ГЕНЕРАЛ МУЖИЦКОЙ РАТИ
К 85-летию крестьянского восстания в Сибири
«Трудно, трудно русского мужика стронуть,
но уж как попрет народная опара –
так и не удержать в пределах рассудка».
Александр Солженицын.
Что говорит вам название Малый Кусеряк? Да ничего! Может, лишь тот, кто родом из этих краев, взгрустнет, услышав знакомое слово. Деревенька эта давно исчезла с лица земли. А сколько таких в Сибири? По Всей Руси?.. Заросли травой, осели могилы на заброшенном погосте. Где-то здесь покоится прах человека, имя которого можно было бы поставить в один ряд с менами сподвижников самого Пугачева, защитника и заступника русского крестьянства, родись он на два века раньше. Но вместо славы и почестей было ему уготовано забвение.
Уничтожайте железной рукой
Гражданская война прокатилась по югу Западной Сибири и ушла дальше, на восток. В Ишимском уезде, как и по всей Тюменской губернии, наступил зыбкий, как отражение месяца в озерной воде, мир. А в конце января победоносного для Советской власти 1921 года в деревне Чуртанское вспыхнуло восстание крестьян. Постепенно оно разрасталось. С ним не могли сравниться ни Кронштадтский мятеж, который поддержали двадцать семь тысяч солдат и матросов, ни Тамбовское восстание, в котором приняли участие около пятидесяти тысяч человек. В Сибири за оружие взялись не менее семидесяти тысяч крестьян. Лозунгом повстанцев стали слова: «Победа или смерть!» Судьба даровала им второе. По свидетельствам очевидцев, мужиков в тот год полегло столько, что дороги были завалены трупами, а вода в реке весной была красной от крови и выходила из берегов под тяжестью сваленных в нее тел.
В 1920 году в Тюменской губернии, а особенно в Ишимском уезде, случился неурожай. Страшное бедствие… Спасти людей от голодной смерти могли лишь прошлогодние запасы. Но часть зерна надо было сохранить до весны, чтобы бросить в землю.
Но что за дело Советской власти было до крестьянских бед! Летом 1920 года был издан декрет об изъятии хлебных излишков в Сибири. В Тюменской губернии с августа 1920 по январь 1921 года были введены 34 вида разверстки. Только хлеба и зернофуража нужно было сдать 3,3 и 4,9 миллионов пудов! Две трети задания пало на Ишимский уезд.
У крестьян не было такого количества зерна. Но в конце октября 1920 года тюменский губисполком издал директиву: выполнить 60 процентов разверстки к 1 декабря 1920 года. «Будьте жестки и беспощадны ко всем, кто способствует невыполнению продразверсток. Уничтожайте целиком хозяйства тех лиц, кои будут потворствовать невыполнению разверстки. Уничтожайте железной рукой…»
До поры до времени деревня молчала. Продотрядовцы врывались в дома, арестовывали мужиков, насиловали женщин, брали заложников. Могли унести последнее, что было в доме, вплоть до чугуна с кашей, парившейся в печи. Крестьяне молчали, когда забирали «едоцкое зерно». А потом непрошенные гости пришли за семенным…
В Ишимском уезде, по словам работавшего там члена губпродколлегии Я.З. Мавреса, «был и весь хлеб забран, не осталось даже для обсеменения одной десятины». Зато к 6 января 1921 года задание Наркомпрода по хлебофуражу было выполнено на 102 процента.
И вот тогда деревня взялась за оружие.
Из хлебопашцев – в воины
Повстанцы, которые первое время действовали стихийно, быстро осознали необходимость единого командования. Уже через месяц после начала боевых действий была образована Ишимская народная армия, в состав которой входило две дивизии. Весь повстанческий фронт делился на Восточную, Ишимскую и Петропавловскую группы. Первую возглавлял командир Никон Васильевич Горбачев, двадцатисемилетний хлебопашец из деревни Гагарьевская, а вторую Григорий Атаманов, родом из деревни Смирное, двадцати трех лет. Петропавловской группой командовал некто Морев.
Одним из крупнейших отрядов, входивших в Ишимскую дивизию, руководил «генерал» Петр Семенович Шевченко. У него в подчинении находилось около тысячи крестьян, вооруженных, по свидетельствам очевидцев, пиками, палками и холодным оружием.
