В.П. БИРЮКОВ

УРАЛ В ЕГО ЖИВОМ СЛОВЕ

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

УГНЕТАТЕЛИ ТРУДОВОГО НАРОДА

ЗАВОДЧИКИ, КУПЦЫ, КУЛАКИ

Наиболее крупными богачами на Урале были Демидовы, Строгановы, Шуваловы, Абамелек-Лазаревы, Яковлевы, Турчаниновы, которые большей частью даже не жили на Урале. Значительное влияние имел не менее крупный хищник, известный винокур Поклевский-Козелл. Под именем Стабровского он выведен в романе Мамина-Сибиряка «Хлеб». О «хозяйственном» значении этого дельца можно прочитать в статье «Лица и события в романе Д. Н. Мамина-Сибиряка «Хлеб», напечатанной в 8-м номере «Уральского современника» (Свердловск, 1944).

Ниже мы приводим записанные на Урале песни и рассказы, остро разоблачающие и высмеивающие угнетателей и врагов трудового народа — заводчиков, купцов и кулаков.

ПОД НОВЫЙ ГОД

Скрипки, флейты, контрабасы —

В щепы всё превращено,

Клок волос и пятна крови,

Кой-где пролито вино.

Я вас должен разуверить,

То — не скверный дом.

Нет,— то клуб нижнетагильский.

В клубе был разгром.

И не пьяною ватагой

Парней удалых,

Нет, то были всё во фраках,

Не было «простых».

Всё народ интеллигентный,

Умный, развитой.

Собрались год новый встретить

Дружно меж собой.

Убелённый сединою

Клубный старшина,

Со своей он был семьёю,

Имя — Старина.

Он на вид весьма приличен,

Уверяю вас,

Но, скажу вам по секрету,

Страшный ловелас.

Из далёкого Полесья

Был, ну, право же не плут,

Но, напротив, барин важный,

Его Рельсом тут зовут.

Был, кажись мне, что из швабов

Иль тевтонец, словом «ман».

У нас много этих гадов,

Набивающих карман.

Был сомнительной породы.

Он вертелся, как волчок;

Много гонору в нём, чести,—

Назовём его Сморчок.

И из матушки-России

Было много молодцов.

Вот возьмите, хоть Васильев,

Посмотрите, он каков:

В чёрном фраке, знак учёный,

Ум... Да, что ни говори,

Разве только «сплетник» скажет,

Что он пуст внутри.

Словом, много люду было,

Кавалеров, дам, девиц.

Всё народ вполне приличный,

Много было разных лиц.

Веселились и плясали,

Как в кругу родной семьи,

И в полночь, как подобает,

Всем бокалы поднесли.

Речь сказали, целовались,

Громко крикнули «ура»,

Но потом не воздержались —

И расстаяла кора.

Старину в чепец одели,

Сморчок фалды подобрал,

Не кадрили, а кандрели

Люд учёный танцевал.

Три часа давно уж било,

Танцы всё идут.

Наконец, в фигуре пятой

Парочки плывут.

Но лишь только доплясали,

Сели по местам,

Встал Сморчок посреди залы,

Крикнул: «Ронд де дам!»

Вдруг... Но что это случилось? —

Музыкант замолк,

Ронд де дам остановилось,

Взять не могут в толк.

Разбесились кавалеры,

Начали кричать:

«Ах, такой ты, да сякой ты,

Да раз этак тебя, так!

Ты ведь наших дам обидел,

Перестав играть!»

Капельмейстер их на этом

Дерзко осадил:

«Три часа давно уж било,

Нет уж больше сил!»

И пошла тут суматоха,

Всюду суета...

Крикнул Ман:

«За мной, ребята,

Бей его, скота!»

Мигом Ман взлетел на хоры,

Где оркестр сидел,

А за ним Василько-парень

И Сморчок-храбрец.

И в минуту инструментам

Всем пришёл конец.

Капельмейстера же взяли

Живо сшибли с ног,

За чуб с лестницы спустили,

Чуть не на порог.

