Книги >

В.П. БИРЮКОВ

УРАЛ В ЕГО ЖИВОМ СЛОВЕ

В НАЧАЛО КНИГИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТРУД И БЫТ ДОРЕВОЛЮЦИОННЫХ РАБОЧИХ

ГОРНЯКИ

Ещё в XVII веке на Урале были свои рудознатцы, но лишь с Петра Первого рудоразведывательное дело начинает становиться на научные основы соответственно уровню того времени. Но следует отметить, что многие месторождения открыты были не специалистами, а рабочими и крестьянами, вроде Ерофея Маркова, указавшего на месторождение золота в Берёзовске, под Екатеринбургом, Степана Чумпина, открывшего железную руду на горе Благодать, и др.

В связи с приходом на Урал иностранных специалистов горного дела и русских заграничных выучеников в горняцкий язык проникли иностранные слова-термины, которые, однако, местные рабочие стали осмысливать на свой лад. Так «щегерь» получился из «штейгер», «бергал» из «бергауер» и т. д. С другой стороны, русский рабочий начал создавать свои народные термины, как «занорыш», «тощак» и др., частично принятые потом русской горной наукой.

Горняцкий труд был одним из самых тяжёлых, изнурительных и опасных. Люди уходили утром и не были уверены, что к вечеру вернутся домой. Помимо опасности обвалов, рабочие страдали от рудничных газов, особенно в медных шахтах. Ко всему этому прибавлялось зверски-грубое обращение с рабочими со стороны владельцев и их главных приставников — смотрителей и управителей, которые к тому же стремились как можно меньше заплатить за труд, чтобы больше оставалось прибыли и хозяину и им самим.

Все эти условия жизни и труда горняков и шахтеров ярко выражены в публикуемом нами горняцком фольклоре.

Песня о Богословской горной каторге

Не ропщи-ко, Пашенька драгая,
Я лишаюсь, Пашенька, тебя.
Горька участь от царя-монарха —
Отсылают нас в восточные края.
Там лесочки,
Мелконьки наши зверочки.
И близь зелёного он лужка,
Близь зелёного он лужочка,
Тут сидел мальчик на бережочке,
Свежу рыбочку мальчик ловил.
Приходила к нему мать родная.
Стала сына в лице признавать.
Стала сына в лице признавать,
Стала в уста сына целовать.
«Ты, дитя, дитя моё родное,
Ты зачем сюда, дитя, попал?»
«Восемь лет я робил в Богословском,
Я спокою себе, мальчик, не знал:
Горно-каторжны там работы,
Знать, состарили оне меня».

Записано 12 декабря 1937 года в гор. Каменск-Уральском, Свердловской области, со слов 65-летней дочери и вдовы рабочих Анны Александровны Бутаковой; песню она слышала в детстве.

Песня имеет много различных вариантов. В этом варианте очень чёт­ко указано: «Горно-каторжны там работы», что говорит за то, что данная песня — документ о былой уральской горнозаводской каторге, которая существовала до 1863 года в Богословском горном округе.

* * *

Распатрет, баска картина,
Где-ка Сашенька живёт?
Я любил Сашу три года,
Я за ум, не за красу.
Красоты в лице нисколько —
Был бы ум при дорогой.
«Эх, прощай» — сказал любови,
Мил садился на коня,
Мил садился, конь бодрился,
Свистнул, крикнул голоском,
Свистнул, крикнул голосочком,
Махнул правою рукой.
Махнул правой ручкой, левой,
Перчаточкой гумажной,
Алой лентой дорогой:
«Вы прощайте, Саши, Маши,
Все сибирски девушки;
Вы, сибирски раскрасотки,
Нам теперя не до вас,
Нам теперя не до вас! —
Отъезжаем прочь от вас.
Отъезжаем, отдаляем
В чужедальни города,
В чужедальни, незнакомы —
На золоты промысла».

Записано в гор. Свердловске 27 января 1935 года от уроженки деревни Трубиной, Пышминского района. Свердловской области, Афанасьи Павловны Теплоуховой, 55 лет.