Первое упоминание о Петре Шевченке было обнаружено в документе, чудом сохранившемся в ишимском архиве. Речь в нем шла о захвате отряда и гибели командира. А потом оказалось, что живы люди, знавшие и помнившие Шевченко. Так мало-помалу вырисовывался образ человека, которого при жизни одни называли генералом, другие – бандиты и чье имя после смерти было предано забвению. Петру Семеновичу в то время было около сорока лет. Был он высок, сухощав, подтянут, - явно прошел фронты и Первой мировой, и Гражданской войн. Косвенно это подтверждается и тем, что Шевченко всегда носил военную форму.
В сводке разведуправления Сибири от 20.07.21 года сообщалось: «Главным руководителем бандитов в Ишимском районе является Шевченко, именующий себя командиром повстанческого полка Народной Армии».
О военном таланте Шевченко говорит тот факт, что его отряд действовал с февраля по август 1921 года, хотя восстание в основном было подавлено уже в апреле. В сводке разведуправления Сибири от 20 июня читаем: «Указанная банда численность до 300 человек при двух пулеметах производила мобилизацию в районе с. Аромашево, где, пополнив, начала удачные бои. Захватив у наших частей… некоторое количество боеприпасов, банда теперь уже в составе до 600 человек конных и пеших при пяти пулеметах двинулась на юг… Факт длительного пребывания банды Шевченко в районе Аромашево свидетельствует о благожелательном отношении к бандитам местного населения».
Отряд Петра Шевченко с полным основанием можно было назвать хорошо организованным партизанским соединением. Каждый раз, когда повстанцы оказывались под угрозой окружения, они мгновенно рассеивались: «Подвижность банды была превосходной благодаря населению, которое всеми силами оказывало всевозможные содействия», - сообщали командиры Красной Армии, чьи силы были брошены на подавление восстания.
Однако трагическая развязка была предопределена. 20 августа повстанческий полк начал наступление на село Кротово, однако вновь оказался под угрозой окружения эскадроном кавалерийского полка и кавалерийской комчастью. Отряд, как это было не раз, растворился в лесах. Часть его во главе с командиром Петром Шевченко, раненным в ногу в бою за родную деревню Большой Кусеряк, укрылась среди болот на острове. Место было потаенным: непроходимые заросли карликовых берез и осин, мелкий кустарник, камыш да кочки…
История одного предательства
В июне 2005 года, в преддверие 85-летия с начала крестьянского восстания журнал «Стольный град – Тюмень» совместно с Ишимским краеведческим музеем провели экспедицию «по местам боевой славы», - там, где разворачивалась драма тюменского крестьянства. Собираясь в поездку, мы преследовали две цели. Во-первых, найти людей, которые знали о событиях тех далеких лет хотя бы по рассказам родителей, стариков, и пополнить имеющиеся архивные данные свидетельствами очевидцев. А во-вторых, пробраться на остров, на котором, судя по донесениям красных командиров, был разбит отряд Шевченко, и попытаться найти на нем хоть какие-то следы того последнего боя. Повстанческий отряд, как нам стало известно, погиб в результате предательства. Исследователю крестьянского восстания омскому историку В. Шишкину удалось найти уникальный документ – донесение командира красноармейцев Бучинского. А писал он в этом донесении следующее.
Во время поисков отряда Шевченко на одной из дорог, ведущих из леса, встретили красноармейцы цыгана. Что цыгану делать в болотах? Ясно, шел от повстанцев. Схватили его и устроили допрос с пристрастием. Долго молчал цыган, только отнекивался, мол, не знаю ничего. И тогда пошел Бучинский на хитрость: провел пленника перед строем лошадей и посулил: скажешь, где Шевченко – возьмешь любого коня, какой понравится. И дрогнуло сердце у сына вольного племени. Сверкнул он черным глазом и согласился.
Утром 25 августа красноармейцы окружили остров с трех сторон. Повстанцы не ожидали предательства – кто мог найти их в этих глухих болотах? Одни еще спали, другие были заняты обычными утренними хлопотами. А кто-то и веселился нападавшие слышали, как играла гармошка. Они настолько были уверенны в своей безопасности, что не выставили даже дальние посты, только ближние. Да и те не слишком опасались нападения.
«Бандиты расположились в оборону под телегами и на телегах, в упор встретили наши части ружейным и пулеметным огнем, - говорится в донесении о выполнении задания по уничтожению отряда повстанцев, - бандиты… были все зарублены, никому не было пощады».
