал осенью 1734 года и увез с собою рукопись об уральских и сибирских заводах. В марте 1735 года он преподнес рукопись с дарственной подписью императрице Анне Иоанновне. Эта рукопись содержала не только текст, по и различные чертежи и рисунки с видами уральских заводов. На рисунке Невьянского завода, выполненном Михаилом Кутузовым, имеется и высокая башня, которую не спутаешь ни с какой другой. Рисовать уральские заводы по заданию Геннина Кутузов начал с 1726 года.
А в 1730 году Геннин, будучи в Москве, писал в Екатеринбург членам Сибирского Обер-бергамта:
«Планы, прошпекты и чертежи и приличное к истории, ежели совсем окончено, то собрав все, немедленно прислать сюда с нарочным, а буде оные еще не в готовности, то как возможно поспешать».
Можно предполагать, что уже к 1730 году был готов и чертеж Невьянского завода с башней.
И еще один аргумент.
С. Лясик сделал спектральный анализ чугуна из плиты, изготовленной 1 января 1725 года, и балясины из балкона башни. «В результате исследования,— пишет он,— оказалось, что в составе чугуна из плиты и балясины содержится одинаковое количество таких элементов, как хром, никель, цинк, ванадий, гафний... Все это может указывать на то, что плита и балясины для балконов отливались почти одновременно и возможно из близких партий металла, полученного из руд, добытых с определенного горизонта разрабатываемого рудника».
Итак, пока все сведения, которыми мы располагаем, позволяют считать наиболее реальной датой появления Невьянской башни 1725 год. Может быть, со временем появится новая информации, которая позволит уточнить датировку. Но едва ли отклонения будут слишком велики.
А пока 1725 год — это наш ориентир. Он удобен еще и тем, что позволяет делить повествование как бы на две «эпохи» — добашенную и башенную. В 1725 году умирает Никита Демидов, и вся власть над заводами переходит к Акинфию Никитичу. Время же его правления не похоже на предыдущее.
1725 год также год смерти Петра I и завершения Петровской эпохи в истории России. После нее начинается время, которое в советской историографии назвали «периодом дворцовых переворотов». И потому Невьянская башня стала как бы рубежом между двумя эпохами.
Сначала обратимся к «добашенной эпохе» и постараемся ответить на вопрос — зачем, с какой целью, для чего построили Невьянскую башню?