* * *

Как доверенный за нами
Ехал строго, с казаками:
«Ну, скорей пошёл!»
Как азям на растопашку,
Знай закатывай в размашку,
Некогда стоять!
Мы на прииск приходили,
Ломы, кайлы получили
И в разрез пошли.
Из разрезу приходили,
Все мы разом говорили:
«Утром нам вставать!»
Утром рано нас будили,
На работу проводили,—
Ну-ко, работать!
Нас ругали и бранили...
Так мы лето проводили,
Теперь отдыхать!
Мы в контору приходили,
А как деньги получили,
С радостью пошли!
На дорожку выходили,
Громку песню заводили
Сами про себя:
Мы «по собственной охоте»
Были в каторжной работе
В северной тайге.
Мы теперя научились —
Больше не пойдем,
А домой уйдем!»
И домой не угодили,
На Бурахту своротили,
К Малишевскому.
Мы к нему зашли!
Тут мы тили и кутили,
Утром стали без сапог,
А кто и без порток!
Мы на Ерут приходили, -
Вновь задатки получили,
Ещё стали кутить!
Нас одели и обули,
У исправника отдули,
И теперь совсем!

Записано в гор. Шадринске 16 сентября 1938 года от уроженца деревни Кукольниковой, Ольховского района, Курганской области, Андрея Аристарховича Руднова (1887 г.).

Бурахта — село, где обычно рабочие нанимались к золотопромышленникам на работы.

Малишевский — содержатель «попоешного дома» (кабака).

Ерут — пристань на реке Енисее.

* * *

Мужики вы, мужики,
Одним словом — чудаки!
Вы во шахтах не бывали,
Нужды с горем не видали.
Вы во шахтах не бывали,
Нужды с горем не видали.
Вы пойдите в шахты с нами,
Распознаете про всё.
Вы пойдите в шахты с нами,
Распознаете про всё,
Распознаете про всё —
Про шахтёрское житьё.
Шахтёр пашенку не пашет,
Косы в руки не берёт,
Косы в руки не берёт,
В казну денег не кладёт.
Косы в руки не берёт,
В казну денег не кладёт.
Шахтёр — холод, шахтёр — голод,
Нет ни хлеба, ни воды.
Шахтёр — холод, шахтёр — голод,
Нет ни хлеба, ни воды,
Нет ни хлеба, ни воды,
Нету воли никуды.

Записано в гор. Свердловске в Октябрьском посёлке от 67-летнего Ефима Ивановича Шанаурова; он слышал эту песню в гор. Кизеле, Молотовской области, в 1909—1910 гг. от ссыльного по кличке «Горобец-отважный». Этот Горобец работал вместе с шахтёрами больше полугода, потом избил полицейского и сбежал, не оставив никакого следа, кроме песен. «Мужики вы, мужики» и «Друже». Та и другая песни являются переделкой старинных крестьянских песен о положении крепостных.

Друже

Шахтёр-друже, мой дружочек,
Невесёлый наш денёчек.
Дни и ночи спину гнём,
А суху корку найдём.
Корок вволю не дают,
По десятку шкур дерут.
От работушки проклятой
В кабаках валямся пьяны,
Как собаки в конурах.
Нужду ростам на горбах.
От Николы до Ивана
Считай, друже,
Всё пропало.
Обижает нас подрядчик,
Живодёр-кулак приказчик.
Лупит палкою смотритель
Да кричит: «Друже, смотрите!
Шахтёр, сволочь, в зубы ткну,
Да запрячу во тюрьму!»
Шахтёр, друже мой, дружочек,
Доживай послед денёчек,
Горе водкой заливай,
Всё равно нам — «помирай!»

* * *
Мы в посылках долго были,
Песенку сложили,
Песню нову, песню браву.
По-бурлацки жили.
Нам-то жить-то не давали,
На совет гоняли,
Совет совещали:
Сухари сушити.
Мы сухарики сушили,
Сумы набивали,
Сумы набивали,
Ремнём зашивали.
Сумы ремнём зашивали,
Мы да коней поймали,
Ямщичка выбрали.
Мы да ямщичка выбрали
Коней ворочати,
Пехотой шагати.
Велики ли эти вёрсты —
Ознобили персты.
На угоре-косогоре
Стояла контора.
А конторщик новый, бравый,
Конторщик горбатый,
Пищичек плешатый.
Они пишут на бумагу,
На тонкий листочек.
Нам сулили буйну плату,
Нам дали лопату Канаву копати.
Что канавушку копати,
Руду добывати.

Записано П. А. Вологдиным от крестьянина Верх-Юсьвенской волости, Соликамского уезда, Пермской губернии, Фёдора Мехоношина; хранится в рукописном архиве Всесоюзного географического о-ва в Ленинграде, папка Пермской губернии, 76; опубликовано В. П. Лозановой в статье «Фабрично-заводская песня крепостной России» («Литературная учёба», 1935, № 7—8, стр 170).

