Книги >

В.П. БИРЮКОВ

УРАЛ В ЕГО ЖИВОМ СЛОВЕ

В НАЧАЛО КНИГИ

МЕТАЛЛУРГИ

Беспросветно тяжёлыми были жизнь и труд рабочих уральских заводов до Великой Октябрьской революции. И не случайно, ужасающие условия работы и грубость заводского начальства и мастеров породили ряд песен, сказок и сказов, в которых эта обстановка сравнивается с адом, однако преимущество признаётся за последним, где всё же лучше, чем на заводе.

Чуть не до последней четверти девятнадцатого столетия уральская металлургия держалась на древесном топливе. А его требовалось несметное количество. Вокруг каждого завода была расположена своя лесная дача, где производились лесозаготовки: то крепёжного леса для шахт, то «паленьговых» дров — для пудлинговых печей, то выжиг древесного угля для домны и т. д. Место, где производились лесозаготовки и выжиг угля, называлось куренём.

Понедельник — лёгкий день:
Кто на рудник, кто в курень...

Этими словами начинался ряд песен и частушек. О «курене проклятом» то и дело мы слышим в старых рабочих песнях. Это значит, что работа там была одной из очень тяжёлых.

* * *

Ай, да вы, заводы,
Вы, мои заводы, раскирпичные,
Ай, да мы, работящий народ,
Люди горемычные!
Люди горемычные,
Без грошей живём,
До ноченьки работаем,
С горя водочку пьём.
Ну, а кто же вас, заводы,
Заводил, ай да заводил?
Кто же вас, работнички,
В заводы привозил?
Ай, да заводы
Заводил хозяин,
Ай, да работничков
Привезла нужда горькая.

Извлечено из газеты «Челябинский рабочий» за 5 августа 1936 года, по записи И. А. Сарайкина.

* * *

Прояснился небосвод,

Ожила природа,

В управленье перевод

Жду уже полгода.

Дни настали хороши,

Разгуляться можно.

По талонам торгаши

С нас дерут безбожно.

Записано 19 ноября 1950 года в гор. Нижняя Салда, Свердловской области со слов учительницы школы № 1 Надежды Петровны Милютиной, 56 лет.

По словам сказительницы, это лишь отрывок большого стихотворения, ходившего в Нижней Салде в 1908 году в связи с кризисом в уральской горнозаводской промышленности; в ожидании денег на выдачу заработной платы рабочие и служащие завода принуждены были покупать у местных торговцев товары по особым талонам, а потом выплачивать втридорога.

ОБУШНИКИ

Издавна верхнейвинских жителей зовут обушниками. А это неспроста — так взяли да и назвали.

Было это, когда людей в крепости держали. На заводе тогда управителем был Зотов, — ох, и сволочь же был! На свете другой такой не сыскать! Бывало, ночь на дворе, а он гонит людей на работу. Ноги в могиле висят, а иди на завод; сдох — туда и дорога, ему не жалко.

Бил заводских Зотов кишкой, набитой песком, таскал за волосы. Ни с чем не считался, хоть пропадай пропадом в кричне, из кожи вылезь. Люди говорили, что у него заместо сердца кусок чугуна был.

Видит это он, что рабочий мертвяком идёт, еле ноги волочит, набросится да давай хлестать кишкой — до смерти захлещет. На Зотова некуда было и пожаловаться, начальства он над собой не чувствовал, а всё потому, что у него то ли брат, то ли родич какой был управляющим Верх-Исетского округа, так что Зотов на заводе был сам царь, сам бог.

Если каждый день понужать да за волосы таскать, то уж добра не жди, как говорится: какой свет — такая и тень; востра коса, когда трава чиста; а если там камень попадись, то уже обязательно тупой станет.

На заводе робил в кричне парняга один, Пузанов; хоть давно всё случилось, а люди и теперь помнят его. Был работяга большой. Зотову ни разу не откололось постегать его, а всегда волком косил на него глаз. Видно, уж по духу чуял неладное.

Раз Пузанов пришёл это на завод. Вечер уж был. И порешил Пузанов убить Зотова. Видно, сердце больше не стерпело. Сел с топором за дверью склада, ждёт-поджидает, когда светать начнёт, — Зотов приходил в завод с солнцем.

Идёт это он, как всегда, со своей проклятой кишкой, тут его у склада и встретил Пузанов с топором... Видно, всё наперёд обдумано было. И ударил Зотова обухом топора прямо по черепу.

Сильный был парень, ударил крепко, — тот упал. Наклонился Пузанов, видит, что больше Зотову не подняться... Люди, известно, сбежались, а Пузанов и говорит:

— Ну, теперь вяжите меня, я его, сволочь, угробил; что он искал, то и нашёл...

Вот с тех пор нас, верхнейвинских, и зовут обушниками.

Записано П. И. Алексеевым в гор. Верх-Нейвинске, Свердловской области, от Н. И. Сарафанова, 62 лет, кузнеца.

Подобные случаи были не единичными на старых заводах Урала. Сравнить хотя бы помещаемый ниже сказ «Расчёт» о случае на Златоустовском заводе.

РАСЧЕТ

Дедушка мне рассказывал. Это было во времена крепостного права. В Златоусте в это время был горным начальником генерал Протасов. Он был очень злой человек. Если проходит по заводу, то непременно кого-нибудь изобьёт своей палкой.