В это время у окошек

Кучера стоят

И в паническом испуге

«Караул» кричат.

Записано 2 июля 1936 года в гор. Нижнем Тагиле со слов фотографа, 66-летнего Павла Георгиевича Никулина, приходившегося родственником пострадавшему капельмейстеру Павлу Кирилловичу Луценко. Избитый, он долго лежал в больнице.

Описанное здесь событие произошло в гор. Нижнем Тагиле на 1 января 1891 года (старого стиля).

Старина — управитель Тагильского завода Демидовых инженер Степанов.

Рельс — заведующий цеха рельсовых скреплений инженер Залесский.

Ман — механик завода инженер Фолькман.

Сморчок — смотритель приисков инженер Скварченко.

Все описанные здесь гуляки остались ненаказанными.

Фельетонист «Екатеринбургской недели» в номере 4 за 1891 год Дядя Листар (П. Н. Галин) в «Мелочах повседневной жизни» так начинает описание этого события:

«В Малахитском заводе имеется клуб, называемый «заводским». Это несколько исключительное название происходит совсем не потому, что он был предназначен для приятного времяпрепровождения обитателей конюшен Хреновского завода, как может подумать читатель, а потому, что членами оного клуба могут быть лишь служащие Малахитского завода, хотя я уверен, что если бы членами и гостями в нём были в описываемый мною вечер разные хреновские Вязопуры, Горностаи, Полканы и т. п. господа, то они явились бы истыми джентльменами и держали бы себя «есравненно благопристойнее малахитских Вязопуров, Горностаев, Полканов, одетых в мундирные сюртуки и фрачные пары...»

Малахитский завод — то есть Тагильский.

В ПОГОНЕ ЗА СТРАХОВКОЙ

В Смолиной была макаровская мельница. Когда Макаров-то пролетел в трубу, он вздумал мельницу сжечь, чтобы страховку получить.

У меня там тятя засыпкой робил. Макаров пришёл к тяте ночью и говорит:

— Зажги, пожалуйста, мельницу!

Сто рублей сулил.

И потом, когда отец не согласился, мельница всё-таки сгорела.

А зажёг-то Смолин Яков Леонтьевич. Никем он не работал, отчаянный был человек.

Записано 10 апреля 1940 года со слов уроженца деревни Смолинские Ключики, Покровского района, Свердловской области, Петра Арсеньевича Степанова (1900 г.).

Сжечь своё предприятие, а потом получить высокую страховую сумму — обычный мошеннический способ обогащения купцов и заводчиков.

* * *

Улицей широкою,
Шел купец дорогою.
Шуба лисия на нем
И шапка превысокая.
Пазуха широкая -
Так и отдувается,
Борода до поясу,
Ветром развевается,
Натуральной тросточкой
Купец подпирается.
Встречному прохожему
Купец не сторонится,
Бедному знакомому
Купец не поклонится.
Как приходит в лавку он,
Долго богу молится,
Низкие поклоны
Отдают приказчики.
Сядет он за чай
Тут, за чаепитием,
Пьёт он битых два часа,
Пьёт и надувается.
И куда в родимого
Чай только вливается!?
В девятом-то часу
Лавка затворяется,
И в знакому улочку
Купец отправляется.
Постучится у окна,
Выйдет баба видная,
Видная, солидная,
Толстая, высокая.
Он со этой бабою
Всю ночь пробеседует,
Разных напиточков
Всех он поотведает.
А намокшись, точно гусь.
Пред женою явится.
А жена-то бедная
Суетится, мается
И разувать старается.
Поссорившись с женой,
С головы чепец долой!
Его малы детоньки
Все за мать упрячутся,
А с испугу серый кот
И тот за печку спрячется.

Записано 15 декабря 1937 года в гор. Каменск-Уральском, Свердловской области, со слов вдовы сапожника Анны Александровны Бутаковой (1873 г.). Она впервые услыхала эту песню от пришлых портных в раннем возрасте.

Варианты этой песни широко известны среди стариков в гор. Шадринске.

