Вера Петровна КРУГЛЯШОВА

ЖАНРЫ НЕСКАЗОЧНОЙ ПРОЗЫ УРАЛЬСКОГО ГОРНОЗАВОДСКОГО ФОЛЬКЛОРА

Свердловск: Уральский государственный университет, 1974 г. Тираж 1000 экз.

Учебное пособие по спецкурсу для студентов филологического факультета

Седая древность при всех обстоятельствах остается для всех будущих поколений необычайно интересной эпохой.

Ф. Энгельс

Чем далее образ или ассоциация образов удерживается в предании человечества, тем более вправе мы заключить об их эстетичности.

А.Н. Веселовский

ВВЕДЕНИЕ

Устное поэтическое творчество населения горнозаводского Урала представляет собой значительную и своеобразную часть общерусского фольклора. Жанры уральского фольклора отмечены печатью бытования в мире горнозаводских общественных отношений. В их идейно-художественом содержании отразилась история горнозаводского дела, труд и быт населения, его борьба за свободу. Уральский фольклор — это преимущественно рабочий фольклор. Рабочая специфика проявилась в жанровом составе, в тематике, в идейно-художественной наполненности, в языке и стиле произведений. Изучение истории уральского фольклора способствует выявлению мировоззрения рабочего класса — от представлений крепостных рабочих XVIII века до общественно-политических, философских и эстетических воззрений пролетариата в третий период освободительного движения русского народа.

В системе жанров уральского фольклора существенное место занимают группы произведений несказочной прозы, главным образом, предания. Эти рассказы о событиях и лицах прошедших эпох составили устную летопись труда и борьбы. Каждое новое поколение знакомилось по ним с прошлым. В рассказы о давно прошедшей жизни проникала современность, влияла на отбор тем и сюжетов, на суть образов, на оценки и выводы, определяя судьбу как отдельных сюжетно-тематических групп, так и жанра в целом. На дооктябрьском Урале предания были очень распространены, бытовали в разных социально-профессиональных группах и отразили особенности материальной и духовной жизни создавшей их среды и тех слоев, которые ее питали. В преданиях отразилось характерное для уральского фольклора переплетение произведений различных национальностей — манси, коми, башкир, татар. Специфику уральского фольклора создали в значительной степени именно предания, составившие наиболее обширный пласт несказочной прозы, а не легенды и не былички. В преданиях сосредоточился и активно воспринимался каждым новым поколением позитивный исторический опыт трудового народа. Предания формировали представления людей о действительности прошлого.

В Уральском государственном университете начались с 40-х годов фольклорные экспедиции в районы Среднего горнозаводского Урала. Автор данных строк начал собирательскую работу с 1948 года, а с 1957 года и до настоящего времени осуществляет руководство экспедициями. За этот срок при наличии избирательного интереса к жанрам несказочной прозы записан обильный материал рассказов-воспоминаний, преданий, легенд, быличек, требующий своего исследования.

В последние десятилетия научное внимание к жанрам несказочной прозы стало международным. С 1959 года работает Международное общество исследователей народных рассказов (МОИНР). Внимание к «несказкам», явственно обозначившееся на первом конгрессе исследователей устной народной прозы в Тиле и Копенгагене, «...затем сосредоточилось преимущественно на преданиях... исследование преданий повсеместно приобрело значительный размах, и на повестку дня встали попытки создания национальных и международных каталогов, вследствие чего возник целый ряд теоретических и практических проблем» (В. Фойгт. Обзор деятельности международного общества исследователей народной прозы. – «Русский фольклор», т. 13, М.-Л., 1972, стр. 282). На материале преданий уральского фольклора открылась возможность помочь их разрешению.

Все эти факторы и обстоятельства определили выбор нами жанра преданий для специального рассмотрения. Задачи состоят в следующем. 1. Отобрать и систематизировать тексты преданий, записанные экспедициями Уральского университета, а также извлеченные из косвенных и прямых источников, как архивных, так и опубликованных. 2. Выявить основные тематико-сюжетные группы уральских преданий, их возникновение и развитие, их связь с представлениями горнозаводского населения. 3. Выявить процессы и идейно-художественные особенности, характерные для жанра преданий.

Нами берется для исследования горнозаводский период в истории Урала (XVIII—XX (до Октябрьской социалистической революции) вв.). Вместе с этим в работе затронуто догорнозаводское время (XV—XVII вв.) для выяснения традиций, на которых развивались предания XVIII—XX вв., и советский период в связи с вопросом о судьбе основных тематико-сюжетных групп преданий в современности.

Территориальные границы исследования связаны со Средним Уралом, на котором основным делом, определяющим своеобразие производственной и бытовой жизни было горнозаводское дело с такими его отраслями, как поисковая (горщицкая), горнодобывающая, рудообрабатывающая, чугунолитейная, железоделательная. Основное внимание уделено преданиям (по административному делению дореволюционного Урала) Гороблагодатского, Тагильского, Сысертского горных округов, Екатеринбургских горных заводов, входящих в настоящее время в состав Свердловской области. Территориальные границы определяют следующие населенные пункты: на севере - Верхотурье, на востоке - Ирбит, Камышлов, на юге — Полевской, Сысерть, на западе — Красноуфимск.

Предметом исследования являются предания. Ученые отмечают неразработанность терминологии и нечеткие представления о содержании терминов, что объясняют не только недостаточной изученностью отдельных категорий устных прозаических произведений, но и особенностями самого предмета изучения. (В.К. Соколова. Русские исторические предания. М., 1970, стр. 4-5. Доктор филологических наук В.К. Соколова, активно и плодотворно изучающая жанр преданий, является одним из зачинателей исследования преданий в советской фольклористике).

