Книги >
Игорь ШАКИНКО
НЕВЬЯНСКАЯ БАШНЯ
Гаврила Семенов и его братья
Имя его стало мелькать последние годы во многих исследованиях по расколу. Но в основном именно мелькать, хотя интерес к нему несомненный. Попытки составить его биографию натолкнулись на таинственную завесу, ибо, как замечено в посмертном плаче сестры Семенова, жизнь его скрыта «в умолчаниях». Но даже по отдельным деталям и фрагментам можно судить о колорите и силе этой личности. Именно Личности. Среди прославленных старообрядцев имя его можно поставить в одном ряду после неистового Аввакума, Данилы Викулова и братьев Денисовых. Юношей пришел он из Кижского погоста в Выговские скиты. А через четыре года привел сюда всю семью Митрофановых: отца Семена (от его имени сыновья и получили по том фамилию — Семенов), двух братьев и сестру. Даровитая семья своим подвижничество вызывала уважение других старообрядцев. Особыми талантами отличался старший сын Гаврила Семенович. И пожалуй, самым ярким его талантом был дар слова. Враги раскола ругали его «велеречивьюм буесловом», а сами старообрядцы хвалили, что он «на словесах весьма словесен». Это заметили братья Денисовы, и видимо, под их наставничеством освоил Гаврила Семенов и книжную премудрость, и науку красноречия. В надгробном плаче его сестры: «Его словес сладости» увлекали всех, и никто не мог противиться им, «яко темная степь (т. е. тень.— И.Ш.) прекрасному солнцу, хищные волки царю зверей льву, малосильное комарью сильнодыхающему ветру...»
Судя по всему, сестра относилась к брату с нежным пристрастием, но если и преувеличивала его достоинства, то едва ли чрезмерно. — Даже искренний враг раскола протоиерей Иоанн так возмущался проповедями расколоучителей «Как пламень при бурном ветре, всюду разливались они и яд своего нечестия сообщали». Гаврила Семенов чувствовал себя свободно и достойно среди самых разных людей. В том же плаче сестры так еще говорится о нем: «только добродетелей виды и мужества, и мудрости, и благогласия, и сладкоречия иманый… при равных... почтеннейшим и главнейшим являшеся; при меньших всегда желательнейших и огроженный господин... христианам ко спасению душ преболезнейший; ко гражданским и статским — всепотребнейший; к общежительным и домовым — украсительнейший».
Еще на Выге Гаврила Семенов считался одним из самых влиятельнейших старцев — так называли достигших высокой степени подвижничества. Недаром в одном из доносов синоду записано: «Расколоучители Данила Вакулов да Гаврила Семенов при народном собрании говорили великие злохульные и ругательные слова на Пресвятые тайны Христовы и трехперстное сложение, о чем и тетрадки их найдены».
Очевидно, заразительное влияние расколоучителя Гаврилы Семенова на людей заключалось не только в великолепном искусстве красноречия. Он умел найти общий язык с людьми самых разных сословий. Дар слова сочетался у него с чувством сопереживания к другим. Он умел утешать впавших в скорби, беды и страдание. Он проповедовал не только с фанатичной горячностью, но и с искренним сочувствием к ближним, обнадеживая и предсказывая будущее спасение. Вспомним, что в то время шла петровская ломка тогдашнего уклада жизни — ломка нужная и ненужная, сопровождающаяся и ломкой человеческих судеб. Повсеместно трагедии и драмы, страх и отчаяние. Потеряно доверие к светским и церковным властям, а верить кому-то хочется. Люди же хотя бы иллюзорного смягчения страданий, они нуждаются в сочувствии и утешении. И утешение приносили такие старообрядческие проповедники как Гаврила Семенов. Их сочувственные слова снимали остроту горьких переживаний, приносили облегчение и надежду — пусть и иллюзорную. Ведь иллюзия — это не всегда только заблуждения и обман. Иллюзия — это нереализованные надежды. Но иллюзия — это и творчество, которое помогает человеку в безнадежное время. Без иллюзий нельзя быть художником или писателем. И иллюзии нужны и всем другим людям, когда они практически бессильны перед навалившимися на них бедами и несчастьями.