И такие ещё порядки были заведены, что в его дом по очереди каждый день должны были ходить жены рабочих и мастеров мыть полы.

Подходит очередь идти моей бабушке. Дедушка говорит:

- Не ходи мать, — без тебя обойдётся! Соседи говорили:

- Влетит, влетит тебе, Анна!

И вот очередь бабушке подошла. Она говорит своему старшему сыну:

- Петька, сядь к окну с Лёшкой,—так младшего сына звали, — и карауль: как подъедет на лошади дяденька, спросит меня, ты скажи ему, что мамки дома нет.

Подъехал щегерь и кричит:

- Эй, Шилиха, твоя сегодня очередь мыть полы у барина!

А Петька отвечает ему:

- Нету дома мамки...

Щегерь соскочил с лошади, зашел в избу, закричал:

- Шилиха, вылезай из голбца!

Ну, делать было нечего. Вылезла.

- Сейчас же к барину!

И отвёл её к барину:

- Вот она спряталась, ваше превосходительство, не хотела мыть полы, а очередь её.

Барин приказал щегерю:

- Отведи её на задний двор!

А там уж знали, зачем. Положили её на скамью вниз лицом, намочили водой становину и дали ей двадцать пять розог. И опять отвели к барину.

- Ну, что, будешь ещё прятаться? Не хотела один день мыть, теперь ходи неделю.

И она ходила неделю и мыла полы.

Рабочие стали говорить моему дедушке:

- А ты что его не убил?

А дедушка только сказал:

- Его всё равно убьют.

И верно: его один кузнец, — Иваном его звали, — клещами убил. А было это вот как.

Заявился как-то начальник в кузнечный цех. А как он туда ни придёт, обязательно каждый раз отдубасит своей палкой этого кузнеца Ивана.

Вот, значит, наковалена дала знать: идёт начальник...

- Ну, держись, Иван! —сказали рабочие.

- Нет, братцы, сегодня я рассчитаюсь и за себя и за вас за всех.. Только не оставьте мою семью.

Сказал этак и сам стал к горну.

Вот входит начальник. А мой дедушка сзади идёт.

Дошёл начальник до Ивана и остановился. Что-то сказал.. Не дождался ответа и ударил Ивана палкой по спине.

Иван выхватил из горна клещи и со всего размаху ударил Протасова по виску. И убил наповал.

Ивана арестовали, и больше никто его не видал. Рабочие тайком помогали семье Ивана и часто вспоминали его.

Записано 4 декабря 1939 года в гор. Злато­усте от бывшего заводского рабочего, искалечен­ного во время «Златоустовской бойни» (март 1903 года), 67-летнего Евгения Петровича Ши­лова; он слышал это от своего деда, бывшего заводского мастера.

ЦАПЛЯ

На Сысертском на заводе
Цапля — ставилось клеймо:
Ноги тонки, нос толстенный.
Нам не все ли то равно.
Пущай ходит по болоту,
Да лягушечек глотат.
Только наша, братцы, цапля
Молодых ребят глохтит.
Как двенадцать лет мальчишке,
Он колодочки надел.
В синю пестрядь обрядился,
На шуровочку поспел.
Паленьговска плаха — охнешь,
А получечка легка.
Поту выпустишь полпуда,
Не получишь ни черта.
Этак года два проробил,
На урода стал похож.
Ясны глазки призатухли,
А работай, хошь не хошь.
Горько, горько нам, ребята,
Под железной цаплей жить.
И большим немного ходу,
Не умеют её сбыть.
Погоди, проклята птичка,
Подшибём тебе пакли,
Нос на сторону своротим,
Расколотим все мозги.
Ты, подгорна, ты, подгорна,
Кистени тяжёлые.
Научи избыть подлюгу,
Мы к тому готовые.
Мы пройдём Сысерть до краю,
Вплоть до царского столба.
Попетану стёкла вставим,
Немогутку за бока.

Слышано П. П. Бажовым в детстве в Сысертском заводе. Видимо, по мотивам этой песни им написан сказ «Не та цапля».

Паленьговска плаха — метровое полено для пудлинговых печей, Пакли — лапы. Царский столб — памятник Александру П. Попетан — заводский надзиратель. Немогутка — прозвище управителя завода в Сысерти.

* * *

Как вечернею порою
У заводский ворот
Собирался весь народ,
Как на славный хоровод.
Ой, нет да, нет, ой ли, нет да!
Собирался весь народ.
Видит, мастер наш идет,
С собой барина ведет.
Ой ли да, ой ли да, да!
«Расходитесь-ко, ребята,
По казармам, по домам,
Всё равно рубля не дам!
Не пойдёте по домам,
По казармам по углам,
Я приказ тогда отдам.
Ой, отдам ли, я отдам!
Накладут вам по шеям».

Записал Ю. А. Самарин в гор. Алапаевске летом 1931 года от рабочего Ефрема Григорьевича Зяблина, 41 года. Песню эту пели рабочие в конце 1890 года (по книге Ю. М. Соколова «Русский фольклор», М., 1932, вып. IV, стр. 85).

КУЗНЕЦ И ЧОРТ

Как начнёт кузнец робить в кричне, наломает себе бока за четырнадцать часов, постоит у огня да вымажется весь в чёрную сажу, прямо на чорта похож станет.