Под преданием нами понимается рассказ, в народном представлении заслуживающий доверия, о жизни в прошлые времена, о лицах, которых рассказчик не видел, о событиях, в которых не участвовал. Это рассказы о жизни, ставшей историей. Для рассказчиков предания — это повествования без выдумки, содержащие правду, услышанную от отцов и дедов. Объективно же рассматривая содержание преданий, сопоставляя его с правдой исторического факта или с историческим прототипом, можно убедиться в наличии вымысла и домысла. В преданиях содержится не история, как таковая, а народные представления об истории в широком понимании этого слова (включая историю труда). (В.П. Кругляшова. О некоторых проблемах собирания и изучения преданий. Вступительная статья к сб.: Предания реки Чусовой. Свердловск, 1961, стр. 5-6; Она же. Народное поэтическое творчество Висима. – В сб. Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка (в уральском горонзаводском поселке Висим). Свердловск, 1967, стр. 17-19).

При выявлении в работе особенностей преданий нами учитываются достижения «учения о жанрах» в современной советской фольклористике.

От рассказов-воспоминаний предание отличается большей степенью обобщения жизненного материала. В основе рассказа-воспоминания находятся события, очевидцем или даже участником которых был автор-рассказчик. Эта разновидность несказочной прозы является существенным источником для пополнения преданий. В устных рассказах о современности или о сравнительно недалеком прошлом происходит первоначальный отбор материала реальной действительности. Он осуществляется уже в самом факте рассказывания, то есть передаче впечатлений участника или очевидца другому человеку, которой предшествовал избирательный акт в сознании, психике, эмоциях рассказчика.

Из множества разнообразных жизненных впечатлений выбран материал, который, по мнению рассказчика, заслуживает того, чтобы быть рассказанным, потому что он произвел сильное впечатление на самого рассказчика или интересен и полезен другому человеку. На этой стадии может произойти отрыв повествования, ведущегося от первого лица, от лица рассказчика. Материал может стать достоянием области устного слова при определенных условиях. Они зависят от характера передающей и воспринимающей среды, от тематики рассказа. (В.П. Кругляшова. О некоторых проблемах собирания и изучения преданий, стр. 6, 8, 12). Первоначальный отбор жизненного материала и включение рассказа в сферу устного обращения, — процессы, происходящие на почве устных рассказов, делают рассказы одним из существенных источников для жанра преданий. В этой функции они фигурируют в нашем исследовании.

Своим жизненным правдоподобием предание отличается от легенды, имеющей вымысел фантастического характера. По мнению С. Н. Азбелева, в основе легенды всегда находится сообщение о чудесном, сверхъестественном, «принципиальную возможность чего невозможно допустить». (С.Н. Азбелев. Отношение предания, легенды и сказки в действительности, стр. 12-13). Термином «легенда» объединяется в современной фольклористике неоднородная группа произведений несказочной прозы. К. В. Чистов применяет его к «устным народным рассказам социально-утопического характера, повествующим о событиях или явлениях, которые воспринимались исполнителями как продолжающиеся в современности». ( К.В. Чистов. Русские народные социально-утопические легенды. стр. 6). В. К. Соколова выделяет два вида устных народных рассказов исторического содержания. I . Исторические предания. II. Предания легендарные. Ко второму виду ею отнесены «две принципиально различные группы. 1. Исторические легенды религиозного содержания. 2. Социально-утопические легенды». (В.К. Соколова. Русские исторические предания, стр. 272-273). В исследовании нами привлекаются предания с легендарными элементами.

Былички (бывальщины) — рассказы о сверхъестественных существах (демонологические рассказы) преимущественно мемораты, выступают одним из источников, питающих легендарные предания, и в этой связи затронуты в работе (в особенности, в разделе «Предания об ископаемых богатствах»).

Фольклористы, как советские, так и социалистических стран, отмечают, что весьма трудно уловить различия между жанрами несказочной прозы, так как «их эстетическая функция значительно менее отчетлива и художественные признаки этих жанров не столь формализованы (как в группе сказочных жанров — В. К.) и для исполнителей не столь существенны». (К.В. Чистов. Проблема категорий устной народной прозы несказочного характера, стр. 18). Исследование преданий затруднительно и в связи с реальной сложностью предмета изучения и в связи с состоянием источников.

До Великой Октябрьской социалистической революции народное поэтическое творчество горнозаводского Урала собиралось и изучалось несистематично. Этнографы и фольклористы официальных направлений дореволюционной науки считали носителем фольклора крестьянство отдаленных областей, не затронутое еще «губительным» влиянием города и фабрики. Они проходили мимо фольклора промышленного Урала, полагая, что в нем нет идейно-художественной специфики. Общие установки буржуазно-дворянской фольклористики определили характер публикаций уральского фольклора в общерусских сборниках XIX — начала XX вв. Опубликованные произведения свидетельствовали о связи уральского фольклора с общерусским, преимущественно крестьянским, но мало способствовали выявлению горнозаводской народно-поэтической традиции. (См. публикации уральского фольклора в сборниках П.В. Киреевского, А.Н. Афанасьева, П.Н. Рыбникова, А.И. Соболевского, Д.Н. Садовникова, Е.Н. Елеонской и др.). Значительную роль в деле собирания сыграло созданное в 70-х годах XIX в. в Екатеринбурге Уральское Общество любителей естествознания (УОЛЕ), разносторонне изучавшее Урал. В «Записках УОЛЕ» большое место отведено фольклорным материалам в записях Н. Булычева, П. Вологодского, П. Некрасова, П. Первушина, П. Шилкова, В. Яркова и других. Фольклорно-этнографический архив УОЛЕ является в настоящее время одним из источников для изучения фольклора дореволюционного Урала. (ГАСО, ф. 101, УОЛЕ). Характер времени и особенности личности собирателей (среди которых немалое место занимали представители духовенства) наложили свою печать на публикации УОЛЕ: в них представлены обрядовые песни (преимущественно свадебные), лирические внеобрядовые, в меньшей степени — частушки, пословицы, загадки. Корреспонденты УОЛЕ работали не на «главной улице» уральского народного поэтического творчества. Фольклорные материалы проникают в местную и центральную периодическую печать. Наиболее часто они встречаются на страницах «Пермских Губернских Ведомостей» (1838—1917 гг.) в записях В. Шишонко, И. Змеева, А. Зырянова и других. Этнографические статьи и очерки публикуют И. Белов, Н. Булычев, П. А. Вологдин, М. Кириищикова, А. Серебренников и другие. Именно в материалах этнографического характера появились первые образцы фольклора мастеровых — крепостных рабочих XVIII и XIX вв.