Фёдор Мехоношин — несомненно, коми-пермяк, так как в подлинной записи мы имеем: «в посываках», «свожили», «по-бурвацки», «сукари» и т. д., что свойственно коми-пермяцкому языку.

* * *

Понедельник — лёгкий день:
Кто на рудник, кто в курень.
Один миленький — на медный,
А другой — на золотой
И третий милый мой —
На Синару за рудой.
Ты не езди, милый мой,
На Синару за рудой,
На златые прииска,
Там работа тяжела.
Со работы руки ломит,
Со ходьбы ноги болят,
Шум в головушке стоит.
Тятенька мой,
Дай мне пачпорт годовой:
Я не буду здеся жить,
Пойду в городе служить;
Я не буду баловать,
Буду деньга наживать.
Наживу я гривенку,
Пошлю тятеньке на соль,
Наживу я рублей пять,
Пошлю тятеньке опять.

Сообщила Агриппина Гавриловна Кореванова в 1935 году. По её словам, песня пелась в Ревде в 1870—1880 гг. как бы от лица девушки, которая искала себе работу полегче.

* * *

Шахтёр в клеточку садится,
С белым светом распростится:
«Прощай, прощай, белый свет,
Тебя увижу али нет,
Прощай, ясная заря,
Прощай, милочка моя».
А загонщик дело знает,
Всё вагончики гоняет,
Он вагонов шесть погнал,
Себе спину ободрал,
Жизнь шахтёрску он проклял.
Шахтёр в яму опустился,
С белым светом распростился.
Сам он ходит со овечами,
А смерть носит за плечами.
Эх, нет на свете тяжелей,
Как работа в шахте, ей!

Записано в гор. Кизеле Ю. А. Самариным в 1930 году.

* * *

За Миясом, за рекой,
Управляющий слепой,
Живёт барин Фотька,
Как татарин Мотька.
А у церкви на углу
Поп блаженствует в саду:
С .попадьей чай распивает,
Требу с бедных обирает.

(Был ещё куплет про урядника, но позабылся).

Записано 5 сентября 1939 года в гор. Троицке от заведующей детским отделением центральной русской библиотеки, дочери штейгера Лидии Александровны Поповой, уроженки приискового села Андреевского (теперь Ленинский прииск) Челябинской области.

Фотька — управляющий прииском Мефодий Григорьевич, фамилия забылась. Сравнение его с татарином Мотькой, очевидно, торгашом-кулаком,— намёк на неофициальное многоженство.

Мордобой Шмаков

У нас здесь на Медном в старое время смотрителем рудника был Шмаков. Про него забойщики говорили:

— Зверь был Шмаков. Ожидаешь Шмакова, замирает в человеке кровь. А потом всё дело совершится: побьёт! Тем и кончает.

А откатчики добавляли:

— Беда попасть встречу Шмакову. Он бьёт наотмашь направо и налево. Что дашь дорогу — бьёт, что не дашь дорогу — бьёт.

Которого отлупит, да тот стерпит, йотом подарок ему подносит:

— На тебе за то, что переносил.

А который не переносил, тому вырвет половину бороды — да в солдаты.

Идёшь в забой, не имеешь права оглянуться. А кто при его приходе стоит, не работает, того не трогает, а на заметку берёт. Как придёт пора сдавать в солдаты, сам с ним едет в Верхотурье, а вернётся, говорит:

— Ну, теперь всех варваров сдал!

А которых не примут, про тех говорит:

— Ну, этого шельму и туда не надо!

Записано в гор. Нижнем Тагиле 28 июня 1936 г. от заводского рабочего, теперь пенсионера, Зиновия Александровича Чернышева, 83 лет.

Горняцкие частушки

На Шувалова мы робим,
А в карманах ни гроша.
Управитель и смотритель
Лишь наростили брюха.

(Посёлок Бисер. 1890 г.)

Не поеду робить в Яму
(«дно» железного рудника в гор. Нижний Тагил)
Не пойду, милка, гонять,
За несчастных восемь гривен
Худу славушку примать.

(Гор. Нижний Тагил. 1900 г.)

На Железном робила,
Вагончики гоняла,
У Ворониной вдовы
Сына уважала.
(Там же)

На Железном робить скушно,
Ну, и дома тишина:
Сдали брата и симпата,
Я осталася одна.
(Там же)

На Шихане (вершина горы Высокой в гор. Нижний Тагил) лес густой,
В Большой яме — маленький.
На Шихане есть баской,
В Большой яме — аленький.