Но Гаврила Семенов не только талантливый проповедник, но еще и полномочный посол Выга. Разъезжая по городам и весям, он не только размножал раскольничью «прелесть», но и занимался предпринимательством, иногда дерзким и рискованным. Не только среди раскольников и простого люда, а и среди купцов и промышленников пользуется уважением и доверием Гаврила Семенов. Он грамотен, предприимчив, ловок умом да и к тому же искусен и в торговых делах, и в сыске руд, и в заводской работе....
По своей ли воле оказался Гаврила Семенов в Сибири — не понятно. Возможно, братья Денисовы почувствовали в нем соперника и конкурента и старались не держать его долго на Выге. Да и по характеру своему Гаврила Семенов был слишком непоседлив и энергичен, чтобы прирасти лишь к одному месту. Так ли иначе, он почти постоянно в «ссылках» и разъездах.
Где-то около 1710 года Гаврила Семенов оказался в Сибири. Бывший старообрядец, перешедший затем в официальное православие, некий Григорий Яковлев так писал в своих записках, предназначенных, кажется, для синода:
«Гавриил Семенов, прозывайся Украинцев: сей в Сибири лжеучителем и ныне имеется, укрывайся у Демидова на заводах». О прошлом же Семенова сообщает:
«Хотя сей и мало во лжеобщежительстве (т. е. Быте.— И.Ш.) живет, но с начальными же лжеучителями тамо сочисляется...».
Пожив несколько в общежительстве с Данилом и Андреем, съехал оттуда в Нов-град и оттуду в разных городев быв, приехал в Сибирские страны, в город Тобольск, и подъеиде под некоего тамошнего жителя, прельстив его в раскол со всем домом, подобне и прочих тамо жителей немалое число, получая от них себе милостыню денежную пеналу и тон отчасти на Выг посылая, а другое у себя удерживая, купечество тамо начал...»
Вслед за Гаврилом приехали (или пришли) в Сибирь и его братья — Иван (в старообрядческом перекрещении — Терентий) и Никифор, которые связались в Зауралье со многими старообрядческими скитами и пустынями, а также распространяли раскольничью «прелесть» по селам и деревням. Поскольку все три брата Митрофановы-Семеновы так или иначе связаны с золотой авантюрой Акинфия Демидова и даже являются одними из главных героев, то присмотримся к братьям Гаврилы.
Историк Выга Иван Филлипов сообщает об иначе Семенове, что он «послан от (Выгского) монастыря в Сибирские края. Понеже оный брат его Гавриил перво от братства послан бысть за послушание; и тамо несколько с братом Гавриилом поживе, а последи особь поживе братством пустынным общим житием и при нашествии гонителей огнем скончался за древне церковное благочестие...».
Это сообщение требует некоторой расшифровки.
Все три брата Митрофановы — сыны Семеновы по-своему талантливы, но все, конечно, разные. Иван, кажется, из тех, о ком говорят: не от мира сего. Среди братьев он наиболее фанатичен и аскетичен и по-житейски беспомощен и неприспособлен. Юношей (хотя уже и женатым) воспламенился он «огнем ревности божественныся, воскипе горньцем любве истинного благочестия» и, оставив дом и юную жену, ушел на Выг и жил в отдельном ските вместе с отцом, «труждаяся собою в поте лица притяжавая, отца питаше и снабдеваше семь лет».
Понимая, что Ивану нужен постоянно житейский надзиратель, отец перед смертью завещал ему найти старшего брата Гавриила, который в то время находился уже в Сибири и «покорятися» ему во всем. После смерти отца отправился Иван в Сибирь и, бредя от скита к скиту, по каким-то старообрядческим паролям «обрел» старшего брата «в тюменских пределах» — в Кошутской пустыни. Случилось это в 1713 году, а в декабре 1715 года пустынь окружила команда, посланная тобольским митрополитом, и 149 кошутских старообрядцев зажгли себя и погибли. Гавриил и Иван находились в то время в какой-то отлучке.