* * *

Ты скажи-ка, скажи, Марусенька моя,
Не утай-ка, живо, раздушенька моя,
Ещё что у тебя были гости без меня?

Примаёр был с Иркутского,
Генерал-от был с Тобольского,

А купчик-голубчик был казанский молодец.

— Ты скажи-ка, скажи, Марусенька моя,
Не утай-ка, живо, раздушенька моя,

Что у тебя пили гости-без меня?

— Примаёр-от пил ведь водочку,
Генерал-от пил наливочку,

А купчик-голубчик пил шампанское со мной.

Ты скажи-ка, скажи, Марусенька моя,
Не утай-ка, живо, раздушенька моя,
Чем тебя гости дарили без меня?

Примаёр дарил на платьице, Генерал дарил ботиночки,

А купчик-голубчик восемь тысяч подарил.

- Ты скажи-ка, скажи, Марусенька моя,
Не утай-ка, живо, раздушенька моя,
Чем тебя гости били без меня?

- Примаёр-от бил он плёточкой,
Генерал-от бил он палочкой,
А купчик-голубчик русу косу оторвал.

Записано в 1935 году в гор. Шадринске oт уроженки села Шутинского, Китайского района Курганской области, Клавдии Степановны Боголеповой (1865 г.).

* * *

Вдоль по ярмарке купчик идёт,
По Макарьевской удала голова.

Ой, жги, жги, говори,

По Макарьевской удала голова.

Как на купчике синь кафтан,
Опоясочка шелковая.

Ой, жги, жги, говори,
Опоясочка шёлковая.

Опоясочка шёлковая,
Рукавички барановые.

Ой, жги, жги, говори,
Рукавички барановые.

Рукавички-то барановые.
За них денежки не даваные.

Ой, жги, жги, говори,

За них денежки не даваные.

За них денежки не даваные,
На прилавочке украденые.

Ой, жги, жги, говори,

На прилавочке украденые.

Вдоль по ярмарке купчик идёт,
По Макарьевской удала голова.

Ой, жги, жги, говори,

По Макарьевской удала голова.

Заучено собирателем в детстве (1890-е гг.) от своей матери, уроженки села Колчедан, Свердловской области, Александры Егоровны, в девичестве Шабровой (1865 г.).

КАК БЕДНЯК СДЕЛАЛСЯ ЗЯТЕМ КУПЦА

Жил-был богатый купец. У него долго не было детей, а потом всё-таки родилась дочь. Прилетела ночью птица, села на окно и говорит человеческим голосом:

— Сейчас родился в соседней деревне у бедной женщины мальчик; он будет ваш зять — муж вашей дочери.

Жена купца услыхала это и сказала мужу. Тот рассердился:

— Как! Мужик будет у меня зятем, сын какой-то там нищухи. Позор! — и купец решил найти и убить этого ребёнка.

Отыскал эту бедную женщину и стал торговать у неё мальчика. Но она никак не хотела продать. Тогда купец взял мать с ребёнком к себе в прислуги.

Прожила она год или больше. Хозяин нашёл случай, украл у неё ребёнка, вырезал у мальчика на груди буквы, привязал его за спину к доске и отправил плыть вниз по реке.

Плыла, плыла эта доска с ребёнком, а потом её прибило к берегу. Тут стоял женский монастырь. Пришли монашки за водой, увидали доску с мальчиком, взяли, вытащили. И стал у них мальчик расти. Вырос, и его увезли учиться в город, где он поступил в семинарию. А дочь у купца тоже выросла, и её привезли учиться в этот же город в институт. Молодые люди как-то повстречались, а потом и поженились.

Зять с купеческой дочерью стали жить у её родителей. Тесть начал интересоваться, кто же такой его зять. Правду ли сказала птица, что бедняк будет мужем его дочери. И вот тесть с зятем пошли в баню. Здесь тесть разглядел на груди у зятя вырезанные знаки.

Купец после этого возненавидел зятя. А у купца были мыловаренные заводы. Вот хозяин подкупил своих рабочих, дал им большие деньги и велел бросить зятя в котёл с мылом и сварить.