Здесь командир красноармейцев лукавит. Если учесть, что, судя по его же донесению, со стороны красных потерь не было, убиты и ранены лишь несколько лошадей, то повстанцев, скорее всего, захватили врасплох, и открыть огонь успели лишь те, кто не спал и успел схватить оружие – огонь беспорядочный, неприцельный. Нападавшие тоже почти не стреляли – рубили: «Рубилось все, что попадало под руку…»
На острове погибли сто одиннадцать человек. Большую часть можно было захватить живыми, но, видимо, была такая установка – пленных не брать. Уцелели лишь две женщины. Одна из них – девятнадцатилетняя Елизавета Шевченко, сестра Петра Семеновича.
Свидетельства об обстоятельствах смерти самого «генерала» Шевченко расходятся. Одни говорят, что его зарубили. Другие – что он застрелился, когда красноармейцы окружили остров. Вторая версия, думается, заслуживает большего доверия. Советской власти было выгоднее взять Шевченко живым, устроить над ним суд – показательный, с вынесением жестокого приговора, чтобы впредь никому не повадно было. Недаром же тело привезли в Большой Кусеряк, чтобы люди убедились: легендарный «генерал» мертв.
Но даже после смерти Шевченко был страшен для своих врагов. Пугала сама мысль, что, будучи похороненным по-людски, в родной деревне, он может стать символом народного гнева, а могила его – местом поклонения. В день похорон в деревне появились люди в кожаных куртках. Они хотели увезти с собой тело непокорного «генерала», разрубить его на куски, разбросать в степи на съедение волкам.
Женщины, только и оставшиеся в деревне, не отдали тело бунтаря на поругание. Петр Шевченко был похоронен на кладбище деревни Малый Кусеряк. Могила его пока не найдена. Но вот, что интересно. Одна из внучек Шевченко рассказала, что как-то раз, придя с матерью на могилу деда, увидела на ней… пирамидку со звездой. Кто и зачем «призвездил» командира повстанцев? Что это – месть или попытка спасти могилу от уничтожения? Родные так и не нашли ответа на этот вопрос.
Митька-бегунец
На самом деле ее звали Лиза – Елизавета Шевченко, сестра мужицкого генерала. Женщин в отрядах у повстанцев было немного, и все-таки они были: сестры милосердия – кто-то же должен был ухаживать за ранеными, оставлять их в деревнях было опасно, обозницы – поварихи, прачки, подводчицы…
Лиза в отряд попала не от хорошей жизни. Красноармейцы, появляясь в деревнях, не щадили семьи повстанцев, так при приближении карательных отрядов женщины хватали детей и убегали в ближайшие леса. Сохранилась легенда, что жена Шевченко, спасаясь от преследования красных, завернула в овчину новорожденного сына Васю, схватила за руку старшую Капитолину и бросилась в лес. По дороге Василий выскользнул из шкуры… Так и бы замерз малец в сугробе, если бы мать вовремя не заметила и не вернулась за ним.
В архивах нашлось письмо Шевченко, обращенное к красноармейцам. Он предлагал заключить своеобразный джентельменский, если так можно выразиться, договор: повстанцы не будут трогать семьи коммунаров при условии, если красные, в свою очередь, не будут преследовать семьи участников мятежа. «Вам уже известно, что попавшие ваши товарищи к нам в плен не уничтожаются, - писал в своем воззвании Петр Семенович, - и мы только обезоруживаем и отпускаем. Но вы делаете не так. Вы каждого попавшего партизана, да и не только партизана, а простого человека, сказавшего хотя бы одно слово против вас, рубите шашками. Стыд. Позор, товарищи, так поступать. Пора опомниться, пора прекратить грабежи, расстрелы, довольно… Вам все мало. Вам все нужно отбирать у крестьянина, последние крохи хлеба и все то, что он добыл себе потом и кровью…»
Так Лиза Шевченко оказалась в отряде – под именем Дмитрий Трусков (этим именем назвал ее брат) или Митька-бегунец.
Оставшись в живых, Лиза отсидела в подвалах ЧК целый год. Во время допросов утверждала одно: в отряде брата она была подводчицей, в боях не участвовала и вообще ушла с повстанцами только потому, что оставаться в деревне было страшно. Через год ее выпустили, и на несколько десятилетий Елизавета исчезла из жизни односельчан. Но с семьей погибшего брата связь поддерживала. Так стало известно, что уехала она далеко от родных краев – на Дальний Восток, в Хабаровск, вышла замуж, сменила фамилию – стала Лизой Чайкиной. Родила сына.
В семидесятые годы, будучи уже пожилой женщиной, Елизавета Семеновна появилась в Больших Кусеряках.