Характерные для Урала жанры несказочной народной прозы— предания, легенды — проникли в дооктябрьское время в сочинения исторические, археологические, географические и литературные в виде «вкраплений», фрагментов или пересказа. (Из наиболее ранних косвенных источников укажем некоторые: Летопись сибирская. Изд. с рукописи XVII в. Г. Спасским. СПб., 1821; Дневные записки путешествия доктора и Академии наук адъюнкта Ивана Лепехина, 1768 и 1769. В 4-х ч. СПб., 1771-1805 (о Пермской губернии во 2 и 3 частях. – В.К.); D . Johann Georg Gmelins Reise durch Sibirien . Gettingen , 1752 (сведения об Урале в 1 и 4 томах); Н.С. Попов. Хозяйственное описание Пермской губернии сообразно начертанию Санкт-Петербургского вольного экономического общества, сочиненное в 1802 и 1803 гг. в Перми. Пермь, 1804; О древних вещах, найденных в Гумешевском руднике. Соч. Гр. Спасского. – «Сибирский вестник», 1823, ч. 22 и др.). В «чистом» виде опубликованы не были. К уральскому фольклору как к историческому источнику и свидетельству народного миропонимания обращались А. С. Пушкин, В. И. Даль, Ф. М. Решетников, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Вас. Ив. Немирович-Данченко, А. А. Кирпищикова и другие. Произведения Решетникова и Мамина-Сибиряка буквально насыщены фольклором различных профессиональных групп уральских рабочих. (В.П. Кругляшова. Основные итоги и проблемы изучения уральского фольклора. – В сб.: Вопросы литературы. Материалы научной филологической конференции, посвященной 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Свердловск, 1969, стр. 75-96. О состоянии дооктябрьских источников см.: Она же. Материалы к историографии уральской несказочной прозы о пугачевском восстании. – В сб.: Наш край. Свердловск, 1971, стр. 252-260).

Прямых источников уральских преданий от дореволюционного времени мало и (некоторые из них к тому же литературно обработаны. (Т. Толычова. Предания о Демидовых и демидовских заводах. – «Русский архив», 1878, кн. 2. Примером источника, в котором повествовательные жанры не обработаны, являются записные книжки Д.Н. Мамина-Сибиряка. См. Б.Д. Удинцев. Фольклор в записных книжках Д.Н .Мамина-Сибиряка. Свердловск, 1966, стр.42-47). Косвенные источники весьма разнообразны и сгруппированы нами следующим образом: 1) историко-географо-экономические (летописи новгородские, сибирские, уральские, общерусские, труды о горнозаводском деле, о событиях гражданской и военной истории: описания, «дневные записки» путешественников (в том числе иностранцев) по Уралу и Сибири; хозяйственные (экономические) описания местностей Среднего горнозаводского Урала); 2) лингво-этнографо-литературные (лексиконы, рассказы, повести, романы).

В чем же состоит методика выявления преданий из косвенного источника, что нами бралось в соображение при этом? Прежде всего, учитывался способ введения рассказа в контекст. Введение осуществляется с помощью слов: «рассказывали», «как говорили», «слышали, что говорили», «передавали» и т.п. Учитывались обстоятельства рассказывания или, иными словами, внешняя обстановка рассказывания: кто, где, когда рассказывал.

Принимались во внимание специфические особенности фольклора как искусства устного, звучащего слова, переломившиеся в жанре преданий. Например, такая особенность, как повторяемость тем сюжетов, мотивов. В одном случае, сюжет или мотив, уже известный как фольклорный, встречается в источнике без явных указании на его фольклорность. Здесь критерием отбора будет совпадение содержания (аналогия может быть как полной, так и частичной; может встретиться и не аналогия, а такая степень похожести, как схождения в отдельных мотивах, но и этот момент должен привлечь внимание).

В другом случае, сюжет или мотив, неизвестный как фольклорный, встречается неоднократно в косвенных источниках. Тогда приходит на помощь знание особенностей жанра преданий: тематики, принципов типизации. Наличие преувеличений свидетельствует о том, что данный материал вошел или начинает входить в круг представлений, составляющих предмет отображения в народной несказочной прозе. Необходимо учитывать особенности фантастики, в реальность которой верят.

Выявлению преданий в немалой степени способствует выяснение источников, из которых материал попал в данный косвенный источник: так, немецкий писатель и путешественник Сигизмунд Герберштейн в третьем десятилетии XVI в. брал материал в свои «Записки о Московитских делах» из «Дорожника» конца XV века, а в «Дорожник» сведения об Урале, о дорогах в Сибирь попали из устных рассказов (охотников, сборщиков дани, торговцев). (Барон Сигизмунд Герберштейн. Записки о Московитских делах (впервые изданы в 1549 г.); Павел I ов i й Новокомский. Книга о Московском посольстве (впервые вышла в свет в 1525 г.). Обе книги переведены, подготовлены к печати и изданы в одном переплете А.И. Малеиным. СПб, 1908). Еще пример: итальянскому писателю XVI в. Павлу I овию Новокомскому материалы, содержащие мотивы и сюжеты уральских преданий, стали известны от Дмитрия Герасимова, русского посла в Риме, а он черпал их из письменных новгородских источников и из устной традиции новгородской земли. (М.П. Алексеев. Сибирь в известиях западно-европейских путешественников и писателей XVIII - XVII вв. Изд. 2-е. Иркутск, 1941, стр. 91 и далее). В фольклорной же традиции новгородской земли уральские сюжеты и мотивы (предания в целом) встречались вследствие того, что спорадические отношения Новгорода с Уралом, Зауральем начались раньше, чем отношения какой-либо другой области Древней Руси с Уралом. У Новгорода был специальный интерес к этой земле. Новгород «открывал» Урал для Руси так же, как несколькими столетиями позднее Урал будет «открывать» Сибирь для всей Московии.