— Пойдёт зять проверять работу, так вы сразу хватайте его и — в котёл! Пусть он вам хоть что говорит, вы не слушайте и бросайте...

В назначенный день, однако, зять так заболел, что головы не мог поднять. А проверять работу надо. И пошёл хозяин сам. Как только он зашёл в цех, где кипели котлы с мылом,— жар, пар, ничего не видать,— рабочие схватили хозяина и — раз в котёл!.. Хозяин кричит, а рабочие дальше его да дальше толкают и давай мешать в котле. Так и сварили хозяина на мыло, а зять остался жив, и ему досталось всё богатство.

Записано в начале 1946 года от жительницы посёлка при станции Зырянка, Юргамышского района, Курганской области, Евдокии Максимовны Мордолатовой, около 45 лет.

ТАГИЛЬСКАЯ ЯРМАРКА

Нынче ярмарка в Тагиле
Будет, братцы, в полной силе.
Просим покупать,

Эх, просим покупать!
Навезли товаров разных
Для рабочих и приказных.

Выбор щегольской! (2 раза)
Рыбы свежей и солёной,
Целой грудой навалёной.

Эка благодать! (2 раза)
Покупай из груды, с возу,
Не давай лишь нюхать носу.

Знай, что хороша! (2 раза)
Ты сваришь или зажаришь,
Мой любезный ты товарищ.

Всю узнаешь суть. (2 раза)
Кадки с красною вкрою
И кули с затхлой махрою.

Кушай и чихай! (2 раза)
Сласти с патокой печёны,
Надо есть лишь размочены,

Зубы не берут! (2 раза)
Сапоги, чирки, бахилы,—
Кожа больше из кобылы,—

Прочные на вид. (2 раза)
Пимы катаны с мукою,
Не погнёшь никак рукою,

Крепки, как лубок. (2 раза)
А в обноске, то и дело,
На неделю хватит смело,

Больше подшивай! (2 раза)
Вместо вывески приличной
Лоскуток висит тряпичный

На верху шатра. (2 раза)
И какой настроил леший,
Тут пройдет мужик лишь пеший — .

Ездят господа. (2 раза)

Тут полиция гуляет.
Пристав Крюков разъезжает,

Весело глядит. (2 раза)
Для него товарец лучший,
А купец — народец шустрый,

Знают, что продать! (2 раза)
Пристав деньги всё не плотит,
А купец ему сноровит.

Я-де обожду! (2 раза)
«Мы для вас всегда с почтеньем,

Знаем, что берём! (2 раза)
С мужика мы взять сумеем,

Оправдаем всё! (2 раза)
Не уступим мы Ирбитской
Ярмаркой своей;
Оборотец первоклассный,
Прочим ярмаркам опасный,

Нижний берегись!» (2 раза).

Записана в июле 1936 года в гор. Нижнем Тагиле от Николая Власовича Сибирякова. слесаря (1874 г.).

Песня — творчество бывшего крепостного тагильского поэта В.К. Смольникова.

ПРО БОГАЧА

Ты, богач, богач, мужик-сутяга,
Ты воспомни смертный час:
Твою душу черти в ад потащат,
Там ей таску зададут;
Твоих денег там не надо —
Не откупишься ничем;
Твоё злато-серебро
Всё зальют тебе в нутро.

Записано 11 января 1949 года в гор. Челябинске от уроженки Альменевского района Курганской области, Натальи Степановны Гладких, 51 года; песню хорошо знает и её мать, 80-летняя Евдокия Александровна Гладких.

По словам сказительницы, песня сочинена «вечным работником» из деревни Мартыновки, или Беседкиной, Сафакулевского района, Семёном Рышковым, лет 55—60 тому назад про тамошного деревенского богача Николая Ларионовича Власова.

Это редкий случай, когда мы узнаём имя автора крестьянской песни и повод, по которому она сочинена.

