Книги >
Литературно-краеведческий альманах
«Уральская старина».
Выпуск № 5, 2003 г.
Елена Харитонова
ИЗ ИСТОРИИ КУПЕЧЕСКОГО РОДА ХАРИТОНОВЫХ
К стыду своему приходится сознаться: слишком поздно пробудился интерес к серьезному изучению своих корней. И, возможно, не состоялся бы мой доклад на 3-х Татищевских чтениях в Екатеринбурге, если бы не попало мне в руки одно любопытное дело из Государственного архива Пермской области, которое воскресило в памяти давным-давно слышанные в отчем доме рассказы о небезызвестном предке.
Родилась я в Перми, как и моя мать (Опарина Наталия Яковлевна), крещеная в Мотовилихинской Свято-Троицкой церкви в 1898 г. Со стороны матери родственников после ее смерти не осталось. Это к моим пяти годам. Зато были долго живы сестры отца. Да и Харитонов Дмитрий Евстратьевич умер еще в близком 1970 году. От этих родственников я услышала первые сведения о екатеринбургских предках. Однако, рассказы о том, что в романе Д. Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы» описана жизнь наших прародителей-старообрядцев или, как их еще называли, кержаков, долгое время были для меня не более, чем легендой. Тем более судьба героя книги, сосланного в места не столь отдаленные, будто бы нашего пра-пра...деда, не укладывалась в реальные представления студентки Ленинградского университета, копавшей как-то со студенческим отрядом картошку под городом Приозерском, бывшим Кексгольмом, где и находилась та самая крепость, куда оного сослали.
Итак, домашняя легенда жила, но о ней не принято было часто и громко говорить. У двух моих тетушек мужей репрессировали. И не только их, я догадывалась, что та же участь постигла брата отца, работавшего на Алмалыкстрое. С «оттепелью» 1960-х начала приоткрываться завеса над прошлым. Лишь в 1971 году старшая тетя получила документ о реабилитации расстрелянного в 1938 году мужа — капитана второго ренга, «вина» которого состояла в том, что он до воцарения советской власти окончил Кадетский корпус... В достаточно зрелом возрасте, в начале 70-х годов, готовясь стать кандидатом наук в области истории, я вняла советам известного на Урале журналиста и краеведа Бориса Никандровича Назаровского и заглянула в диссертацию А.С.Черкасовой. Дело в том, что в этой работе наряду с вопросами генезиса капиталистического города на Среднем Урале рассматривалось происхождение, а нередко и судьбы различных горнозаводских семейств, многие из которых становились купеческими. Так впервые «на научной основе» я встретилась с историей корней своих предков.
Как и большинство пращуров современных людей, мои далекие предки в XVIII веке были крестьянами. Тогда они попали в крепостную зависимость (а может быть, значительно раньше — с XVI века) и принадлежали вотчине князя Прозоровского, в которую входила деревня Киржач. Это территория бывшего Владимиро-Суздальского княжества. Именно оттуда родом были два брата, которые решили самостоятельно избавиться от крепостного состояния и долгое время числились «в бегах». Из контингента беглых и формировался на первых порах рабочий люд на уральских заводах, особенно на тех, что принадлежали Демидовым. По документам только на Невьянский завод в 1711 —1720 годах пришло 82 человека. Может среди них были и мои предки. Один из братьев, чье имя известно — Яков — зафиксирован в переписях 1732 года (Толбузина — Е. X.) и 1735 года (Шашкова — Е. X.) работавшим именно на Невьянском заводе. Он значился «кучеосыпщиком», то есть работал на вспомогательных работах при углежжении.
Специальность углежога считалась достаточно прибыльным делом при наличии здоровья, трудолюбия и сметливости. Случаи продажи коробов угля «налево» имели место и служили источником прибыли. Возможно, и братьям Харитоновым удавалось получать этот дополнительный доход. Мы не знаем, как точно обстояло дело, но к началу 1740-х годов Яков выбился уже в приказчики торговца из Борисоглебска Ивана Лодыгина. В 1741 году Яков едет с «покупным товаром», очень разнообразным: волчьи шкуры, ткани, ленты, горчица и прочее по слободами заводам Верхотурского и Екатеринбургского ведомств, как явствует документ Ирбитской таможни. Причем, товара везет на довольно приличную сумму, составлявшую 168 руб. 50 коп. Все это куплено на Ирбитской ярмарке на деньги, вырученные от продажи воска и других продуктов сельского хозяйства. Именно с этого иногда начинала будущая уральская буржуазия — с торговли мясом, кожами, салом, то есть «всем, на что был непрерывный спрос жителей городов и заводов», как сказано в «Очерках истории Свердловска». На примере семей, ставших торговыми, как, например, Харитоновых, А.С.Черкасова дает характеристику зарождения купечества из горнозаводских жителей. Может быть, поездка Якова была первой встречей моих предков с Ирбитом, стой ярмаркой, которая стала известной по всей России еще в XVIII—XIX веках.