Весьма важно учитывать специфику общественной жизни, общественных веяний конкретной исторической эпохи, народных представлений, чаяний и ожиданий. А также — очередные задачи, стоящие перед обществом и требующие решения. Совершенно необходимо знание социальной структуры общества.

Таким образом, для выявления преданий учитывался сложный комплекс признаков: текстологических, фольклорной в целом и жанровой в частности специфики, источниковедческих (с учетом миграции фольклорных рассказов), общественно-исторических, социологических.

В процессе собирания материала, составившего предмет изучения, были просмотрены некоторые фонды архивов: ГАСО (Свердловск), НТГА (Нижний Тагил), ЦГАЛИ (Москва), архив Гослитмузея (Москва), РГО (Ленинград), рукописного отдела государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).

От советского времени располагаем прямыми источниками—сборниками. Но самую большую, основную группу материалов дооктябрьской эпохи составляют записи преданий, сделанные фольклорными экспедициями Уральского университета им. А. М. Горького (Свердловск), хранящиеся в фольклорном фонде кафедры русской и зарубежной литературы и частично опубликованные.

С 1948 года предания записывались нами в следующих населенных пунктах Урала (Обследовалась преимущественно Свердловская область, поэтому в перечне она не обозначается. Соседние области указываются) :

1948 г. — Пышминский район: пос. Пышма, д. Печеркино; г. Невьянск.

1949 г. — г. Невьянск, д. Кунара, Шайдуриха, с. Аятка; г. Верхотурье, Новая Ляля, пос. Павда, Кытлым, Тылай, д. Растес, пос. Старая Ляля; г. Нижний Тагил.

1950-1951 гг. — г. Нижний Тагил (совместно с экспедицией института этнографии им. Миклухо-Маклая АН СССР, руководитель В. Ю. Крупянская).

1956—1957 гг. — г. Нижний Тагил ( на основе опыта и материалов экспедиций 40-х и первой половины 50-х годов написано пособие: В.П. Кругляшова, В.В. Кукшанов. Изучение истории родного края. Методическое пособие для учителей по сбору сведений о материальной и духовной жизни трудящихся Урала. Свердловск, 1957. См. также: В.П. Кругляшова и В.В.Кукшанов. Собирание народно-поэтического творчества на Урале. – «Русский фольклор», т.4, М.-Л., 1959, стр. 426-432).

1958 г. — Кушвинский район: г. Кушва, пос. Баранча, д. Кедровка, Ослянка, Серебрянка.

1959 г. — Экспедиция по реке Чусовой. Пригородный район г. Нижнего Тагила, Шалинский и Кыновской районы: с. Чусовое, пос. Висимо-Уткинск, д. Мартьянова, Волегова, с. Илим, д. Сулем, Усть-Утка, Кашка, Харенки, Еква, Пермякова, Усть-Серебрянка, Кисели, Копчик, Усть-Койва, пос. Кын. (Материалы экспедиции вошли в сборник «Предания реки Чусовой»).

1960 г. – Пригородный район: д. Б. Лая и М. Лая, пос. Висим; Челябинская область: г. Златоуст, Сатка.

1961 г. — Пригородный район: пос. Черноисточинск, Висимо-Уткинск; БАССР: г. Белорецк, поселки Верхний Авзян и Нижний Авзян.

1962 г.- г. Невьянск, д Аятка; пос. Висим; Сысертский район: пос. Мраморский, д. Косой брод; г. Полевской.

1963 г. — пос Висим; г. Алапаевск; Тугулымский район: пос. Заводоуспенка; Шалинский район: пос. Старая Утка; г. Полевской.

1964 г. — пос. Висим (см. сборник «Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка») ; Алапаевский район: поселки Нижняя Синячиха и Верхняя Синячиха; Сысертский район: г. Сысерть, д. Курганова и Полдневая; г. Полевской.

1965 г. – г. Серов. Экспедиция по реке Сылве; Шалинский район: пос. Шаля, д. Шигаева, Старая Утка, Ижболда, Тепляки, Урмы, пос. Шамары; Пригородный район: пос. Черноисточинск. (Материалы Сылвенской экспедиции частично вошли в статью: В.П. Кругляшова. Фольклорная экспедиция как средство эстетического воспитания. – В сб.: Эстетическое воспитание учащейся молодежи. Материалы зональной конференции по эстетическому воспитанию учащейся молодежи в Свердловском пединституте. Свердловск, 1966).

1966 г. - г. Березовский, Нижняя Салда; пос. Махнево и населенные пункты Махневского района; г. Нижний Тагил (совместно с экспедицией института этнографии им. Миклухо-Маклая АН СССР - руководитель Н. С. Полищук).

1967 г. – г. Полевской, Нижняя Салда, Красноуфимск; Гаринский район: поселки Сосьва, Гари, Пелым. (Материалы экспедиций середины 60-х годов вошли в статью: В.П. Кругляшова. Самоцветы живого слова. – «Урал», 1968, № 7. Материалы экспедиций в Красноуфимск содержатся в статье: В.П. Кругляшова. Топонимические предания Среднего Урала. Находится в печати).

1968 г. — Режевской район: г. Реж, с. Глинское, д. Клевакино, с. Арамашка, деревни Ощепкова, Жукова, Миронова; г. Верхний Тагил, Михайловский. Населенные пункты Нижнесалдинского района: деревни Акинфиева, Северка.