БОЛЬШЕПУДНИКИ

Я гляжу, жизнь-то как изменилась! Теперь что: хлеба машинами, комбайнами сожнут, измолотят, на машинах свезут, на элеватор сдадут — и всё! А прежде-то, слышь, как с самой осени зачнут молотить: который сыромолотом, который в овинах сушат, да до самой-то весны пластаются, молотилами колотят.

Мужик хлебом только и жил. Сколь измолотил на еду, а остальное — на базар,— то, другое, третье купить надо: на себя, чай-сахар, керосин, спички и там остальное.

А с осени-то хлеб дешево покупали. У бедняка его только и было, что сразу осенью измолотить. А в город купцам повезёт — дёшево-то, дёшево, да ещё сколько украдут. Ох, что мошенства, слышь, было тогда, не приведи...

Купцов-то, которые хлеб набирали, звали большепудниками: у них «большие» пуды были. Мужик с хлебом выедет рано, до свету, а то и в ночь, если далеко. Купцы это знали. Вышлют по всем дорогам из города прикащиков. Те версты за две, за три бегут, ловят мужиков, сговаривают их везти; хлеб к своему хозяину:

— Ты к Соснину не вози, он только восемь гривен даёт, а мы — с пятаком принимаем. Вот туда-то и туда-то вези...

А мужик рад пятак на пуде нажить, ну и везёт. Приедет к купцу, а в ограде уж туго возоз-то. Все торопятся сдать, деньги получить и на базар за покупками, а потом засветло-домой. А зимами в шесть-семь часов утра ещё темно, особенно в морошной день. Весовщики весят при огне, с фонарями. Вот тут самое мошенство и идёт. Живо: раз, раз и:

— Убирай! Семнадцать пудов пять фунтов... И бумажку в контору пишет: столько-то.

— Как так: семнадцать пудов пять фунтов? Я, ровно, дома хорошо вымерил, сосчитал, что двадцать пудов нагрёб. Да неуж я ошибся?..

Ссыплет, придёт в контору получать деньги, двух-трёх рублей, а то и больше, обязательно недополучит.

— Ну, робята! Да как так? — опять скребёт мужик в затылке.— Нагребал, хорошо помню, что двадцать пудов, а вышло семнадцать. Ох, какие же большие пуды-то у купцов.

Так вот опомниться, бывало, мужик не успеет, а его уж кругом обокрали. Вот так и наживались наши большепудники

Записано в гор. Шадринске весной 1946 года от 63-летнего уроженца села Погадайка, Батуринского района, Курганской области, долго служившего у шадринских купцов Галюкова и. Пашкова, теперь сторожа складов «Курганторга» Филиппа Ивановича Сивкова.

ПОГОВОРКИ

Не было фарту, залез в долги к Уркварту, — говорили старатели. Если им не везло на добыче золота, они шли за кабальным займом в контору концессионера-англичанина Уркварта, пользовавшегося недрами Урала в районе Карабаша-Кыштыма, Челябинской области; Октябрьская революция лишила этого хищника уральских богатств.

Делов-то у него, как у Поклевского. Заводчик и помещик Поклевский-Козелл имел в Талице, Свердловской области, винокуренный, дрожжевой и конный заводы, асбестовые и золотые прииски в разных местах Урала и Зауралья.

На Поклевского проробил. Если ничего не заработал или заработал очень мало, это всё равно, что был на работе на предприятиях Поклевского.

Дров-то у него много, как у Смолина. То есть так же много, как у курганского заводчика и помещика Смолина, предприятия которого были в Курганском, Чашинском и в других районах.

Бог-от — не Никита Пантелеев. Намёк на крутой нрав содержателя ямской гоньбы в гор. Шадринске Никиты Пантелеева, который безжалостно обращался со своими работниками.

Бог-от — не Никишка Боб. Намёк на безжалостного кулака с прозвищем «Боб» в селе Пепелино, Косулинского района, Курганской области.

Две последних поговорки надо понимать так: бога-то выдумали, так от него нечего ждать какой-либо беды, а эти кулаки, оба Никиты, на самом деле жестоки с работниками.