А потом, наверное, на протяжении двух столетий семья Харитоновых была прочно связана с Ирбитом. Будучи однажды в селе Синячихе, я увидела дорогу, идущую на Ирбит, и живо представила в воображении тройку, которая везет их на ярмарку...
Среди фотографий, сохранившихся в доме о прошлом, есть одна, зафиксировавшая события на Ирбитской ярмарке. На ней — Евстратий Галактионович с женой (бабушкой моей — Е. X.) в теплых тулупах, которые спасали в зимнюю стужу в дальних дорогах. Сохранилась дата — 1886 год. Бабушка Антонина Спиридоновна, урожденная Широкова, была красивой. Полагаю, что Евстратий Галактионович ее сильно любил. Свидетельство тому стихи на своем портрете, который он ей подарил еще до замужества:
«Если в жизни разные дороги
Суждены нам глупою судьбой,
Разойдемся, но не будем строги
К прошлому: ведь может быть порой
И придут когда-нибудь на память,
Как забытые чарующие сны
И пустынный зал и первый шаг сближенья,
Памятный как первый день весны».
Вот таких лирических стихов удостоилась моя бабушка, которую мне, к сожалению, не довелось узнать. Она умерла в 1933 году где-то в Узбекистане, у дяди Пети, брата отца, за год до моего рождения. А стихи пережили людей.
Но вернемся в XVIII век и пройдем по вехам становления купеческой семьи Харитоновых. Вспомним, что в 1741 году Яков торгует еще как приказчик другого лица, еще не имея своего товара. Но в 1742 году его сын Еремей уже не только вполне самостоятелен, но даже числится невьянским «крупным торговцем». В 1755 году он записывается в Московское купечество, проживает по-прежнему в Невьянске, но по паспорту, выданному Московским магистратом. На все это Еремей получил предварительное разрешение от Демидова, который, правда, поставил ему условие, уже как подрядчику - поставлять к заводу 140 коробов угля ежегодно «за положенную плату». Однако, эта работа выполняется отныне «свободными людьми», то есть Еремей нанимает рабочую силу для реализации договора с хозяином завода. Еще через семь лет Еремей становится судовладельцем. Судно служит для перевозки железа на Ирбитскую ярмарку. Причем, он занимается этим совместно с главным приказчиком Иваном Андреевым «в тайне от заводчика».
Добавим скудные сведения о семейных связях. У Еремея была сестра. В 1742 году на ней женился Степан сын Прокопьев Колчин. Кроме того, в делах Еремея уже участвует взрослый сын. К концу 60-х годов XVIII века капитал Харитоновых значительно вырос. Они начинают участвовать в финансово-кредитных операциях. В 1768 году Василий Харитонов дает «под ассигнацию на содержание завода Демидова 4700 рублей, а в 70-х годах дает ссуды другим купцам. В январе 1779 г. ему и екатеринбургскому купцу Астраханцеву заплачено по векселю 6500 рублей. По-видимому, в эти годы состоялся переход семьи в екатеринбургское купечество. Василий фигурирует, как купец города Екатеринбурга, продолжая успешно торговое дело. Как в прежние времена, он занимается скупкой сельскохозяйственной продукции для продажи на Ирбитской ярмарке. Но делает это уже через посредников. Таковыми являются в 1781 году житель Нижнего Тагила Лаптев и государственный крестьянин Кушков, которым дает на ярмарке 240 рублей для закупки сала в деревнях селах. Вспомним, что его отец сам ездил в 1741 году по острогам и слободам Верхотурского, Исетского, Тобольского округа в поисках продукции (тогда он вез пять пудов воска). Были случаи сдачи закупленного товара под вексель в контору Нижне-Тагильского завода (например, в 1768 году Василий сдал сало).