Затем мы видим братьев в ими же созданной старообрядческой пустыне на Ишиме, вблизи города Тары. Здесь-то, очевидно, и развернулся проповедческий талант Ивана, «Оный Иван,— пишет Филиппов,— вельми словесен и грамотен, ходя по Сибири, простирая учение о благочестии, и люди к нему велию веру держаша». А вот что вспоминал Семен Денисов: «...муж бяше предивен, добротою естества совершен, разумом и искусством изряден, словесы благоглаголив. Иоанн именем, учитель изящный и всякие добродетели исполненный…».
Слава о братьях Семеновых растекалась по раскольничьей Сибири. «Многожды,— писали Гаврилу томские (алтайские) старообрядцы,— молящие, да посетит своим прясудствием оныя, и утешит от печалей, и разрешит некая взыскания и недоумения их...»
Сам Гаврил по каким-то причинам выехать не мог и, наконец, в 1720 году послал к алтайским старообрядцам брата Ивана. И вот тут-то старообрядческие деяния начинают тесно переплетаться с поиском Акинфия Демидова серебряных руд на Алтае. Вспомним, что именно в 1720 году, еще весной, из Москвы Василий Татищев направил рудознатцев Костылева и Волкова, заявивших о медных алтайских рудах, в Тобольск, откуда их вместе с Федором послали на Алтай для «осмотру рудных мест». И в это же время Гаврил Семенов, живший в тобольской резиденции Акинфия Демидова, после «многаждых» просьб алтайских раскольников посылает Ивана. Не присоединилась ли к этим просьбам также просьба или наставление Акинфия Демидова? Это можно утверждать с достаточным основанием.
Далее, как помнит читатель, происходят довольно странные события. Федора Инютина, который едет с секретным заданием, подкупают местные жители. И он вместо рудных образцов привозит в Тобольск пустую породу. Вспоминаем еще. После доноса Волкова о взятке Инютина Татищев начинает розыск, но Инютин сбегает в Невьянск под защиту Акинфия Демидова...
И еще одни интересный факт. Какое вроде бы дело расколоучителю Гаврилу Семенову до рудоискателя Степана Костылева. Но вот в 1722 году Гаврил разыскивает Костылева и... Впрочем, приведем один документ: объяснение Костылева Татищеву. Случилось это где-то в декабре 1722 года, когда на Уктусских заводах был уже генерал Генин. «Сошелся с ним (Костылевым) на базаре объявленной Демидова прикащик Семенов и спрашивал у него, что он алейские руды подлинно знает ли? И он ему сказал, что оные руды знает из сыску их с товарищами. И он, Семенов, ему, Костылеву, на то сказал: тебе де оных руд одному не поднять, разве де в том спомоществовать будет он, Семенов, для того, что де господин генерал (т. е. горный начальник Генин - И.Ш.) его знает, и потом они разошлись».
Судя по всему, на этот раз Костылев не поддался обаянию Гаврилы Семенова и на сотрудничество с ним не согласился. Ведь им, Костылевы по крайней мере уже дважды поданы в Берг-коллегию заявки на медные рудные места, 4 января 1723 года Костылев, получив от Геннина паспорт, отпущен с Уктуса за новыми образцам руд. Уже тогда Геннин проявляет странную незаинтересованность в рудных поисках Костылева. Позднее Татищев запишет в одном из документов: «А для осмотру тех алейских рудных мест с ним, Костылевым, из горных служителей от его генерал-поручика Геннина никого не послано».
Между тем, в Невьянске ждут известий о рудных местах на Алтае от Ивана Семенова. Но не дождутся. И вовсе не по нерадивости Ивана Семенова. Он доберется до Алтая с разными злоключениями, пробыв какое-то время в плену у диких орд «злых барабитов», затем станет уважаемым и признанным главой старообрядческого монастыря, что вырос на острове речки Чарыш близ деревни Езовой.