Ну, а потом куда кузнецу деваться, куда пойдёшь, кроме как в кабак. А кто не пил? — тогда каждый пил.

Придёт кузнец в кабак, напьётся в долг пьяным да начнёт буянить. Тут его кабатчик за шиворот да на улицу:

— Иди, грязный чорт! — а сам лишнюю полтину в книжку запишет.

Кузнец пойдёт домой. Наболеет у него на сердце, и почём зря кроет он приказчиков, хозяина, кабак, всех чертей, ну, одним (словом, всех, кто тянет кровь из жил.

Много «побасок» про эту жизнь сложено. Говорить-то их нельзя было: неровён час, услышит гад какой и до приказчика доведёт. Вот тут-то и разбирайся!

Одну как будто припоминаю, может, только слово какое забыл.

Вот раз вытолкнули кузнеца из кабака:

— Иди, чертяка страхалютный!..

Пошёл кузнец по улице, идёт и думает себе: «Хоть я не чорт, а со всем удовольствием согласен быть чортом и в аду жить. А вот пусть чорт на моём месте поживёт, узнает, как мы-то живём».

А чорт, — известно, чорт. О нём скажешь, а он тут как тут. Услыхал, как кузнец чертыхается, думает: «Постой, друг, ты, видать, не знаешь моего житья, вот я поведу тебя в ад, бу­дешь помнить».

Подходит чорт к кузнецу и говорит:

- Здорово, кузнец, я давно хотел тебя видеть.

- А ты кто такой? — спрашивает кузнец.

Чорт покрутил хвостиком, подмигнул глазком и говорит:

— Не узнаёшь, что ли? Ты ж со мной меняться хотел. Вот я сам чорт и есть.

Кузнецу что: чорт так чорт! Не любил кузнец словами долго распускаться и говорит:

— Давай меняться: я к тебе пойду, в ад то есть, а ты ко мне, в кричню. У тебя лучше.

Чорт говорит:

— Ты в аду не бывал, смерти не видал, потому так и говоришь.

Одно слово: чорт —своё и кузнец — своё.

Тут чорт за попереченство осерчал на кузнеца и поволок его в ад: показать мучеников да грешников, которые в котлах смоляных варятся.

Пришли в ад. Чорт повёл кузнеца по геенне огненной, показывает ему всё, а сам думает, что кузнец устрашится и назад вернётся. А кузнец идёт, ему хоть бы что, как дома себя чувствует. «Кому — ад, мне — рай», — говорит.

Ходили, ходили, чорт и опрашивает кузнеца:

— Ну, как: страшно? Видишь грешников, как они живут — в котлах смоляных кипят...

Тут кузнец осерчал да и говорит чорту:

— Иди ты к своей матери, к чортовой, — значит, — не морочь мне голову. Пойдём, я тебе покажу ад! Дело верное, а то время тратим без толку.

Потащил чорта кузнец в кричню. Вот приходят. Идут по кричне, а в ней ночь черна от пыли да от сажи: сто горнов горят, четыреста молотов стучат.

Кузнец идёт впереди, а чорт позади. Тут начали сажать крицу и мастеру на лопате подавать. Искры посыпались из глаз, чорт уж и дышать не может.

Тут и случись беда: кузнеца увидал хозяин и закричал:

- Ты что, чорт, расхаживаешь без дела, морду побью!

А чорт испугался, спрашивает кузнеца:

- Что он тут делает? А?

— Морды всем бить хочет и тебе побьёт, — сказал кузнец, а сам хотел глянуть на чорта. Только это покосил через плечо глаза, чорт уже повернулся уходить.

Тут кузнец говорит чорту:

- Куда ты, чорт? Это ещё не всё: ты хоть погляди, как хозяин с нами расправляться будет. Научись, — говорит, — с грешниками в аду обращаться.

- Нет, — отвечает чорт. Крутнул хвостиком, и только его и видели.

Записано П. И. Алексеевым в 1936 году в гор. Берёзовске от рабочих Гаврилы Ивановича Берестнева, 61 года, и Петра Кожурина, 52 лет. Оба слышали сказку в Невьянске. Сказители передали, что будто бы при допросах арестованных рабочих им часто ставилось в вину рассказыванье в казармах этой сказки.

МОЛОТОБОЕЦ И ЧОРТ

В Билимбае на заводе робил тот человек, о ком буду речь вести. Посмотреть на него — немудрящий такой, а самолучший мастер был. Где только он не побывал: и около домны робил, и в кричне у молота стоял. Лучше его никто крицу не ухватит. И чудное дело — огневик был, а на лице у него пятнышка ни одного не было. Не иначе, с чортом знался. Так люди говорили.

Потом ушёл с завода, отпустили его. А человек он был в соку, неизробленный, и отпустили. Опять нечисто дело. И что бы вы думали! Золотишком занялся, местечко богатимое на­шел, а где, не сказывал. Вернулся, опять на работу пошёл. Домишко себе выстроил — хороший, в два верха. С женой жил ладно, хорошо жил. Сын у него был, кузнецом на заводе робил. Здоровый такой, весёлый. В драках первый человек. Отца рабочие не любили, а за сына стояли: когда надо, и от начальства укроют. Сын полштофку или косушечку выпить не­прочь, а отец — ни-ни, и в кабак не ходил. А чтобы когда чорта помянуть — это боже упаси! Чудной такой. Ему кто скажет: «Иди к чортовой матери», а он: «Рад бы пойти, да не примает она меня. Это женщина благородная».