(Там же)

Мы вагончики катали,
Песню громко распевали.
Темно было там в штреках.
Мы ходили в лоскутах.

(Там же)

Зимогоры (рабочие-сезонники, которые зимой «горе горевали») от конторы
Кое-как плетутся,
Сколь получат, всё пропьют,
На чаишке бьются.
(Средний Урал. 1910 г.)

Зимогоры вкруг огня
Громко распевают.
Слёзы льются, как вода,
Сами застывают.

(Там же)

Мне сказали на вокзале:
Милочку просватали.
У меня, у зимогора,
Слёзоньки закапали.

(Там же)

Ох, какая это дверь—
Широко расходится.
Уважатель, милый мой,
На рудничке находится.

(Там же)

Соловейко-трудничек,
Ты слетай на рудничек,
Сядь на ветку, сядь на кол,
Скажи милому поклон.

(Там же)

Земляниженка в стакане,
Чернослив на блюдечке.
Одна милка живёт дома,
А друга — на рудничке.

(Средний Урал)

Я последний день гуляю,
На отчаянность иду:
Все лопаты изломаю,
Завтра робить не пойду.

(Там же)

На Куделечке (дореволюционное народное название асбестовых рудников) , на моечке,
На жёлтом на песке,
Проводила свою молодость
Во горе, во тоске.

(Асбестовские рудники)

По камешку бью,
Падает куделя.
Без духанечки живу
Четвёртую неделю.

(Там же)

Хорошо тому работать,
Кто с десятником живёт:
Он за полдень не поставит,
Молоток не отберёт,
В день полфунта накопает
А за пудичек сдаёт.

(Там же)

Прощай, главная контора,
Прощай, щегерь молодой,
Прощай, милый, чернобровый,
Расстаюся я с тобой.

(Там же)

ГОРНОЕ ДЕЛО

Словарик

Барыт. 1. Минерал барит. 2. Баритовый рудник около Златоуста.

Бегать с собакой. Работать каталем на медном руднике (Полевской завод). «В 90-х годах можно было встретить еще немало стариков, которые «до воли» и «после воли» работали забойщиками на этом руднике. Те же, что работали на разборе руды (дети) или «бегали с собакой» (подростки-катали), были еще совсем не стариками». (П. П. Бажов, У старого рудника, Уральский современник № 3, 1940, стр. 191).

Бергал. Переделка немецкого слова «бергауэр» (горный рабочий). Употреблялось в значении «старший рабочий», которому подчинялась группа подростков-каталей. «Счастье моё, что я к добрым бергалам попадал. Ни одного не похаю» (там же, стр. 197).

Блёндочка. Рудничная лампочка старинного устройства. «Главная причина — потёмки, а свету не прибавишь. Хоть сам владелец спустись, ту же блёндочку дадут» (П. П. Бажов, Приказчиковы подошвы).

Бог-помочь. (Насмешливо). Название старой шахтерской железной для керосина лампочки, со стерженьком и цепочкой; на конце её — крючок, которым шахтёр прицеплял лампочку к своему костюму на груди.

Веточка. Ответвление горной жилы.

Водотёчь. Подземное течение воды.

Воротовщица. Женщина, работающая на рудничном вороте.

Боля-каталь, боля-каталь,
Воротовщицею я.
Пожалей ты, боля-каталь,
Воротовщицу меня.

(Каменский район).

Вывал. Обвал горной породы из стенки шахты.

Выкат. Пологая штольня, по полу которой выкатывается в тачках полезное ископаемое.

Выкрепить. Произвести крепление какой-либо подземной выработки.

Высверлок. Цилиндрический кусок горной породы, или керн, образовавшийся от сверления круглым сверлом.

Выхаживать. Вытаскивать обратно из шахты, из-под земли.

Гора. 1. Рудник, место горных работ по добыче руды или строительного камня, хотя оно и находится на ровной, негористой местности.

2. Рабочие «горы» — рудника, каменоломен. «Гора, конечно, в обиде, что крична большину берёт» (П. П. Бажов, Марков камень).

Горные пуговицы. Форменные металлические пуговицы, присвоенные горному ведомству, чины которого до последней четверти XIX столетия в отношении формы были приравнены к военному ведомству.

Девка. Лом весом от семи до двенадцати пудов, употребляемый при добыче горнокаменных пород.

Душная шахта. Шахта, содержащая вредный для человека газ, или «дух».

Забой. Место непосредственной добычи полезного ископаемого.