Но среди святых дел Иван Семенов, наверняка, не забыл и поручения старшего брата Гаврилы о поисках руд. Получить сведения о тамошних рудных местах Ивану было не трудно, ибо у местных старообрядцев он пользовался высоким авторитетом и, возможно, такие сведения он и получил, но они погибли вместе с ним. В марте 1722 года шестьсот старообрядцев, окруженные большим карательным отрядом, отказались сдаться и самосожглись. Вместе с ними сгорел и их предводитель Иван Семенов. Узнав о гибели брата, Гаврила послал на Алтай брата Никифора, который побывал на месте гари. Собрал обгорелые кости, похоронил их и поставил на том месте раскольничий крест, Известия о рудных местах на Алтае погибли вместе с Иваном Семеновым и другими раскольниками. Но Акинфий Демидов настаивает на продолжении рудных поисков и заручается поддержкой генерала Геннина. Вот как об этом рассказывает архивный документ: «В 1723 году ноября 14 дня... Акинфея Демидова прикащик Олонецких Петровских заводов приписной крестьянин Гаврила Семенов с товарищами три человека подал господину генерал-поручику Геннину доношение, что желают они в Сибирской губернии изыскивать и всячески проведывать медные и железные руды и где что из оных руд обыскать могут, о том объявлять будут ему, генерал-поручику, без всякого умедления и что для того им указ...»
Указ о поиске руд и, следовательно, о беспрепятственных разъездах по всей Сибири Гавриле Семенову «с товарищами» вручен, но никакого известия о рудах Геннин от него не получил не только «без всякого умедления», но и через многие годы. По крайней мере, через одиннадцать лет сменивший Геннина Татищев запишет: «И оной Семенов с товарищами где медные идя железные руды нашлись, ему, генерал-поручику Геннину, объявляли (ль), о том по справке в канцелярии бывшего Сибирского Обербергамта не явилось и никаких руд от него, Семенова, в том Обербергамте не явлено».
Впрочем, Генин и не старался добиться каких-либо известий от Гаврилы Семенова, он старался угодить Демидову - так ему было выгоднее. А Акинфию Демидову не столько нужна была бумага на право поиска руд (он этим поиском занимался и без геннинских бумаг), сколько возможность спрятать Семенова от властей. Ведь по закону братья Семеновы являлись беглыми, и их мог арестовать любой воевода, любой слободской староста или иной представитель власти. К тому же Гаврилу Семенова уже разыскивала Тайная канцелярия. Геннинский указ спасал его от ареста. Акинфий Демидов и позднее старался обезопасить братьев Семеновых.
Так, например. 19 марта 1729 года появился указ Берг-коллегии «генерал-губернаторам, губернаторам, вице-губернаторам, воеводам и протчим начальствующим, кому о сем ведать надлежит...». Сначала указ сослался на такой случай:
«...в нынешнем 729 году геш в первых числах от Томских ево (Акинфия Демидова.— И.Ш.) заводов ехал прикащик ево, Демидова, Матфей Дмитриев с новообретенными в тамошних местах рудами в Москву для показания и пробы в Берг-коллегию. И когда оной прикащик прибыл на Ишим, в Коркину слободу, и тое слободы прякащик Тонилов внезапно на него напал и держал ево незнамо за что под караулом семь дней и которые руды им, Дмитриевым, были сысканы, у него взял...»
Акинфий Демидов сразу же пожаловался на приказчика Томилова в Берг-коллегию и просил, чтобы его приказчикам Матвею Дмитриеву, Никифору Семенову и Гавриле Украинцеву «дать каждому по Указу о по привилегии», ибо намерен посылать своих приказчиков «для прииску ни в одно, но каждой особо, в разные места.., и чтоб никто помешательства им не дерзал...».
Такие указы братья Семеновы получили. И теперь все «начальствующие» не имели права не только чинить препятствия, но и были обязаны оказывать всяческую помощь. Гаврила же теперь разъезжал по Сибири под фамилией Украинцев, так как поиски Гаврилы Семенова продолжались.