Опираясь на приведенные данные, А.С.Черкасова в своей диссертации делает вывод: «Некоторые из заводских жителей в середине XVIII века записывались в купечество, но их деловые интересы по-прежнему были связаны с заводами. Показательна на в этом отношении судьба торговой семьи Харитоновых. К концу второй половины XVIII века — началу XIX века эта фамилия числилась среди крупных владельцев капитала, входила в ряды известного купечества.
Помимо всего, семья принадлежала к верхушке старообрядцев Урала. Породнившись с Рязановыми, Расторгуевыми, Зотовыми, Харитоновы вошли в мощный купеческий клан заводовладельцев Урала, которые вершили судьбами не только своих подопечных, но вмешивались иногда и в городское самоуправление, занимая выборные должности.
Ничего удивительного нет в том, что их фамилия попала на страницы дореволюционных изданий типа Адрес-календарей, Путеводителей по Уралу и даже нашла отражение в таких художественных произведениях, как «Приваловские миллионы», «Кыштымский зверь». Дома мне не раз приходилось слышать от тети, особенно в последние годы ее жизни, что прототипом Сергея Привалова у Д.Н. Мамина-Сибиряка был наш предок Петр Яковлевич Харитонов. Конечно, это не точный его слепок, но многое взято из его черт, а, главное — повороты судьбы. С юных лет я знала о сосланном предке, якобы похороненном в Хельсинки. Долгое время это оставалось лишь покрытой туманом легендой, хотя я с уважением относилась к семейному преданию. Лишь в 1990-е годы, наткнувшись случайно в пермском архиве на дело, касающегося события, круто повернувшего судьбу Петра Яковлевича, я поверила в слышанное ранее.
Название небольшого по объему дела — «О дозволении бывшему купцу Харитонову, лишенному по Высочайшему повелению доброго имени, объявить по-прежнему капитал 1-й гильдии». Датировано дело концом 30-х годов XIX века. А точнее: начато 8 июля 1838 г., окончено в 1839 году. Любопытно отметить, что находится оно в фонде Пермской Ученой архивной комиссии, куда, в основном, попадали документы от частных лиц, занимавшихся историческими исследованиями, краеведением, коллекционированием. Как сюда попал этот отголосок большого следственного дела, связанного с восстанием на Кыштымском заводе, вероятно, узнать не удастся. Как будто бы никто не видел и документов самого следствия (?). Тем более интересно познакомится с содержанием названного дела, несмотря на то, что оно касается уже последних месяцев жизни ссыльного Петра Яковлевича.
Что же мы узнаем на основании этих документов?
В первой четверти XIX века Харитоновы становятся купцами 1-й гильдии. Петр Яковлевич, о котором идет речь в указанном деле, внук Василия Еремеевича и сын одного из его сыновей — Якова. У Якова и его жены Ирины Ивановны (умерла в 1803 году на 30 лет раньше мужа) было четверо детей: Наркис, Яким, Петр и Галактион. Могильные памятники их (кроме Петра) можно было еще увидеть в конце XIX — начале XX вв. на Рязановском кладбище Екатеринбурга (ныне варварски уничтоженном застройкой — Ред. ), о чем свидетельствует статья «Забытые могилы» в «Пермских губернских ведомостях» за 1899 год.
Именно на первую четверть XIX века пришелся расцвет хозяйственной деятельности Льва Ивановича Расторгуева. Он стал владельцем некоторых заводов, принадлежавших Демидовым, и обосновался на одном из них — Кыштымском. Koрыстолюбивый по натуре человек Лев Расторгуев чрезмерна притеснял приписных к заводу крестьян и не спешил расплачиваться за труд с работным людом, что и привело в конечном итоге к бунту. Смерть хозяина избавила его от суда. Но положение заводских людей усугубилось, когда управление заводами перешло к Григорию Федотовичу Зотову. Он взял на себя роль некоего попечителя, поскольку у Расторгуев наследницами остались две дочери, одна из которых был замужем за сыном Г.Ф.Зотова — Александром, кстати не вмешивавшимся в заводское управление. Старшая дочь Расторгуева Мария стала женой Петра Яковлевича Харитонова, которому по наследству перешел и знаменитый дом-дворец. Он же оказался и официальным заводовладельцем, ответственным за то, что происходило на заводах и рудниках. А там хозяйничал Г.Зотов, жестокий, бесчеловечный тиран, лживый и хитрый служитель, двадцать лет перед этим состоявший главным управляющим Верх-Исетскими заводами Яковлева. Управляя заводами умершего свата, на что Зотов «не имел законной и гласной доверенности», как сказано в его биографии из «Путеводителя по Уралу» 1899 года, он продолжал применять жестокие методы принуждения в отношении рабочих, тщательно скрывая это от ревизоров и комиссии в начальном этапе следствия. Лишь присланная из Санкт-Петербурга комиссия, возглавлял которую граф Александр Строганов, «неподкупной честности человек», сумела вывести Зотова на чистую воду, разоблачив его лживые показания и вскрыв факты убийства «жалобщиков» (было даже «специальное кладбище хорошо забитых» в Соймоновских золотых промыслах). О расплате за содеянные злодеяния Зотова, перечисленные подробно в обвинительном акте от 13 сентября 1827 г., представленном графом Строгановым министру финансов Канкрину, через 70 лет после описываемых событий отмечено так. «Как ни силен был Зотов, сколько ни было у него друзей-милостивцев в Петербурге, но Строгановское следствие свалило его с ног, а дело об убитых крестьянах довело до ссылки. По тогдашним порядкам он подлежал наказанию шпицрутенами и ссылке в каторгу, но все наказание ограничилось только ссылкой в Финляндию, в г. Кексгольм. Вместе с Зотовым был сослан и П.Я.Харитонов, как говорят, совсем неповинный в зотовских злодействах, но пострадавший как ответственное лицо...»