1969 г. — Населенные пункты по реке Туре: г. Верхотурье, Туринск, села и деревни вокруг городов. (О результатах фольклорной экспедиции в Верхотурье и Туринск см.: В.П. Кругляшова. Свердловская облатсь. Результаты экспедиций 1969 г. – «Русский фольклор», т. 13. М.-Л., 1972, стр. 273-274).

1970 г. — Пригородный район: д. Мурзинка; Невьянскии район: деревни Шайдуриха, Шурала, Конева; Кушвинский район: пос. Верх-Баранча, деревни Кедровка, Ослянка, пос. Серебрянка; г. Тавда.

1971 г. — г. Нижняя Сысерть, пос. Верхняя Сысерть; г. Каменск-Уральский и населенные пункты вокруг него.

1972 г. — г. Верхотурье; Камышловский район: села Квашнинское, Галкино, Солодилово.

1973 г. — г. Полевской; д. Палкино. Села Камышловского района: Квашнинское, Галкино, Солодилово. (В руководстве экспедиционными группами принимали участие: канд. филологич.наук, доценты В.В. Кусков, А.К. Базилевская; аспиранты, ныне канд. филологич. наук В.В. Блажес, доцент Е.И. Дергачева-Скоп, преподаватель УрГУ Т.Н. Мыслина, студенты-члены фольклорного кружка УрГУ (ныне преподаватели школ) Э.А. Ахаимова, Н.Н. Полубоярских, Р.В. Рымарь, В.П. Завьялова, В.В. Третьякова, В.А. Демина).

В экспедиционной работе мы стремились к возможно более тщательному фольклорному обследованию населенных пунктов, применяя для этого различные приемы. Делая обзор экспедиционной работы в стране за последние десять лет, сотрудник сектора фольклора ИРЛИ АН СССР В.в. Митрофанова отметила эти особенности наших экспедиций: «Фольклор рабочих поселков Урала изучают студенты государственного университета в Свердловске под руководством В.П. Кругляшовой. По методике эти экспедиции приближаются к стационарным. В ряде экспедиций обследуется один населенный пункт: изучается историческое прошлое, экономика, быт и культура села, записываются образцы устного народного творчества. Полученные материалы проверяются повторными записями. Работа этого университета отражает поиски собирателями новых форм экспедиционной работы.

Маршрутные экспедиции с целью простого собирания материала, записи произведений народного творчества перестают удовлетворять научную общественность. Все больше и больше голосов раздается в защиту стационарного метода наблюдения за жизнью фольклора. Делаются попытки осуществить этот метод, хотя для выездных экспедиций научно-исследовательских институтов и учебных заведений осуществление его связано с большими трудностями. Возникает необходимость неоднократных поездок в одно и то же место, проверки и уточнения полученных результатов». (В.В. Митрофанова. Экспедиционная работа за последние десять лет. – «Русский фольклор», 9. Проблемы современного народного творчества. М.-Л., 1964, стр. 220-221).

Материалы экспедиций составили фольклорный фонд кафедры русской и зарубежной литературы Уральского государственного университета (г. Свердловск). О результатах фольклорных экспедиций нами систематически сообщалось на итогово-экспедиционных сессиях института этнографии АН СССР, материалы экспедиций использовались в докладах на всесоюзных и республиканских фольклорных конференциях.

Выявленные из косвенных и прямых источников как опубликованных, так и архивных, собранные в экспедициях предания требуют классификации.

При изучении любого фольклорного жанра вопросы классификации выступают в качестве основных. В стремлении к истинному познанию научно обоснованная классификация является на определенном этапе изучения итогом сделанного, показателем степени изученности природы и истории жанра и вместе с тем обязательной основой для дальнейших штудий, тем инструментом в руках исследователя, который поможет глубже, точнее вскрыть материал.

Советская фольклористика в настоящее время подошла к выяснению вопроса о собственно эстетическом содержании и о художественной форме жанров народной несказочной прозы: преданий, легенд, быличек. В связи с углублением наших представлений о жанрах несказочной прозы продолжаются, и даже более настойчиво, чем в предыдущие десятилетия, поиски научных классификационных систем. В этом стремлении советские фольклористы смыкаются с зарубежными.

Итогом сорокалетней работы ученого Марбургокого университета Герхарда Гейльфурта и его ассистентки Ины Марии Греверус явилась книга «Горное дело и горняк в легендарных преданиях народов средней Европы, говорящих на немецком языке». Первый том «Источники» вбирает 1210 текстов с двумя введениями и основательными примечаниями. По мнению составителей, реализованному в книге, необходимыми и достаточными единицами классификации текстов являются единицы — тема, тип, мотив (под типом понимается тип сюжета).

Выделены темы:

А. Находка (обнаружение) и начало работы рудника (стр. 217).

В. Явления под и над землей (стр. 331).

С. Помощь духов горнякам (стр. 393).

D. Предостережения и осмотрительность (стр. 448).

Е. Чудесное описание и поддержка (стр. 493).

F. Наказание за нарушение правил поведения в шахте (стр. 535).

G. Фривольные поступки и расплата за них (стр. 590).

Н. Закат горного дела и его причины (стр. 668).

J . Покинутый рудник как ужасное место (стр. 714).

К. «Венецианцы» - таинственные забойщики и Findez (находители и открыватели) (стр. 732).

L. Богатство гор и вод (стр. 842).

М. Недоступные и исчезнувшие сокровища. Тема реализуется в сюжетах. Выделен типовой сюжет, а затем конкретные сюжеты. Так, тема А «Находка» (обнаружение) и начало работы рудника содержит следующие типы сюжетов:

1. Мифологическое объяснение находки рудника (№ 1 — 20, стр. 217—235).

2. Указание находки искателями сокровищ и странствующим народом (№ 21—32, стр. 236—242).

3. Указание находки святыми и монахами (№ 33-38, стр. 242—245).

4. Указание находки через сон (№ 39—59, стр. 246—260).

5. Пророчества и приметы находок (№ 60—73, стр. 261—273).