Туманом неопределенности прикрыто положение Гаврилы Семенова при Акинфии Демидове. В некоторых Казенных документах он назывался приказчиком, но в отличие от своего брата Никифора такой должности, судя по всему, он не занимал и заводскими делами, кроме поиска руд, не занимался. Но уже о том, что Акинфий Демидов называл Гаврила приказчиком (практически же Гаврила не был им), а брата сделал приказчиком, он нарушил указ Петра I . Иван Голиков пишет в «Деяниях...»: «Раскольники, которых изуверство потолику было несносно Монарху, поколику оно не токмо дерзало противоборствовать вводимому им просвещению, но и рассеивало повсюду проклятые семена раздора и заблуждения, почему справедливость Его Величества и требовала, дабы сии плевелосеятели наряду с честными гражданами не пользовалось равною честию и доверием; чего ради, отлича их наружными знаками, глупому суеверию их приличными, и обложа двойным против прочих окладом, запретил избирать их во всяку должность, в которой бы они иметь могли под собою подвластных...»
Так кем был для Акинфия Демидова Гаврила Семенов, в пользу которого нарушались многие законы? Обратимся к мнению современников.
Предав старообрядцев, Григорий Яковлев занялся их поруганием: «И егда в Сибири господин Демидов разбогате славно, некоим случаем прислужился к нему сей поминаемый Гавриил, и бысть при нем всего дома его верный надазиратель, и другой некто над прикащиками его (Демидова.— И.Ш.) главный Стефан Егоров, тамошний житель, потаенный же раскольник».
Затем Яковлев сообщает, что именно «чрез них» - Гаврилу Семенова и Стефана Егорова - тысячи («многое число тысяч») раскольников нашли на демидовских заводах «укрывательство и защищение», а Выговский монастырь «повсягодно» получал помощь деньгами, хлебом и «всяким потребным».
А вот что писал тогдашний историк старообрядчества Иван Филиппов: «В те времена помянутый Гавриил, в Сибири живяше при заводах господина дворянина Демидова, и по силе своей всякое вспомоще творяше братству (Выговскому.— И.Ш ) в нуждах: ово хлебом, а ово денгами. По его прозбе и его заслугою и брат Никифор с протчими братиями (членами Выговской обители— И.Ш.) в пособь в Сибирь посланы быша: тамо Гавриловым тщанием посланными от Гавриитла братиями, котории тамо з Гавриилом живущи, приискаше медную руду в дальнем разстоянии от старых заводов (Невьянских.— И.Ш.) и оный Гавриил помянутому господину Демидову объявил, и послаша ют освидетельтвоваша, и явися руда добрая и прибылытая, и начат Демидов заводы (Колыванские— И.Ш.) тамо строить и заводити. Такожде его Гавриловы люди и братским к тем заводам посланы в пособь...».
Здесь я ненадолго прерву цитату. Последнее свидетельство Филиппова очень интересно. Раскольники по заданию Гаврилы Семенова не только нашли рудные места, но также построили Колывано-Воскресенский завод, а потом работали на нем. Для Акинфия Демидова это было очень важно. Мастеров он послал из Невьянска, несколько специалистов выделил Генин из Екатеринбурга. Но нужны были и простые работники. Заставить работать на заводе жителей окрестных селений Акинфий Демидов был не в силах: слишком вольные люди жили тогда в тех краях, а аппарата принуждения еще не сложилось. И только с помощью Гаврилы Семенова заводчик получил рабочие руки.
Продолжим повествование Филиппова:
«А после и брат его Никифор определен на тот новый завод (Колыванский - И.Ш.) большим прикащиком послан, и правя и строя оные заводы, к лучшему (их привел)…». Происходят соединение, скорее, даже слияние старообрядчества с демидовским горным царством. Старообрядцы становятся управляющими заводов, приказчиками, занимают и все другие должности в заводских поселках. Их большинство среди мастеровых и работных людей. Это выгодно Акинфию Демидову — среди раскольников много одаренных людей, они не пьют вина, умеют хранить тайны и секреты, они дисциплинированы, они великолепно работают. Это выгодно и старообрядцам — могучая фигура Акинфия Демидова защищает их от преследований и репрессий светских и церковных властей.