Привожу эту цитату не для того, чтобы показать неоднозначное отношение общественного мнения к ссыльным (даже спустя столько лет), а чтобы обратить внимание, что данное следствие было чрезвычайно сложным и противоречивым. И кое-что, благодаря связям, Зотову удалось добиться. Другое, уже упоминавшееся дело, основанное на подаче жалобы Я.Харитонова в высшую инстанцию после того, как его прошения на местном уровне не были удовлетворены, тоже помогает раскрыть некоторые детали следствия и ситуацию, в которой оно проходило.
Если считать, что в 1828 году виновные были отправлены в ссылку, то в 1838 году исполнилось 10 лет пребывания их вдали от родных мест. Вместе с Петром Яковлевичем в Кексгольме жили его жена Мария и трое детей: сын Егор и дочери их Александра и Екатерина. Дети были уже взрослые. Здоровье отца, наверняка подорванное резкой переменой в судьбе и сырым климатом приладожских мест, заставляло задуматься о будущем семьи. Обида за несправедливо понесенное наказание мучила сердце. Все это чувствуется за строками официальной переписки по поводу его прошений, в которых Петр Яковлевич хотел восстановить статус купца 1-й гильдии или хотя бы добиться, чтобы жена идети получили паспорта соответственно этому сословию. Эти прошения относятся к 1836-37 годам. По-видимому, на год раньше была подана апелляция об уменьшении наказания. Все эти вопросы и обсуждались в бюрократической переписке высших органов управления России (Сенат, Комитет министров, Обер-Прокурор, министр юстиции и другие). В сих документах фигурируют подписи вельможных царедворцев: тайного советника и кавалера Д.В.Дашкова, князя И.А.Лобанова-Ростовского, который, чтобы не допустить П.Я.Харитонова вновь в 1-ю гильдию, придает делу религиозный акцент: не может быть допущен «как по роду своего преступления, так и по старообрядчеству закоснелому и вредному». По поводу преступления и наказания в докладе по департаменту министерства юстиции отмечено: «бывший екатеринбургский купец 1-й гильдии Петр Харитонов вместе с вольноотпущенным Григорием Зотовым судились за разныя противозаконныя действия... Решением общего собрания Правительствующего Сената Харитонов признан виновным в участии по жестокому обращению с людьми, и таковое действие его подведено под всемилостивейший манифест; по убийству же объявлен в подозрении; а за доказанное покушение к лиходательству (дача взятки Е.Х.), со стороны его исполненное, присужден к лишению всех прав состояния, всемилостивейше пожалованных ему медалей и ссылке в каторжную работу». Об умалении сего наказания и должен был ходатайствовать комитет министров перед Сенатом «по уважению, с I стороны, к полученным им наградам за прежние полезные действия» и что взятки он так и не дал. Однако, на это последовала собственноручно подписанная император бумага от 7 января 1836 г.: «лишить медалей и доброго имени, сослать на жительство в Кексгольм». Вероятно, это было уже подтверждение свершившегося.