- Она была высокая, статная, - вспоминает внучка Петра Шевченко Надежда Тихоновна, - и очень строгая.
И вот тут-то стали открываться интересные подробности из жизни Митьки-бегунца. Оказывается, девятнадцатилетняя Лиза, - «дерзкая» девица, как говорят о ней старики, не только носила мужскую одежду – кожаную куртку и красные шаровары, она прекрасно ездила верхом на белом коне: генеральша! – говорили про нее односельчане, и лихо владела казацкой плетью – могла при надобности и захлестать. Было у нее и настоящее оружие – сабля и наган. И, как выясняется, в дивизии брата была Лиза бойцом, а может и командиром одного из небольших отрядов. Много, надо думать, коммунарских голов порубила! Иначе с чего бы жителям соседней с Кусеряками Новоберезовки спустя полвека на нее зуб точить? А точили… Узнав об этом, Елизавета Семеновна не стала ждать, пока новоберезовцы ей счет предъявят – собралась и уехала обратно в Хабаровск. Там она и умерла. Умер, как сейчас выясняется, и ее сын, которому наверняка она могла хоть что-то рассказать о своей бурной боевой молодости.
Бандитские острова
Следы последнего сражения на острове, где погиб Шевченко, хотела найти Надежда Леонидовна Проскурякова, старший научный сотрудник Ишимского краеведческого музея. Причем гильзы от патронов ее не устраивали. Она мечтала отыскать… пулемет, хотя, судя по донесениям командира отряда красноармейцев Пищика, их и без того было захвачено пять штук, а также множество винтовок и десять тысяч (!) патронов.
С островами вышла заморочка. Дело в том, что Аромашевский район богат болтами и раскиданными среди них островами. А названия у них какие-то неустойчивые, путанные. В том смысле, что жители разных деревень одни и те же острова именуют по-своему, а на карте может оказаться совсем иное название. Поди, разберись!
Вот и остров, на котором погиб Шевченко, в разных источниках называли по-разному: Плита, Подплиток, Притышный, Притынный… И непонятно было, одно и то же это место или командиры путались в своих донесениях. Кроме того, уже перед самой поездкой нам стало известно, что в Аромашевском районе есть остров, который местные жители до сих пор называют именем Шевченко… И опять встал вопрос: тот ли это остров, на котором погиб легендарный «генерал», или какой-то другой?
Тем не менее, первоначально мы предполагали взять направление на остров Плита. Расположен он примерно в пятидесяти километрах к северу от поселка Новоберезовка, практически на стыке с Вагайским районом. А если половину пути – по лесным поселкам, а потом столько же по болоту?
В Новоберезовке нас ждал сюрприз в лице старейшего местного жителя, охотника Степана Ефимовича Вилюка. Во-первых, Степан Ефимович хотя и родился в 1928 году и, следовательно, никак не мог быть свидетелем событий 21-го года, оказался хорошо осведомлен о них. Настолько, что подробно рассказал, какие отряды красноармейцев и с какой стороны окружали повстанцев, кто из красных командиров первым ворвался на остров, где и как был ранен Шевченко, и как везли его хоронить в родной Кусеряк: тело везли на подводе, и те, кто посмелее, подходили и смотрели на мертвого «генерала».
Если учесть, что архивные документы, подтверждающие эти слова, Степану Ефимовичу не могли быть известны, то остается только удивляться его осведомленности и памяти. Интересно, что отец нашего собеседника – Ефим Вилюк – был первым председателем колхоза в Новоберезовске, его именем дажа названа сельская улица. Лояльность к Советской власти не мешала ему, однако, в двадцатом прятать хлеб от продразведки.
Главное наше открытие состояло в том, что Степан, исходивший вдоль и поперек местные леса и болота, с точностью до сантиметра показал на карте, где находится остров Шевченко: на северо-восток, в двадцати восьми километрах от Новоберезовки. И погиб отряд повстанцев именно здесь.
Рядом расположены еще два острова, которые в народе до сих пор называют Бандитскими. Я говорю – в народе, потому что на карте, которую мы показали охотнику, никаких названий нет. Вот поэтому, наверное, и путались в своих донесениях красные командиры.