Дело уже к старости стало. Определили старика к водосливному молоту. Стали люди примечать... В праздник закроет колесо, а молот сам ходит. Известно, «он» за него робил. Оно так и вышло.

Старик в новом доме, который на золотишко выстроил, чертяку на стене намалевал, как есть настоящий: рожки ма­ленькие и копытца на ногах, хвостик... всё, как полагается. И каждый раз, как идти тому мастеру на работу, соберёт он струмент весь и не забудет—к чорту подойдёт, который на стене намалёван, поклонится, да молотом помашет. Так шло и шло.

Только жил старик и ослаб вовсе; зовёт сына и говорит ему:

— Видно, умирать мне времячко пришло. Так вот, сын мой любезный, много я тебе сказать — не скажу, одно только прошу. Как умру я, не забывай чорта-батюшку: перед тем как на работу идти, поклонись и молотом перед ним помахай. Без этого тебе в жизни никакой удачи не будет.

Сын видит, старик уж отходить стал. Хотел уважить старика, пообещал ему не забывать чорта. Старик с тем и помер.

С той поры как идёт сын мастера-то на работу, возьмёт струмент, пройдёт мимо чертяки и молотом — раз его по роже. Так местечко-то на стенке и отбивалось раз за разом. Одним днём треснул он чертяку на стенке молотом, стена в том месте и провалилась — на месте патрета-то, из дыры чорт-то и вышел.

— Так и так, — говорит, — за что ты меня мукой мучаешь? Уважения не оказываешь? Я тебе за это удачи не дам. Будешь ты век горевать...

А мастер смеётся над чортом:

— Ничего ты, — говорит, — не можешь. Враки всё это. Чорт ему своё, он — своё. Так и поспорили.

— Чем спорить, — говорит мастер,— сделай то, чего я сделать не умею, тогда поверю. Видишь, вон старуха с бадожком ковыляет; сделай так, чтобы она как молоденькая побежала.

Чорт сейчас готов. Давай траву собирать, варево варить, старуху поить и так дале...

Старуха выпила да руками как схлопает, бадожок в сторонку швырнула и побежала. Чорт радуется:

— Ну, что: веришь теперь, что я всё могу?

Мастер головой покачал:

— Это она от варева твоего побегла. И я такое сотворить могу. Напою тебя, и ты побежишь. А ты вот сделай так, чтобы наш кабатчик ко мне кланяться пришёл да кусок хлеба просить стал.

Чорт не дослушал и побежал. Утречком, только вышел мастер на улицу, а ему говорят, что кабатчик совсем занищал:

— Всё как есть у него пропало добро-то. Обчистили хозяина. У него в кабаке драка завелась, мура такая заварилась, что не приведи господь! Пока он туды-сюды бегал да начальство созывал, его так почистили, что только стены голые остались. Всё унесли. А кто сделал, неведомо, не дознались.

Рассмеялся мастер и, говорит чорту:

— Ты мне голову не дури. Драться и я мастер не последний, а обчистить такую подлюку много охотников. Такое чудо и я сделать могу, и без тебя, чертяки. Вот ты нашего хозяина, заводчика, значит, билимбаевского, человеком сделай. Вот тогда поверю.

Поскучнел чорт, заскулил, побежал. Долго это возле хозяйского, дома крутился, все чертячьи фокусы пробовал, — не вышло. Вернулся к мастеру, хвостик опустил.

— Нет, — говорит, — что хочешь сделаю, а хозяина вашего человеком сделать не могу.

Этот сказ получен по почте 14 июня 1936 го­да в Свердловское издательство с припиской: «Прочитал в «Уральском рабочем» о сказке про кузнеца и чорта и присылаю другую сказку тоже про чорта, которую слышал от своего деда. Я. И. Журавлёв, бывший рабочий Надеждинского завода, а теперь пенсионер».

ЧОРТ И КУЗНЕЦ

Чорт много раз видал, как рабочие идут на завод и на чём свет ругают свою заводскую работу.

— У нас в заводе нисколько не лучше, чем у чертей в аду...

Чорт всё не верил, что заводская работа не лучше чертячей. Наконец, решил сам проверить. Как-то пришёл к старшему заводскому кузнецу и давай у него проситься, чтобы принял на завод.

- Куда тебе, чорту, на завод!

- Всё сделаю, только окажи милость, пусти поработать, — начал упрашивать кузнеца чорт. А кузнец всё не соглашается. Наконец, сжалился над чортом, принял его на работу и срок назначил.

Сначала давал ему такой урок, чтобы чорт смог выполнить, к делу бы приобык. Смотрит кузнец, чорт по отдельности всякую работу выполняет. И чорт радуется, что ничего особенного в заводской работе нет,— он всё может выполнить.

Вот приходит срок работе чорта, а кузнец «настоящую» работу ему ещё и не показал.

В последний день кузнец и говорит чорту:

— Ну, теперь ты мне так делай, как наши заводские делают: дуй, бей, сыпь углей, беги за водкой, кузницу мети...

И тут такое ещё загнул...

Как чорт услыхал это, растерялся и не знает, с чего начать. Видит, что ему с такой работой не управиться, да и бежать из завода-то!

Кузнец увидал и закричал:

— Стой! Стой! Куда ты, чорт?