Этот странный, единственный в своем роде симбиоз оказался на удивление живуч и плодотворен - около трех десятилетий при жизни Акинфия Никитича и даже несколько лет после его смерти и смог себя защищать в самые страшные времена бироновщины. После Выга Невьянск становится второй столицей старообрядчества в России, и даже его соперником.
Акинфий Демидов расчетлив и поэтому не скупятся щедро оплачивать помощь и услуги Выга и его руководителей. Он регулярно посылает выговской братии хлеб, изделия своих заводов и даже (!) — об этом упоминает Григорий Яковлев — «золотые слитки сибирские». Вместе с Гаврилой Семеновым он отправляет Выговскому монастырю несколько невьянских медных колоколов (дефицит для того времени острейший).
Когда после нескольких лет разлуки Гаврила Семенов с демидовскими колоколами и другими подарками появляется на Выге, то по словам Григория Яковлева, «тогда его тамо аки патриарха с трезвоном стречали и молебствование с проповедью похвальною от Андрея, Семена (Денисовых), Трифона... со всем народом собранием обоего пола благодарно свершилось...»
Позднее, уже в 1744 году, объясняя императрице Елизавете Петровне историю своих алтайских рудников, Акинфий Демидов упомянет, что тамошние руды нашли для него «олонецкие старики», а как зовут их, того-де не помнит. Здесь Акинфий Никитич, конечно, лукавит: и в том, что забыл имена олончан, и в том, что они нашли руды. Как нам уже известно, первооткрывателями алтайских и медных, и серебряных руд являются Степан Костылев и Василий Волков «с товарищи». Именно через них и вышли выговские раскольники на рудные места. Братья Семеновы стали своего рода посредниками между Акинфием Демидовым и истинными рудознатцами. Академик Гмелин, побывавший на Колывано-Воскресенском заводе в 1733 году, упоминает еще об одном странном раскольнике-рудознатце. Заметив, что окрестные места заселяют в основном раскольники, Гмелим далее пишет: «Насколько я мог узнать (ибо что-нибудь обстоятельно узнать тут трудно), это люди, которые имеют собственные книги (речь идет о религиозных книгах.— И.Ш.), которых держатся... и не ходят никогда в русскую церковь, крепко воздерживаются от водки и крестятся двумя пальцами...
Знаменитейший между здешними раскольниками один рудовщик по имени Кудрявцев. Он живет на Чарыше-реке... и основал там в монастырь для своих единоверцев... На его примере можно видеть, что у старообрядцев обман есть дозволенная вещь.
Я наверное слышал, что многими уловками и обещаниями выманивает сведения у крестьян, которые случайно узнают о местах, содержащих руду, потом с этим идет к Демидову, берет зато хорошее награждение, а людям, от которых получил он сведения, но не дает ничего. Поэтому он несправедливо носил имя рудовщика, тая как сам, как мне рассказывали, не нашел до сих пор ни одного рудного места...».
Чтобы больше не обращаться к свидетельству Гмелина, приведем еще одно место из его записок: «...Скоро нашлось, что тамошние богатые медные руды сверх того изобилуют и серебром, и что серебро столько содержит в себе золота, что оно богато вознаграждает за труд, который предпринимается для его отделения…».
Впрочем, эту запись Гмелина едва ли можно считать вполне достоверной — он передавал лишь чьи-то разговоры. О Кудрявцеве встречаются и другие мнения. Так, дореволюционный исследователь томского раскола Д. Н. Беликов замечает: Акинфий Демидов, «прослышав в конце царствования Петра о богатых залежах медных руд в Алтайских горах, отправил туда с Урала для проверки слуха олонецких стариков Матвея Кудрявцева, Леонтия и Андрея Кабановых». Они вернулись к Демидову через год и принесли образцы руд. Не об этих ли «олонецких стариках» вспоминал Акинфий Никитич в 1744 году?