6. Случайные находки животными (№ 74—94, стр. 273—285).

7. Случайные находки на месте пожаров (№ 95—107, стр. 286—297).

8. Находки лежащих на поверхности и случайно обнаруженных полезных ископаемых (№ 108—128, стр. 297—312).

9. Находки через горняцкие Hoffung и доверие к богу, через образы основателей (№ 129—146, стр. 313—330).

Тема D «Предостережение и осмотрительность» включает такие типы сюжетов:

1. Горный дух появляется как предостерегатель и вестник несчастья.

2. Предостерегающие знаки горного духа.

3. Предостерегающий возглас (клич).

4. Предостережения через зверей.

5. Видения и знаки при несчастьях.

В свою очередь тип сюжета объединяет предания на этот сюжет (варианты внутри типа сюжета). Тематический принцип классификации преданий утверждает Г. Бурде-Шнайдевинд (ГДР), изучающая исторические предания, и чешские фольклористы, в частности, Л. Поурова исследующая местные предания и легенды. (С.Н. Азбелев. Проблемы международной систематизации…, стр. 181).

Собственно говоря, и будапештский проект основных рубрик общеевропейского каталога создан по тематическому принципу. Он реализован уже в четырех основных разделах, предложенных составителями:

I. Этнологические и эсхатологические легенды и предания.

II. Исторические и культурно-исторические предания.

III. Сверхъестественные существа и силы (мифические).

IV. Мифы о богах и героях.

Тематический принцип реализован далее и в рубрикации II и III разделов:

II раздел:

А. Возникновение населенных мест и предметов культуры;

В. Сказания, связанные с местностями;

С. О ранней истории;

D. Войны и катастрофы;

Е. Выдающиеся личности;

F. Выступления против порядка;

III раздел:

А. Судьба.

В. Смерть и умершие;

С. Нечистые места и привидения;

D. Переселения духов и их борьба;

Е. Пребывание на том свете;

F . Духи природы;

С. Духи населенных мест.

Н. Превращенные;

I . Черт;

J. Демоны болезней и болезни.

К. Люди, обладающие сверхъестественными способностями и силами;

L. Мифические животные и растения;

М. Клады.

Первый и четвертый разделы были оставлены пока без рубрикации.

Тематический принцип классификации преданий характерен и для исследований советских фольклористов, в частности, для научно обстоятельной монографии В. К. Соколовой, в конце которой содержится приложение «Примерные схемы классификации русских исторических преданий». (В.К. Соколова. Русские исторические предания. М., 1968, стр. 275-287). Как отметил С.Н. Азбелев, они «в сущности представляют собой конкретную и весьма детальную разработку на русском материале почти всего второго раздела схемы ос. новных рубрик общеевропейского каталога преданий и легенд, выработанных международным совещанием в Будапеште в 1963 году». (С.Н. Азбелев. Рецензия на книги В.К. Соколовой «Русские исторические предания» и А.И. Лазарева «Предания рабочих Урала как художественное явление». – «Русский фольклор», т. 13. М.-Л., 1972, стр. 291).

Попытки классифицировать предания имели место в советской фольклористике уже в 30-е годы, к которым относится начало научного изучения этого жанра. (Сводка материалов по вопросу о классификации преданий в советской фольклористике имеется в работе С.Н. Азбелева «Отношение предания, легенды и сказки к действительности (с точки зрения разграничения жанров) и в работе А.И. Лазарева «Предания рабочих Урала как художественное явление». Челябинск, 1970, стр. 62-66). В последние годы уральским фольклористом А. И. Лазаревым была предпринята попытка эстетической классификации преданий. Надо признать, что она не вполне удалась. Систематизация преданий сделана по их познавательной роли и не проливает свет на их художественно-эстетическое начало. Исследователь полагает, что он учитывает эстетические запросы уральских рабочих, когда объединяет предания в четыре группы: топонимические, генеалогические, социально-утопические, демонологические. А в действительности это историко-познавательные запросы: 1. Почему так называется? 2. Откуда я (мы) и как все это произошло? (Здесь, кстати, неясно, что «все это»? — В. К). 3. Кто мой враг и друг? В чем мое (наше) спасение? 4. Что это? (О чудесных и непонятных явлениях). (А.И. Лазарев. Предания рабочих Урала..., стр. 67).

Вместе с тем, работа А. И. Лазарева имеет значение как попытка продвинуть научно-перспективную проблему художественности преданий. С. Н. Азбелев прав в своей рецензии, выявляя небрежность автора в документации и некоторую неосведомленность в источниках (С.Н. Азбелев. Рецензия…, стр. 292-293) , но вряд ли прав, не высказав свое мнение по сути затронутых в книге вопросов.

Тематическая класификация преданий опирается на природу этого жанра. Предания — это разновидность эпического искусства, экспрессивно-изобразительного. В них изображаются люди и события и через изображение оцениваются — утверждаются или отвергаются, восхваляются или порицаются. Информативная функция преданий очевидна. Но выполнить свою информативную роль предание могло и может только потому, что информативный аспект сочетается в природе преданий с аспектом эстетическим. Отрывать один от другого — значит насильственно препарировать идейно-художественную целостность преданий. В связи с этим нам представляется вполне оправданным тематический принцип классификации преданий, но с обязательным подключением к тематической класификации психолого-эстетических критериев.

Проблему эстетического начала в фольклоре как в искусстве устного, звучащего слова успешно разрабатывает Н. И. Кравцов (и кафедра фольклора Московского государственного университета под его руководством) (Фольклор как искусство слова. Сб. статей. МГУ, 1966; Вопросы жанров русского фольклора. Сб. статей. МГУ, 1972. Находится в печати сборник «Эпитет в русском фольклоре», готовится к печати сборник «Сравнение, метафора, символ») . Представляются правильными следующие утверждения исследователя: «Все свои функции фольклорные жанры в состоянии выполнить лишь постольку, поскольку в них развиты эстетические качества: только они даюч возможность и обрядовой песне служить обряду, и заговору выражать эмоции и выполнять его назначение. В современной фольклористике, где справедливо подчеркивается многообразие функций фольклорных жанров, явно недооценивается значение эстетического начала в них: лишь то, что фольклор является искусством, т. е. то, что он в состоянии с большой силой выражать и возбуждать эмоции и передавать особенности изображаемых явлений действительности, дает ему возможность служить многообразным целям». (Н.И. Кравцов. Проблемы славянского фольклора. Сб. статей. М., 1972, стр. 88-89).