А чорт удирает и про себя бормочет:

— Да что они дурака-то валяют, будто их работа не лучше нашей, — да в тыщу раз хуже...

И с тех пор не стал удивляться, что рабочие так клянут свою работу на заводе.

Записано 27 сентября 1936 года в гор. Белорецке. Башкирской АССР, от заводского бухгалтера Владимира Фёдоровича Полина, под 50 лет.

* * *

Спородила мамонька
Во чистом во полюшке,
Наделила мамонька
Самой худой долюшкой,
Самой худой долюшкой,
Да куренною работушкой.
Провожала меня мать
До куста ракитова.
Не видать мне мамоньку
До поста великого.
«Где ты, дочка, пропадала?»
«В курене работала;
Работала лето, зимушку,
Надсадила спинушку».

Записано 27 июня 1951 года в гор. Сверд­ловске от 77-летней уроженки Михайловского завода, Свердловской области, Клавдии Степановны Копысовой. Песня заучена ею на родине в детстве.

* * *

Пропьём сестру,

Прогуляем брата,

Мы на то надеемся,

Что баушка богата.

То ли женит нас,

То ли денег даст.

Не женила, не дала,

На работу послала.

На каку таку работу?

На куренные дрова.

Записано в гор. Шадринске в 1936 году со слов бывшей учительницы начальной школы Татьяны Анатольевны Бирюковой. Песню она слышала в селе Антоновском, Зайковского района, Свердловской области, а потом слышала её и в гор. Шадринске.

* * *

Кондрат, Кондрат,
Мы к тебе идём.
Мы к тебе идём,
Все рубли несём,
Все копеечки...
От тебя идём,
Как быки орем,
Как коровушки.
Мы домой придем,
Жене бок набьем…
И бока набьем
И по головушке.

Песня составлена в гор. Нижнем Тагиле стариком-рабочим Дмитрием Пылаевым, по прозвищу Черемшанкой, по адресу шинкаря Мартюшева, споившего и обездолившего не одну сотню заводских рабочих до революции («Уральский рабочий», 24 февраля 1935, «Рождение уральского эпоса»).

* * *

Прикатил начальник
В тагильскую пивную.
Эх, и выпил он,
Выпил четвертную.
А потом обходом
Пошёл по заводу.
Эх, и выпить бы
Ещё четвертную!
За лоскут железа
Дадут по закону,
А кто с целым возом,
Того пропускает.
Эх, и выпьет он
Ещё четвертную!

Эта песня получена редакцией «Уральского рабочего», как отклик на статью Е. М. Блиновой об уральском фольклоре от 4 марта 1936 года. Данная песня является сокращённым вариантом сатирической «Песни дозорных», сочинённой крепостным поэтом Василием Кировичем Смольниковым в 1860 году. Вот текст этой «Песни дозорных»:

Ехал наш начальник
На лошадке чалой
В слякоть во такую
В лавочку пивную.
Ехал не в долгуше,
Как велел Карлуша,
Ехал он на дрожках.
Дрожки хоть немножко
Плоховаты были,
Всё ж они служили
Признаком отличья
Для его величья.
Сказал он в конторе:
«Если спросит вскоре
Меня управитель,
«У судьи»,— скажите;
У него же, кстати,
Дело об утрате
Будет, может статься,
Скоро разбираться».
Приехал он в пивную,
Спросил четвертную.
Осушили пиво.
Начал он пытливо
В памяти копаться,
Нет ли, может статься,
Кого из служащих,
Хоть самых лядащих,
Иль из дозорных,
Нет, так из амбарных,
К кому бы было можно
Съездить неотложно
Хоть на именины,
Или на крестины.
Даже и к годинам
Или же к родинам
Можно привязаться,
Только б нализаться.
Подумав немного,
Крикнул он вдруг строго
Кучеру своему.
«Поезжай до дому
Кузнечного уставщика.
Он волею трактирщика
Получил награду,
Так его мне надо
Повидать сегодня».
Просидевши с полдня
В доме том до ночи.
Сделавшись, как мощи,
Наш начальник скоро
Отведён в контору.
Облившись водою,
Взяв фонарь с собою,
Пошёл он обходом
По всему заводу.
Увидал кого-то
Шедшим из завода
С лоскутом железа.
Он его теперь же
Отправил в правленье
Впредь до разрешенья
Дела по закону.
Сам пошёл до дому.
Подходя к воротам,
Встретил с целым возом
Сходного железа.
Увидав, что к возу
Лезет караульный
И кричит он сильно,
Просит накладную
Показать, какую
Возчик тот имеет.
Возчик не робеет,
К начальству подходит
И его отводит
Несколько в сторонку
И ему тихонько
Что-то молвил скоро.
«Пропустить! — без страха
Крикнул наш начальник.
И, отдав фонарик
В руки обходному,
Поехал до дому.
Ура! (три раза) Многая лета! (три раза)

В обнаруженном подлиннике, писанном рукой автора, песня озаглавлена:

«Бесплатное приложение к «Тагильскому вестнику» (Песня дозорных, обходных и караульщиков).

На голос песни: «Залетная пташечка по полю летала». (Посвящается И.Ф.Б.)».