Мечта Надежды Леонидовны найти пулемет оказалась невыполнимой. Дело в том, что в советские времена леспромхозы на этих островах пилили лес. Так что если там что-то и было, то давно уже найдено. А вот отыскать могилы повстанцев – вполне реально. Тех, кто погиб на болотах 25 августа 1921 года, закопали на месте. И захоронения эти, судя по всему, сохранились. Во всяком случае, Степан Ефимович говорит, что проезжая по границе острова на лошади, видел три длинных, явно искусственных холмика, похожих на осевшие могилы. Лучше бы он этого не говорил. Теперь Проскурякова сама костьми ляжет, но на остров Шевченко попадет. Тем более, что глава администрации Аромашевского района Петр Иванович Николаец обещал помочь с транспортом – из двадцати восьми километров добрую половину нужно преодолевать по болоту.
Из давнего беспамятства глухого
Да не обидятся на меня жители сел, которые нам пришлось проехать, но большего беспамятства я в своей жизни еще не видела. И это в деревне! Где всех родственников всегда знали до седьмого колена! Где всегда было известно, кто у кого ночевал и кто у кого накануне самогонку пил!
Разыскав родственников легендарного генерала Шевченко, мы рассчитывали узнать какие-то подробности из его жизни. Где там! Впервые Надежда Проскурякова побывала в деревне Кротово у внучки Петра Семеновича еще несколько лет назад. Чуть-чуть не застав в живых его дочь Капитолину. Тогда Нина Тихоновна даже разговаривать с музейщиками отказалась. В нынешний приезд она была более приветлива. Но – увы! – не смогла сообщить нам ничего нового. Более того, она вообще ничего не знала про своего деда, кроме того, что он был бандитом и воевал с красными.
«Знать бы, что понадобится, - только и вздыхала Нина Тихоновна, - так спрашивали бы, запоминали. Мама-то, пока жива была, много рассказывала, да мы не слушали, не интересно было!»
Точно также наши вопросы повергли в состояние растерянности и ее сестру – Надежду Тихоновну. А ведь несколько лет перед смертью Капитолина Петровна Шеповалова, в девичестве Шевченко, прожила именно в доме у Надежды и, по ее собственным словам, часто вспоминала об отце и плакала.
Мама, думается, рассказывать начала только тогда, когда безопасно об этом стало вспоминать. А, точнее, незадолго до смерти. Раньше, в советские времена, вряд ли часто вспоминала о том, кем был ее отец. Но почему дочери не слушали?! В семьях у сестер не сохранилось ни одной фотографии, ни одной вещи, принадлежавшей матери! Нет, вру. Удалось разыскать старую прялку, которой много лет пользовались мать и бабушка сестер, и даже получить ее в дар для музея. Поразительно и то, что и Нина Тихоновна, и Надежда Тихоновна не могли даже вспомнить, как звали их бабушку, жену Петра Семеновича Шевченко! Если Надежда родилась уже после смерти бабки, то ее незнание еще можно понять, но Нина Тихоновна старше сестры на десять лет! Она жила с бабушкой в одном домишке! И забыла, как ее звали… Уму непостижимо!
После долгих расспросов жителей села Большие Кусеряки нам все-таки удалось выяснить, что жену командира повстанцев предположительно звали Устинья. Она прожила нелегкую жизнь. В 21-м, потеряв мужа, осталась с двумя детьми и клеймом бандитской жены. В середине тридцатых был арестован «за вредительство» младший сын – Василий. Осудили на пять лет лагерей. Ему не было и шестнадцати. Он так и сгинул где-то в лагерях. А может, отсидев, не стал возвращаться в родную деревню, туда, где ему никогда бы не простили родство с повстанческим «генералом». Может, погиб на войне. А может, умер в чужом краю, так и не дав матери весточки о себе. Жена Шевченко умерла году в пятьдесят девятом, дожив до глубокой старости.
Дочь Капитолина родила шестерых детей – трех сыновей и трех дочерей, тех самых, что забыли имена своих деда и бабки. Они так и жили большой семьей в маленьком домишке, больше напоминавшем сараюшку, на окраине деревни, пока домик не снесли, а дети не разъехались кто куда.
Вместо послесловия
Остатки первого повстанческого полка Народной армии были уничтожены в декабре 1921 года. Всего во время восстания погибло, по приблизительным данным, около ста тысяч человек – восставших крестьян, а также коммунаров, коммунистов и других сторонников Советской власти. Соотношение убитых повстанцев с павшими красноармейцами составляло пятнадцать к одному.
В 2001 году к 80-летию крестьянского восстания в Ишиме был установлен памятник знак «Землякам – жертвам трагических событий 21-го года». Это памятник всем – и повстанцам, и коммунарам. Она равны перед историей.
Ольга ОЖГИБЕСОВА
«Уральский следопыт», № 10, 2006 г.