Забойщик. Рабочий в шахте, занятый добычей полезного ископаемого: руды, угля, камня и пр. «Родитель мой из забойщиков был. На казённом руднике с молодых лет руду добывал» (П. П. Бажов, Рудяной перевал).

Каменная куделя. Асбест. «Печатают, а того не знают, что Акинфий Демидов чуть не сотней годов раньше Наполеона жил, а про этого Акинфия рассказывают, что поделками из каменной кудели он весь Дворец царский удивлял» (П. П. Бажов, Шёлковая горка).

Красная девица. Значение из выдержки: «В горницах колхозников Соль-Илецкого района можно зачастую встретить в виде украшений блестящий прозрачный камень, которому дано поэтическое название: «Красная девица». Попав в руки научных сотрудников Оренбургского отделения Куйбышевского научно-исследовательского института строительных материалов и сооружений, камень получил новое название и назначение. Его толкли, мяли, прессовали, брали анализы, и теперь камень выглядит по-новому: из него сделаны отличные гипсовые плитки, назначение которых служить строительными материалами. Плитки имеют красивый белый цвет и крепость цемента» (Б. Иванов. Камень «Красная девица», «Оренбургская коммуна», 26 августа 1935 г.).

Кровля. Толща горной породы, лежащая сверху вырабатываемого пространства в шахте, верхние пласты добываемого полезного ископаемого— по отношению того, что добывается. «Да я теперь... понимаю: как, скажем, с вырубовкой обходиться, как кровлю обрушить по-новому» (П. П. Бажов, Рудяной перевал).

Кроты. Значение из выдержки: «Отражались иногда и разногла­сия производственного порядка, хотя бы в обидных кличках: жженопятики (фабричные), кроты и пескомои (горнорабочие и старатели), лесовики (углежоги) и «несчастный подряд» (возчики)...» (П. П. Бажов, У старого рудника, гл. 4).

Мокрый забой. Место добычи полезного ископаемого, куда поступает много подземной воды.

Обушок. Ручное орудие наподобие кирки, которым в старину добывали полезные ископаемые. «Ну, и орудия другая, не обушок с лопатой, а много способнее», (П. П. Бажов, Рудяной перевал). «Куда обу­шок, туда и черешок». (Средний Урал, до революции).

Першинский камень. Изверженная горная порода — кварцевый порфир, месторождение которого находится на правом берегу реки Течи, близ села Першинского, Далматовского района.

Пожог. Куча железной руды, насыпанная на метровый слой дров в целях обжигания. «Началась потасовка. Били Кириллыча, бил и Кириллыч... Драка шла бесшумно, слышалось только пыхтенье, глухие звуки ударов и короткие негромкие восклицания, из которых Кириллыч понял, что его бьют за заброшенную им на пожоге руду» (П. Огарков, Кириллыч, Рассказ, Уральский современник, II, 1938, стр. 118).

Полати. Досчатый настил между звеньями спусковой-подъёмной лестницы в шахту, бывший в употреблении на некоторых рудниках даже в 1880-х гг. «Когда пришла пора двигаться дальше, новичок, поднимая ногу, чтобы ступить на первую ступень, вдруг поскользнулся на льду полатей, сорвался и полетел вниз мимо Голубева» (И. Сигов. На старом Урале. Молотов. 1944, стр. 84).

Пустяк. Пустая, не имеющая хозяйственной ценности горная порода.

Рудобой. Старое название горнорабочего, добывающего руду.

Рудокопный завод. Старинное название рудника вообще, рудничного хозяйства в целом.

Рудообжигательная горка. Место, где проводится пред­варительное обжигание железной и другой руды, прежде чем пустить её в плавку. «В 1777 году на Миасском заводе при четырёх рудообжигательных горках и стольких же медеплавильных печах работало уже более сотни человек рабочих» (П. П. Падучев, Уральская Калифорния, «Исторический вестник», IX, 1896, стр. 119).

Скоропроходчик. Рабочий или мастер быстрой проходки в горных породах при добыче полезного ископаемого.

Скрад. Бревенчатое укрытие для рабочего при взрывных горных работах.

Собака. Тачка для откатки добытой руды (см. «бегать с собакой»).

Стволовой. Рабочий, дежурящий в стволе шахты.

Ширф. Шурф, дудка, небольшая шахта. «Купца, видно жадность одолела, не постерёгся и говорит: «У мраморского разрезу, в старый ширф сбросили» (П. П. Бажов, Жабреев ходок).

ДАЛЕЕ