Во всём этом есть ряд мест, достойных внимания. С одной стороны, мы узнаём имя автора, творчество которого потом фольклоризировалось, а с другой,— упоминание о каком-то «Тагильском вестнике». Известно, что в 1861 и 1862 гг. издавался рукописный журнал «Шадринский вестник» (издатель, редактор и автор — выдающийся русский математик И. М. Первушин) В те же годы в селе Реутовском, под гор. Камышловом, выпускался «Камышловский вестник». Возможно, такие «вестники» были и в других городах, как тот же Тагил; к сожалению, до нас полностью дошёл только «Шадринский вестник», теперь хранимый в Свердловском областном государственном архиве.

СОKOBEЕВ

У нас в Златоусте одна гора зовётся Косотур. В старину там лес был прямо непроходимый. Мой дедушка рассказывал, как на Косотуре скрывался один бежавший арестант, по прозванию Соковеев. Это было в крепостное время. Соковеев был крепостным заводским рабочим.

Он не трогал бедноту, а богачам и чиновникам не давал пощады. Сколько полиция ни старалась, не могла его поймать. Никак не могла и застрелить.

Вот однажды пошла на этот Косотур одна старушка собирать грибы. Собирает, а Соковеев вышел и спрашивает:

- Грибы собираешь, бабушка?

- Собираю, батюшка.

- А не боишься Соковеева?

- И-и, родимый, да что он мне сделает? Он нас не обижает. А кого обижает, так им так и надо.

- А ты, бабуся, видела когда Соковеева?

- Нет, не видела, не знаю...

- А вот если бы он тебя сейчас встретил, да попросил бы принести ему чего-нибудь поесть, что бы ты сказала?

- Принесла бы, непременно принесла бы.

- Ну, так вот, бабуся, ты приди вот к этому пеньку, принеси и положь. Да захвати посудинку: тут будут тебе грибы и ягоды.

- Ладно, батюшка.

- Ну, смотри!

И Соковеев исчез.

На другой день старушка никому ничего не сказала и пошла опять на Косотур, принесла хлеба, яиц, молока. У пенька были грибы и ягоды. Но Соковеев не показывался.

Когда она. всё сложила и пошла, услыхала свист. Она остановилась. Из кустов вышел тот же человек, подошёл, посмотрел и говорит:

— Ну, спасибо, бабуся. Ходи сюда за ягодами, но не го­вори, что ты видела Соковеева.

И опять скрылся в кусты.

Полиция пронюхала, что он появляется у одной вдовы, но поймать его никак не могла. Стреляли, но его и пуля не брала.

Записано 4 декабря 1939 года в гор. Златоусте со слов бывшего заводского рабочего 67-летнего Евгения Петровича Шилова, он слышал это от своего деда, заводского мастера.

* * *

Кто у нас в Тагиле
На славушке живёт?
Кто у нас по улице
Моднёшенько пройдёт?
Шёл да прошёл
Разудалый молодец,
Свет Иван Степанович.
По двору ходит —
Двор веселит;
Ко крыльцу подходит —
Крыльцо зыбнется,
Зыбнется, восколыбнется.
По сеничкам ходит —
Бояра встают.
Бояр а встают,
Ему честь воздают,
Честь воздают,
Низко кланяются,
Величают его:
«Уж ты, свет Иван Степа­нович,
Где, душа, был,
Где, надёжа, спобывал?»
«Был я у тестя
У ласкового,
Был я у тёщи
Приветливой,
Был я у шурина —
Ясна сокола,
Был я у своячин —
Белых лебёдушек».
«Чем тебя, душечка,
Тесть-от дарил?»
«Меня тесть-от дарил
Тремя городами,
Тёща дарила ш
Житьём да бытьем,
Шурин-то дарил
Черкасским седлом.
Своячина дарила
Шитым браным пологом.
А ты, моя милая,
Ласковым словом,
Ласковым да приветливым»..

Воспроизведено по записи учительницы Выйской школы в гор. Нижнем Тагиле С. И. Дичковой, сделанной в средине 1920 г.; запись хранится в архиве Тагильского краеведческого музея.

ЧАСТУШКИ

Собрана котомочка
На лавочке лежит:
«Собирайся, добрый молодец,
В курень дрова рубить».

(гор. Алапаевск)

Не поеду боле сроду
Я в курень дрова рубить:
Дома лёгкая работа —
По вечёрочкам ходить.

(гор. Алапаевск)

Купи, тятенька, калоши
Номера десятого...
Хуже нету той работы —
Куреня проклятого.

(Средний Урал)

В дровосеке робили,
По фартуку заробили.
По фартуку по синему,
По милому красивому.

(гор. Ревда)

В Златоусте-городе
Возят девок в коробе,
А вот нас, кусьяночек,
Возят всё на саночках.

(гор. Златоуст)

Понедельник — лёгкий день:
Кто на рудник, кто в курень,
Кто на лёгкую работу —
Во прикащиках сидеть.

(Каменский район)

ЧЁРНАЯ МЕТАЛЛУРГИЯ

Словарик

1. Общая терминология

Брусянский камень — Тальковый сланец, добываемый около села Брусяны (между гг. Свердловском и Каменском). «Он по огнеупорности своей и по мягкости, дозволяющей придавать ему желаемую форму, употребляется на выкладку внутренности плавильных печей и развозится отсюда далеко на расстояние под названием брусянского камня» (Н. Чупин, Географический и статистический словарь Пермской губернии, Пермь, 1873, стр. 224).

Главный расчётчик. Главный кассир завода.