Можно задать и такой вопрос: а не миф ли эти «олонецкие старики», открывшие знаменитые месторождения? Можно предположить, что миф, который распространяли по приказу Акинфия Демидова. Ведь он старался запутать, скрыть истинную историю открытия алтайских руд. Приписать это открытие не Степану Костылеву «с товарищи», а своим людям, причем нередко с новыми, вымышленными фамилиями, на которые, впрочем, выдавались подлинные паспорта. Установлено, что у Акинфия Демидова со старообрядцами имелась своя печатня, где и печатали все нужные документы.
Кстати, менять имена и фамилии иногда по два—три раза у старообрядцев было в обычае. Один и тот же человек встречается в архивных документах под разными фамилиями, что осложняет работу исследователей. Так, Гаврила Семенов разъезжал под фамилией Украинцев. Матвей Кудрявцев тоже ранее имел фамилию Устюжанин, под которой он и числился в бегах. При помощи Демидова он получил и новую фамилию, и официальное гражданство. Первое время Кудрявцев просто выведывал у местных жителей сведения о рудах, а потом, видимо, и сам поднаторел в рудоискательстве.
О Кудрявцеве упоминает в одном из своих донесений Андрей Беэр, ставший после смерти Акинфия Демидова начальником Колыванских заводов. В 1747 году он жаловался в Петербург, что военные команды слишком рьяно карают алтайских раскольников и тем наносят вред горным работам, которые ведутся в основном силами старообрядцев. В частности, Беэр сообщал, что при разгроме раскольничьих общин погибли «лучшие рудоискатели: Кабанов убит, а Кудрявцев сам сгорел» (очевидно, при групповом самосожжении).
Этот Кудрявцев едва ли действовал самостоятельно. Наверняка он был связан с братьями Семеновыми и через них уже выходил на Акинфия Демидова, который сам бывал на Колывани очень редко. Но если братьев Семеновых и других раскольников нельзя назвать первооткрывателями алтайских руд, то в их разработке им наверняка принадлежит первейшая роль. И не только меди, но и драгоценных металлов.
Кроме Григория Яковлева, который, как мы уже знаем, упоминал про «золотые сибирские слитки», привезенные на Выг, есть и глухое свидетельство в «Плаче» сестры Гаврилы Семенова. Говоря о поисках руд братом для Акинфия Демидова, она произносит и такие странные слова: «металлов, злата и серебра околовительное блистание».
По крайней мере первые несколько лет (примерно до 1732— 1733 годов) добыча меди и «драгих» металлов велась под началом Никифора Семенова, которого Акинфий Демидов назначил приказчиком Колывано-Воскресенских заводов. Подтверждение тому - пока не опубликованное письмо Никифора Семенова от 25 ноября 1730 года, в котором он сообщает в Невьянск Акинфию Демидову, что руда, приисканная в горе Богоявленской, по-видимому, содержит серебро, и чем он пока не уверен, а потому ждет приказания хозяина о плавке той руды. Позднее между Акинфием Демидовым и Никифором Семеновым произошла какая-то ссора, и приказчиком Колыванских заводов стал Родион Набатов - тоже влиятельный раскольник.
Гаврила Семенов тоже нередко появлялся на Алтае и даже был «прописана Акинфием Демидовым на Колывано-Воскресенском заводе. Сохранилось рукописное сочинение «Вопросительное разглагольство верою латинянина брегадира Беера с завоцким жителем Украинцевым, чинимое в 746 году». Диспут сей о том, чья вера «правее», происходил на Колывано-Воскресенском заводе уже после смерти Акинфия Демидова. Но при его жизни главная резиденция Гаврилы Семенова находилась в Невьянске.
Вполне вероятно, что Гаврилу Семенова и Акинфия Демидова связывали не только деловые отношения. Недаром многие биографы последнего считают, что он тоже «ударился» в раскол. Если это так, то произошло это наверняка под влиянием Гаврилы. Сестра Семенова в своем «Плаче» называла брата «наперстником и собеседником» Акинфия Никитича. А ведь наперстник в тогдашнем понимании — это друг, любимец, пользующийся особым доверием. Владимир Даль тоже определяет это слово как «задушевный друг сановника или правителя, любимец и доверенное лицо». Когда в 1735 году Акинфий Демидов поклялся в синоде на Библии, что Гаврила Семенов не имеет своего дома в Невьянске, то он не лгал: его наперстник жил или в господском доме Демидовых, или в старообрядческом невьянском монастыре, построенном на демидовском коште. Только к смерти Акинфия Демидова выяснили, что «Гаврило Семенов утаен... в том господском доме от поиску, чем и Тайная контора оболгана...»