Наши многолетние наблюдения над бытованием преданий среди горнозаводского населения приводят к выводу, что в процессе живой передачи рассказчик стремится убедить слушателя (или слушателей) в достоверности рассказываемого, внушить им уважение к рассказам, пришедшим из древности или, напротив, высказать свое несогласие с традиционными представлениями. Ему хочется вызвать в слушателях то же отношение к событию или лицу, ту же оценку их, какие разделяет он сам. К этому присоединяется стремление заинтересовать слушателей, увлечь их рассказом. Это психологическое состояние рассказчика реализуется в идейно-художественных особенностях преданий. Жанровая специфика их проявляется в процессе живой передачи на граня рассказывания-восприятия. Хороший рассказчик использует средства устного слова, фольклорную образно-стилевую традицию для того, чтобы выразить свою оценку, свои мысли, идеи. Подобное отношение к народным представлениям о прошлом и обусловило, на наш взгляд, сохранение преданий в веках. В иных обстоятельствах их жизнь в устной традиции не была бы долговечной. (В.П. Кругляшова. Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка…, стр. 18).

Психолого-эстетические начала проявляются в преданиях как в отборе жизненного материала, так и в реализации его в сюжете и образах. Надо сказать, что этим вопросам—принципам отбора и средствам воплощения жизненного материала в преданиях — в нашей науке не уделялось специального внимания. Существующие по вопросу о предмете изображения в преданиях утверждения довольно общи, как, например, следующее: «...в легендах и преданиях окружающая человека действительность отражалась и осмыслялась во всем ее разнообразии, в них освещены все привлекавшие внимание явления природы и общественной жизни». (С.Н. Азбелев. Отношение предания, легенды и сказки к действительности, стр. 6). Если действительность отражается в преданиях во всем ее разнообразии, то предмет изображения в них безграничен.

Когда при изучении .мы начинаем «выстраивать» предания в последовательности их возникновения и активного бытования, то обнаруживаем, что они отражают не все многообразие жизни, а отбирают материал из действительности. Отбор жизненного материала осуществляется на основании общественных запросов, в которых значительную роль играют эстетические представления (точнее, психолого-эстетические). Предания — это рассказы о прошлом, и из прошлого как бы отбираются те факты и события, те люди, которые отмечены печатью возвышенного или низменного в представлениях «отбирающей» среды. (Здесь нами использованы некоторые положения из книги Г.Н. Поспелова «Эстетическое и художественное». МГУ, 1965). По природе своей возвышенное и низменное таковы, что о них люди могут судить и вне непосредственного их восприятия, не являясь их свидетелями. (Там же, стр. 158). Названная особенность предмета изображения определяет жанровое качество преданий — это рассказы о таких событиях и лицах, участником, свидетелем, современником которых рассказчик не был. При анализе последних правомерно пользоваться такими эстетическими критериями (категориями), как «положительное и отрицательное эстетическое достоинство» (или «прогрессивная и регрессивная превосходность»). (Термины Г.Н. Поспелова).

При изучении истории уральских преданий нами предпринята тематическая классификация, выделение же тематических групп опирается на психолого-эстетические начала народных представлений, категорию социально-историческую. Подобная классификация дает возможность выявить специфику преданий как движущегося жанра фольклора в таких компонентах, как предмет изображения, тематика, сюжетика, персонажи (образы), функция.

Прежде всего, нами выделены те сферы жизни, из которых берут материал предания и которые определяют тематическую их направленность: это труд (горнозаводское дело); борьба за социальную свободу; освобождение новых земель. В связи с этим в работе имеются три больших раздела:

I . Предания о новых землях и народах.

II. Предания о труде, о горнозаводском деле.

III. О борьбе за социальную свободу.

Внутри каждого раздела содержатся тематические группы преданий, они определяют главы работы.

Раздел I. Глава 1 — Тема Сибири и ее народностей в повествованиях XV—XVII в.

Глава 2 — О чуди.

Раздел II . Глава 3 — О богатстве уральских недр.

Глаза 4 — Тема богатырей-силачей в преданиях.

Глава 5 — О заводчиках Демидовых.

Раздел III. Глава 6 — Тема ссыльных, беглых, и «разбойников» —«вольных людей».

Глава 7 — Предания о Ермаке и Пугачеве.

Заключение — О жанре преданий.

В свою очередь, в главах выделены подтемы, которые реализуются в конкретных типах сюжетов и сюжетах и мотивах. При выявлении тем, подтем, сюжетов, мотивов подключаются психолого-эстетические критерии. Необходимо учесть, социальные и эстетические представления какой среды выражают предания, какого времени, какой социально-професоиональвой группы, какова их функция.

Существенное место в нашей работе занимает систематизация материала по сюжетам и мотивам. Методико-методологические принципы анализа преданий достаточно сложны и окончательно еще не установлены. Нам бы хотелось сочетать этнографический подход к преданиям с фольклорно-морфологическим. (О правильности и научной перспективности подобного подхода см.: К.В. Чистов. Проблема категорий устной народной прозы несказочного характера, стр. 18). К. В. Чистов отмечает, что «и морфологическое изучение этой группы жанров (несказочной прозы. — В. К.) сопряжено с большими трудностями, которые не возникают при анализе сказки». (Там же).