Железком побрякивать. Вообще вырабатывать на заводе железо. «Ну, в Северной тоже железком побрякивали» (П. П. Бажов. Две ящерки).

Жженопятики. Клички рабочих-металлургов, которые в старое время, в виду плохой охраны труда, постоянно обжигали себе ноги. «Отражались иногда и разногласия производственного порядка, хотя бы в обидных кличках: жженопятики (фабричные, кроты и пескомои (горнорабочие и старатели), лесовики (углежоги) и «несчастный подряд» (возчики)...» (П. П. Бажов, У старого рудника, гл. 4).

Kapaушка. Заводская караулка, караульное помещение при заводе.

Обушники. Прозвище жителей гор. Верхнейвинска, возникшее после того, как один из местных «мастеровых» (заводских рабочих) Пузанов в начале XIX столетия обухом топора убил заводского управителя Зотова, родственника «известного» управляющего Верх-Исетскими заводами. Причина убийства — крайне жестокое обращение Зотова с рабочими, которых он бил кишкой, набитой песком.

Огнепостоянный. Огнестойкий, огнеупорный. «Также в заводском деле другая новость замечена мною на Сусане: жесткий серпентин начали употреблять в строение горнов, вместо огнепостоянного камня» (П. А. Словцов, Письма из Сибири, «Московский телеграф», 1830, III, стр. 307).

Пережог. Излишний расход топлива при заводском действии.

Печной. Рабочий у заводских печей, заводский кочегар.

Плавень. Измельчённая горная порода, добавляемая к руде и вообще в плавильную печь, чтобы облегчить плавку. «На то не надейтесь, что хитрость с медью показали. Теперь лучше плавень знаем» (П. П. Бажов, Две ящерки).

Расходчик. Кассир на заводе «Даже официальное лицо — «собака-расходчик», как его звали рабочие, при месячной выплате кричал: «Эй, Протча, огребай бабки!» (П. П. Бажов. У старого рудника).

Тагильский мастерко. Значение из выдержки: «Тагильского мастерка вы узнаете из тысячи, это совершенно особенный тип, выработавшийся на бойком промысловом месте. Одним словом — настоящая рабочая гвардия — народ всё рослый, здоровый... Вы их встретите и невольно залюбуетесь. Других таких молодцов не найти. Лица смышлёные, движения уверенные» (Д. Н. Мамин-Сибиряк. Платина. «Северный вестник», 1891, № Ю).

Уставщик. В старину главный мастер на металлургическом заводе.

Фабрика. Огнедействующие цехи старого металлургического завода; тогда же — отдельный цех этого завода. «Которые в медной горе робили, шибко ровно худые были, а сила у них в руках и ногах большая. Фабричным супротив их неохота неустойку оказать. А тоже у них, у фабричных-то, силка была». (П. П. Бажов, Марков камень).

Чугунщик. Одна из специальностей на металлургическом заводе в Златоусте. «С нагребки его перебросили к горну, в качестве чугунщика и насекальщика» (газ. «Сталинец». Златоуст, 7 ноября 1932).

Шуровщик. Тот, кто шурует печь на заводе, кочегар.

2. Доменное производство

Баклуша. Короткое, расколотое пополам (то есть полуцилиндрическое) полено с просверленной посредине дырой для вставки в неё длинного металлического стержня — рукоятки, чтобы удалять (сгребать) шлак с поверхности расплавленного металла.

Говорная трубка. Трубка для разговора на известном удалении друг от друга разговаривающих.

Жаркий ход домны. Работа доменной печи при особенно высоко развитой в ней температуре.

Задуть домну. Разогреть домну, начав её действие.

Задымка. Первоначальный запуск домны в действие.

Заморозить печь. Допустить остывание плавки в домне, то же, что и «посадить козла». «Ну, вот, так и уверились в него, а он тогда исхитрился да и посадил козлов сразу в две печи. Да так, слышь-ко, ловко заморозил, что крепче нельзя» (П. П. Бажов, Две ящерки).

Ковш. Котлообразная металлическая посудина, выстланная огнеупорным материалом, для приёма из домны расплавленного чугуна, чтобы затем разлить его по изложницам. «Отворили отдушину. Рабочий ломом пробил загустевшую в отдушине массу металла. В сарае было темно, но как только в отверстии показалось огненное жало расплавленной массы, всё кругом осветилось им. Густая струя жидкого металла, жёлтая, слепящая глаза, полилась в котёл, или ковш, как его называют здесь (в Чёрмозе), разбрасывая при падении тысячи огненных брызг, от быстрого вращения принимавших форму звезды» (В. И. Немирович-Данченко, Река лесных пустынь, «Исторический вестник», 1882, декабрь, стр. 536).

Коробщик. Рабочий, доставлявший в коробьях на колошник домны материал для колош.

Люлька. Клеть для подъёма ча колошник сырых материалов.

Навеска. Отмеривание путём взвешивания порций руды и флю­сов, идущих в колошу.

Настыль. Накипь на стенках доменной печи.

Проплавочный журнал. Журнал для записи хода плавки металла в домне.

Светоносчик. Тот, кто ходит и светит, «...я на работе в доменном цехе всего 56 лет. Спервоначалу был светоносчиком: щепал лучину, светил; горновой пойдёт за фурмами — ему под ноги светил» (Нижний Тагил, 5 ноября 1947, со слов Семёна Семёновича Дружинина, род. в 1877 г.).