Впрочем, насколько можно судить по архивным документам, Гаврила Семенов подолгу не жил в Невьянске, а находился в постоянных разъездах. Его можно было встретить то в Тобольске, то в Екатеринбурге, то на Выге, то в Москве... Гаврила напоминает «слугу двух господ» (оставаясь при этом самим собой). С одной стороны, он представитель Выга, его посланник, защищающий интересы этой старообрядческой общины. И в то же время он действует как чрезвычайный и полномочный посол горного владыки. Гаврила Семенов — главный посредник между Акинфием Демидовым и горным начальником генералом Генниным. Очевидно, раскольничий предводитель познакомился с последним еще в то время, когда Геннин руководил Олонецкими заводами. По крайней мере, в 1722 году Семенов заявил Степану Костылеву, что генерал его, Семенова, «знает», и предлагал рудоискателю походатайствовать за него перед горным начальником.
Известен и такой факт. В конце 1725 года Геннин возвращался из Петербурга в Екатеринбург. Поскольку в то время Акинфия Демидова па Урале не было, то встречать горного начальника, наделенного Екатериной I новыми полномочиями, выехал Гаврила Семенов.
И еще одна интересная деталь. В марте 1735 года Татищев, сменивший Геннина, писал кабинет-министрам, что приходили к нему раскольники — купец Иван Осенев и Осокинский приказчик Родион Набатов — и приносили крупную взятку за то, чтобы новый горный начальник с ними (уральскими раскольниками.— И.Ш.) так же поступал, как и прежний (Геннин.— И. Ш.). А далее Татищев пишет:
«А при выходе Набатова, Осенев мне говорил, что генерал поручик Геннин, приехав в последний раз с Москвы, объявил-де мне, что ом весьма разори и якобы ему более 10 000 убытка стало, я послал-де меня к Демидова прикащикам говорить, чтоб за показанные его благодеяния тот его убыток яаградплп, и потому прикащик Демидова Степап Егоров ому, генерал-поручику, то число денег привез и отдал».
Донос Татищева поначалу приняли одобрительно, и кабинет Остерман ответил:
«Мы ее Императорскому величеству доносили, и ее Императорское величество изволили указать к вам писать, чтоб вы весьма тайно и секретно того Демидова прикащика Стефана Егорова прислали сюда в Петербург с такою крайнею осторожностью, чтоб ни хозяин его, ни другие про то ведать не могли, понеже ее величество здесь оное дело исследовать повелит секретно. И ежели б оной Осенев для доказательства потребен был, то имеете и оного прислать особливое. Татищев Егорова и Осенева прислал в Петербург, и началось следствие. На допросе Егоров объявил, что давал по приказу Акинфия Демидова только четыре тысячи рублей, а не десять. Вот тут вдруг всплыло имя Гаврилы Семенова. Егорова спросили: сколько взяток и когда давал Геннину тот Семенов. Егоров на вопрос ответил уклончиво: «...а раскольник Гаврило Семенов, который у него, Демидова, на Невьянском заводе жил, о даче ему, генерал-поручику Геннину, десяти тысяч рублей и о других расходах кому объявлял ли, я про то не ведаю и обще с ним, Семеновым, никаких дач я никому не давал…»
Осенев же показал: «Слышал я о десяти, что просил Геннин, а сколько-де дано, того подлинно не знает, а более-де о том и о других таких делах знает раскольник Гаврило Семенов, который по тайным делам взят в Преображенское». (В подмосковском селе Преображенском тогда находилось московское отделение Тайной канцелярии).
Выходит, о самых тайных делах Акинфия Демидова знал раскольник Гаврила Семенов. И не только знал, но и был правой рукой горного владыки. Но скрывать эти тайны удалось лишь до поры до времени.