Действительно, в нашей фольклористике очень скупо говорится о морофологичеокой структуре преданий. Специально этот вопрос не изучался. Методико-методолгические аспекты его исследования в последнее время несколько прояснились, но все еще не разработана терминология, нечетки представления о «сюжете», «мотиве» в применении к преданиям, нет историко-фольклорных штудий морфологического характера на материале преданий. Замечания о структурных единицах преданий разбросаны по страницам исследований (работы К.В. Чистова, С. Н. Азбелева, В. К. Соколовой). Морфологическое изучение преданий при всей трудности подобного анализа этого жанра стоит сейчас в качестве одной из основных задач. Трудности, по мнению исследователей, состоят в следующем: а) предания не выделяются четко из потока бытовой прозы; б) не осознаются ни исполнителями, ни слушателями как художественные произведения; в) имеют много разновидностей, которые отвечают разным потребностям и выполняют разные функции. (Там же, стр. 13-26). В данной работе сделана попытка приблизиться к морфологическому изучению преданий. В связи с этим были предприняты поиски структурных единиц, возможных и достаточных для раскрытия особенностей предания в его текставой форме (зафиксированной на письмe). Индуктивный способ изучения показал, что такими единицами являются сюжет и мотив.

Эти понятия не новы в фольклористике не только в теоретическом, но и в структурном плане. А. Н. Веселовский применительно к преданиям и легендам, В. Я. Пропп применительно к сказкам уже ввели их в научный обиход. (А.Н. Веселовский. Историческая поэтика. Л., 1941, стр. 494, 495, 500, 501, 5005; В.Я. Пропп. Морфология сказки. Изд. 2-е. М., 1969) . Советские фольклористы (В. Я. Пропп, В. М. Жирмунский, В. Е. Гусев, К. В. Чистов) вычленили научно состоятельные мысли Веселовокого из его в целом идеалистической концепции. В. Я. Пропп отметил, что мотив может варьировать, что он разложимая единица, состоит из элементов и что таким образом акт творчества связан не только с сюжетом, но и с мотивом. (В.Я. Пропп. Морфология сказки, стр. 24,25, 103) . К. В. Чистов доказательно отверг тезис Веселовского о том, что на почве мотивов нельзя ставить вопрос о заимствовании. (К.В. Чистов. Легенда об избавителе и проблема повторяемости фольклорных сюжетов, стр. 36-59). Позитивное содержание имеют рекомендации С. Н. Азбелева для выявления понятия «сюжет» применительно к преданиям. (С.Н. Азбелев. Международная систематизация преданий и легенд, стр. 192-195).

С нашей точки зрения, сюжету в преданиях свойственны следующие качества:

а) наличие коллизии — столкновения, противоборства, противоречия, а значит и действия (коллизия разрешается в действии или в действиях) или б) наличие ситуации, т. е. положения, состояния, обстановки, совокупности обстоятельств; констатация коллизии или ситуации большею частью оценочна. Жанр предания состоит не из одних законченных в сюжетном отношении рассказов, он структурно неоднороден. Сюжетная завершенность - не всеобщий признак предания. В составе жанра есть отрывочные, фрагментарные словесные конструкции, содержащие какую-либо часть, ступень действия или состояния (сюжет незавершенный).

Под мотивом нами понимается структурная часть сюжета, содержащая описание (устное) внешнего вида, особенности, удивительной детали, констатации признака, качества. Встречаются словесные конструкции подобного же содержания, которые не входят в состав сюжета, а зафиксированы как самостоятельно бытующие. Они рассматриваются нами как мотив, самостоятельно существующий.

Нами приняты для анализа следующие единицы: тип сюжета, сюжет (вариант сюжета, версия); мотив: а) в составе сюжета и б) самостоятельный (вариант мотива, элемент мотива).

Нами предпринята предварительная периодизация преданий. В ней учитывается обусловленность преданий «основной исторической связью для Урала — горнозаводской промышленностью» (В И. Ленин) и своеобразием народной хронологии — по событиям и лицам.

I. Предания догорнозаводокого периода. От присоединения Перми Великой к Московии в XV веке до начала уральских металлургических заводов (1 половина XVIII века). Внутри этого периода важной для судьбы преданий хронологической вехой является поход Ермака Тимофеевича в Сибирь (70-е гг. XVI века), открывший народную колонизацию Сибири.

II. Предания в период развития и укрепления горнозаводского дела на Урале. Внутри этого периода выделяем 2 этапа:

1. От упрочения военно-крепостнического режима на уральских горных заводах до Пугачевского восстания;

2. От Пугачевского восстания до объявления «воли» уральским рабочим.

III. Предания в пореформенный период: от начавшегося упадка уральской металлургии (по В. И. Ленину) до Октябрьской Социалистической революции 1917 года.

Периодизация имеет не столько организующее работу, сколько принципиальное значение: источники, а следовательно и материалы весьма своеобразны (источники от дооктябрьского периода косвенные, а это значит, что материалы не отражают фольклорную специфику жанра преданий); источники, а следовательно и материалы, распределены хронологически весьма неравномерно. Поэтому каждая глава исследования не может точно соответствовать каждому выделенному периоду в истории уральских преданий. По этой же причине — относительной скудности и своеобразию источников (и материалов) приходится пользоваться методами ретроспекции (т. е. проецировать в прошлое некоторые явления, известные по более поздним данным) и экстраполяции (т. е. находить промежуточные, неизвестные нам этапы в развитии темы, сюжета по известным из другой темы или сюжета закономерностям; или известным из преданий другой области, другого народа и другого хронологического уровня).

Вера Петровна КРУГЛЯШОВА

ЖАНРЫ НЕСКАЗОЧНОЙ ПРОЗЫ УРАЛЬСКОГО ГОРНОЗАВОДСКОГО ФОЛЬКЛОРА

СОДЕРЖАНИЕ

I . Предания о новых землях и народах

II. Предания о труде, о горнозаводском деле

III. Предания о борьбе за социальную свободу

ВВЕДЕНИЕ