Сок. Доменный шлак.

Холостая колоша. Порция засыпаемой в домну плавильной смеси, но без какой-либо важной составной её части.

3. Кричное производство

Варить кричонок. Обрабатывать крицу, чтобы получить из неё железо.

Жук. Несовершенный кричный шлак обыкновенного чугуна бурого цвета, содержащий вместе с землянистыми частями и металлические.

Крица. Сплавленная из чугуна масса, которая обжимается и рубится на куски под молотом, из коих и тянется различных сортов железо. Рыхлая, губчатая, пропитанная шлаком, так называемым «кричным соком», железная масса, из которой посредством разных обработок получалось кричное железо или сталь. На уральских заводах кричное производство просуществовало до начала XX столетия.

Крична. Кричный цех металлургического завода; переносно — рабочие этого цеха. «Гора, конечно, в обиде, что крична болынину берёт» (П. П. Бажов, Марков камень).

Кричный мастер. «Этим словом не только определялась профессия, но и атлетическое сложение и большая физическая сила. Кричный подмастерье был всегда синонимом молодого, сильного человека, которого ставили к опытному, но уже старому мастеру, потерявшему силу» (П. П. Бажов, Малахитовая шкатулка, Свердловск, 1949, стр. 446—447).

Самосадка. Крица, преждевременно севшая на дно горна, не отделённая совершенно от землянистых и других посторонних частей.

Сокол. Орудие, обыкновенно чугунное, употребляемое для разбития

4. Пудлинговое производство

Паленьговый. Пудлинговый, относящийся к пудлинговому производству. «Я не раз бывал в Каслях, робил там на заводе, клал паленьговые печи» (село Юго-Конёвское, Багарякского района, 24 октября 1932, старик за 70 лет).

Паленьговская плаха. Полено длиной несколько больше метра, заготовлявшееся для пудлинговых печей.

Паленьговска плаха — охнешь,
А получечка легка,
Поту выпустишь полпуда,
Не получишь ни черта...

(Сысерть, 1880 г.)

Рабочее окно. Отверстие, ведущее в пудлинговую печь.

Сварочная печь. Заводская печь для накаливания кусков разрезанного пудлингового железа, которые прокатываются для получения однородности продукта.

5. Мартеновское производство

Гнездо. Часть мартеновской печи, куда вставляется шестигранная проводка.

Канава. Жолоб с отвесными стенками, по которому движется ковш с расплавленным металлом.

Канавный рабочий. Рабочий, обслуживающий канаву.

Мартын. На языке старых рабочих — мартеновская печь.

Остывка. Остывание отлитого из металла изделия, «...опока, объятая облаком голубого пламени, лебёдушкой поплыла на другой конец цеха, на остывку». (Вл. Гравишкис, В стахановском пролёте, «Челябинский рабочий», 9 августа 1948).

Самозакалка. Особый сорт углеродистой стали с примесью вольфрамита, выпускаемый сталелитейным цехом инструментального завода; сталь эта обладает свойством закаливаться сама на воздухе; называется она также быстрорежущей (Златоуст, 1926).

6. Ваграночное производство

Ваграночный подмастерье. Старший рабочий при вагранке.

Варганка. То же, что и вагранка.

Лётка. Отверстие, через которое выпускается из вагранки расплавленный металл.

Ложка. Железный ковш для переноски расплавленного чугуна на Каслинском заводе до переоборудования его в советское время. «Вагранки находились в самом конце литейного цеха. Заливальщики, таская за собой насаженный на длинную ручку железный ковш — «ложку», подходили к вагранке и, наполнив ковш жидким расплавленным чугуном, быстрым шагом, почти бегом, пробирались по цеху между полков и опок, мимо куч песка и готовых отлитых горшков» (М. Е. Репин. Касли. Челябгиз, 1937, стр. 178).

7. Прокат

Волосовина. Один из видов брака прокатанного металла, когда в прокатку попадает не сплошной металл, а с пустотой или надрывом. После прокатки получается нечто вроде трещины, но с очень тонким, как волос, промежутком.

Кабинка. Огороженное мелкой сеткой пространство с дверьми и потолком; по стенкам все время льется вода, а в потолке действует сильный вентилятор — то и другое для охлаждения перегревшихся ра­бочих-прокатчиков (Верх-Исетский завод).

Листокатальный. Относящийся к прокатке (раскатке) листов железа; листокатальный цех на металлургическом заводе.

Оттаскивальщик. Рабочий-металлопрокатчик, оттаскивающий или отодвигающий прокатанный металл.

Подмусоривание. Значение из выдержки: «Показывая свой цех, он говорил о прокате, как о большом старинном искусстве: «Раньше кровельный-то лист катали, бывало, «подмусориваньем» — между листами насыпали горячую древесину, угольную пыль,— и получался хороший глянцевый лист, долговечное железо» (Мариэтта Шагинян, Урал в обороне, М., 1944, стр. 90).

Рвотина. Разрыв. Рваное место в листе кровельного железа при его прокатке.

Ручей. Пространство, по которому движется прокатываемый или вообще обрабатываемый на станах металл.

Сортокатальная. Цех металлургического завода для прокатки листового железа.

Черновой стан. Устройство с вращающимся валком для прокатки металла.

ДАЛЕЕ