Хождение бумаг по инстанциям не приводит к положительному решению и вопроса о восстановлении бывшего известного в Екатеринбурге и за его пределами купца в прежнем звании. Ведь по российским законам право состоять в гильдиях «принадлежит только лицам, ни судом, ни обществом неопороченным». Все против Харитонова. Правда, был один человек, считавший, что Петр Яковлевич имеет право объявить купеческий капитал 1-й гильдии. Это Пермский гражданский губернатор. После отказа Харитонову в восстановлении, полученном из Екатеринбургского магистрата и Градской думы, губернатор порицает пермскую казенную палату, которая, несмотря на уплату купеческого взноса за 1837 год Харитоновым, тоже ответила отказом. Может, дело в том, что в своем прошении Петр Яковлевич пишет, что «по извету некоего Хлобыстина — заводского крестьянина наследниц купца Расторгуева — был оговорен и был лишен медали, доброго имени, но без лишения всех прав и почестей». Трудно проверить сейчас достоверность доноса и такой формулировки меры наказания, но в слове «по извету» чувствуется «почерк» Зотова, желавшего, чтобы и родственничек разделил с ним тяготы мер пресечения.
Медленно двигался маховик бумажной волокиты. Задерживали его и возникавшие разногласия между власть придержащими и поиски законов, помогавших чаще запрещать, чем разрешать. В частности, не могли найти такого закона, который предусматривал бы скидку за не совершенный злой умысел - в данном случае - дача взятки (а поэтому мера наказания не смягчалась, оставалась такой же). Позволим привести последнюю цитату, так как она любопытна с точки зрения аргументации действий карающих властей, будто бы их решение может зависеть отобщественного мнения или даже влиять на него. Почему отказано Харитонову встать снова на ту же сословную ступень, где он был когда-то? «...нет правильного основания ходатайствовать о высочайшем на то соизволении, тем более, то с разрешением Харитонову просимого им права уничтожились бы сила и действия наказания, высочайшеюволею определенного, и вступление в 1-ю гильдию сообщило бы ему преимущества сего звания, столь значительные и совершенно несовместимые с обвинением, которому подвергнут Харитонов».
Дальнейшая фраза напоминает нам о той сложной ситуации, в которой более 10 лет назад проходило следствие. «Независимо от сего... необходимо было принять во внимание с одной стороны то, что удовлетворение домогательства Харитонова и могло бы дать ему средства к тому вредному влиянию, какое он по замечанию министра внутренних дел, мог иметь на единомышленников своих по старообрядчеству; с другой, что Харитонов вместе с Зотовым имели в губернии прежнего их жительства кредит, столь необыкновенный, и по богатству влияния до того сильное, что осуждение их считалось тогда невозможным; приговор, противный сему убеждению, произвел в народе впечатление благоприятное для правосудия, а восстановление Харитонову прежнего почтенного звания купца первой гильдии могло бы снова уничтожить это впечатление, дав вид новых успехов его искательству».
Таковы были «соображения» сильных мира сего по поводу отказа в его прошении относительно самого главы семьи. Однако, жене и детям выдать купеческие паспорта разрешили, в том числе сыну Егору, записанному сначала в мещанское сословие. Кстати, все же разногласия были: записать ли в паспорт о их отце, как сосланном преступнике. Не любила вельможная знать к таковым жалость проявлять. И в то же время неприятно бывает читать, как каждая инстанция или лицо стремится переложить ответственность при окончательном решении вопроса на другого, а большинство уповало на «высочайшее усмотрение». В конце сей переписки выяснилось, что была нарушена субординация (или порядок) передачи бумаг и что вообще... можно было бы дать иной ход делу. Но об этом никто из заинтересованных лиц так и не узнал.
Последняя точка в этом деле была поставлена уже в начале 1839 года, когда Финляндскому губернатору было послано указание препроводить определение 1-го департамента Сената насчет Харитонова (об отказе) Выборгскому губернатору. Последний вскоре донес в Петербург, что купец Харитонов «волею Божию умер» 31 декабря 1838 года.
История судеб потомков П.Я.Харитонова требует специального исследования. Приходилось слышать, что потомки его носили фамилии Дружинины и Головины. Если в конце 90-х годов XIX века они имели отношение к владению заводами, то, по-видимому, это была вдова генерал-майора Ольга Петровна Дружинина. Ей наряду с наследниками баронессы Клавдии Александровны Меллер-Закомельской и А.А.Зотова принадлежал Кыштымский завод. Наша линия Харитоновского рода идет от родного брата Петра Яковлевича — Галактиона.
